Тут до меня доходит, что он пытается достать пистолет. Папка отброшена, листы высыпались из нее, перепачканы кровью. Неужели он выстрелит в меня?

— Сука! — кричит он. Я прячусь за стол, гремит выстрел, пуля вгрызается в стену за моей спиной. Уползать ли мне подальше или стол — моя лучшая защита? Боже, боже, что я наделал? Меня так и тянет посмотреть на него, я высовываюсь из-за стола и вижу, как его рвет, блевотина покрывает руку с пистолетом, папку, листы бумаги, ковер, спортивный костюм, а из правого глаза этого человека торчит оперение брошенного мною дротика.

Каждая минута тянется словно час, наконец я слышу, как поднимается кабина лифта, торопливые шаги, распахивается дверь в квартиру, в прихожую влетают двое полицейских с пистолетами наизготовку, видят заблеванного мужчину, привалившегося к дверному косяку, я встаю, чтобы увидеть направленное на меня дуло пистолета одного из полицейских, качаю головой и указываю на бедолагу. Он выхватывает пистