Даже беглый взгляд на историю второй половины X в. показывает, что на Руси шла борьба между старыми языческими кланами, которые в случае необходимости обращались на север страны, к варягам, и той частью знати (преимущественно южной, киевской), что давно поняла необходимость реформ, которые, как мы сказали, приобщили бы тогдашнюю Русь к наиболее цивилизованным странам эпохи. К этому вели и реформы Ольги и, очевидно, Ярополка. Однако время таких реформ тогда еще не наступило. Поэтому и Владимир, победив брата и утвердившись в Киеве, поначалу должен был следовать тем, кто помог ему утвердиться на великокняжеском столе — язычникам. Летопись дает любопытные характеристики этого князя, в которых, однако, ясно видно стремление хрониста-христианина XI в. показать, как некогда закоснелый язычник, гонитель истинной веры, затем принял Святое крещение и обратил в христианство свою страну. Вместе с тем вряд ли факты, относящиеся к первым годам правления Владимира, придуманы; очевидно, они также взяты из его биографии, хотя и соответствующим образом отображены.

Завершив рассказ о победе над Ярополком, ПВЛ отмечает: «и стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждь-бога, Стрибога, Симаргла и Мокоши. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы те шли бесам и оскверняли землю жертвоприношениями своими». «Дядя же князя Добрыня направился во второй город державы Новгород и там воздвиг Перуна над Волховым».

Далее расписываются иные языческие пороки Владимира, который был ненасытен в любви к женщинам: летопись упоминает, что князь имел пять законных жен, из которых первой считалась Рогнеда, а второй была гречанка, вдова убитого Ярополка, кстати, беременная в момент гибели мужа будущим Святополком, усыновленным затем Владимиром. Но, кроме законных жен, у князя, по уверению летописи, было 800 наложниц, которых он разместил в разных окольных городках. «И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц».

Зачем летописцу были нужны такие подробности, явно не украшавшие великого князя? Возможно, и для того, чтобы таким жизнеописанием подать пример своим современникам, которые в XI в. если и не оставались официально идолопоклонниками, то, во всяком случае, еще сохраняли многие языческие обычаи.

Заметим, что список богов, составивших официальный языческий пантеон после первой религиозной реформы Владимира, включал в основном южных богов. В то же время в него не попал Белее. Очевидно, Владимир уже с самого начала имел в виду отказаться от старой практики своих предков — заморских походов, связанных с торговыми делами.

Но в самой Руси и на ее непосредственных границах Владимир стремился навести порядок. Под 981 г . летопись упоминает его войну с поляками, в итоге которой князь захватил западноволынские города Перемышль, Червень и др., «которые и доныне под Русью». Это значит, что до Владимира эти города к Руси не относились и зависели, возможно, не от поляков, а от чехов, зато к 980 г . перешли под польскую власть. Затем летопись отмечает войну Владимира с причерноморскими булгарами, подавление восстания в землях вятичей и радимичей.

Именно указания на эти действия князя дают основание утверждать, что объединение вокруг Киева восточнославянских «племен» не было устойчивым и необходимы были какие-то более действенные меры для сплочения державы.

Началось это, согласно летописи, с прибытия в Киев посольства волжских булгар, «веры бохмиче», т.е. мусульман, которое будто бы предложило князю стать почитателем Мухаммеда. Рассказ летописи и здесь сопровождается полулегендарными деталями, которые с той поры неоднократно цитируются не только специалистами. В частности, в ответ на соблазны со стороны мусульман узаконить многоженство Владимир, узнав, что их вера запрещает есть свинину и пить вино, якобы заявил: «Руси есть веселие пить, не можем без того жити!»

Затем в летописи приведен знаменитый рассказ об испытании вер Владимиром. Он, разумеется, дошел до нас в обрамлении разного рода легенд, но, возможно, имеет рациональное зерно. Последнее состоит прежде всего в том, что киевский князь действительно задумался над необходимостью принять какую-то монотеистическую религию, по своей сути укреплявшую власть единого государства. Это было тем более необходимо, что такие религии уже исповедовали почти все окружавшие Русь государства.

Еще в 962 г . крестился (от Рима) польский князь Мешко. Еще раньше христианской стала Чехия. На востоке преобладал ислам, но в остатках некогда могущественной Хазарии доминировало иудейство, последователи которого были и в Киеве: недавно найдено письмо, происходящее из иудейской общины (кагала) Киева. К тому же, роль еврейских купцов в Восточной Европе продолжала сохраняться. Даже в Скандинавии тамошние языческие конунги все больше склонялись к христианизации, и не за горами было время, когда шведские короли крестились. Разумеется, не следует преувеличивать влияние на Руси ислама, а тем более иудаизма. Можно даже сразу сказать, что Русь была обречена на христианизацию, и христианская религия пробивала себе дорогу вопреки всем препятствиям уже более ста лет. Однако все говорит за то, что Владимир был осторожным и умным политиком, который стремился прозондировать все варианты и избрать из них лучший для своего народа.

Подробно описанные летописью религиозные искания Владимира в деталях, разумеется, — плод ума позднейших христианских книжников, которые стремились доказать преимущества не только христианства как такового, но и византийской его формы. Уже это заставляет предположить, что эти рассказы сложились во второй половине XI в. после разрыва между греческой и римской церквами (1054). Вполне возможно, что инициаторами такого противопоставления двух ветвей христианской церкви стали внуки Ярослава Мудрого, а точнее — потомки его сына Всеволода, женатого на византийской принцессе (Мономаховичи). Это можно подкрепить и тем, что, например, в сказаниях о славянских просветителях Кирилле и Мефодии, включенных в самые первые разделы ПВЛ, не усматривается никакой вражды по отношению к Риму. Там, наоборот, подчеркивается благовидная роль папы Николая, который способствовал просветительской деятельности моравских братьев (и даже не препятствовал переводу Священных книг на славянский язык, что, в общем, в ту пору принято не было, особенно в Западной Европе, где каноническим текстом Библии считался латинский их перевод — Вульгата).

Иное дело иудаизм. Согласно ПВЛ, Владимир на диспуте выслушал раввина и задал ему один вопрос: где ваша земля? А получив ответ, что таковой нет, отказался вести с поклонниками иудаизмаразговор.

Наконец, рассказы летописи о зондаже великим князем «в области исламской религии могли бы быть также отброшены в сторону, если бы в нашем распоряжении не существовало апокрифического рассказа, созданного в Средней Азии и сохраненного одним источником начала XIII в. Этот источник (автор — некий Ауфи) повествует о посольстве русского князя Валдемара (здесь это имя фигурирует как титул) в Хорезм. Дата такого посольства у Ауфи, разумеется, неверна (она на пятьдесят лет старше Владимира), неверно и утверждение о принятии русами после этого ислама. Однако и в русской летописи есть упоминание о посольстве в Волжскую Булгарию, откуда киевские послы могли направиться и в Хорезм, с которым у Поволжья были давние и прочные связи. Поэтому вполне можно допустить, что Владимир направил и посольство в мусульманские страны, а таковыми могли быть именно Волжская Булгария и Хорезм. Но что его послы могли там увидеть во второй половине 80-х годов X в.? Государство Саманидов, еще недавно цветущее и сильное (а ему подчинялся Хорезм), быстро приходило в упадок и было на краю гибели. И если Владимир искал религию, способную подкрепить сильную государственную власть, то на востоке такой власти он в эти годы найти не мог — ее там, в мусульманском мире, просто не было. А вот Византия являла пример не только внутренней стабильности. Она была могущественной державой, ведшей успешную политику как на востоке (против арабов), так и на западе, на Балканах. Власть императора была почти неограниченна, и греческая церковь ее подкрепляла. К тому же, эта церковь, в отличие от римской, была, по сути дела, включена в общегосударственную систему и полностью зависела от императора.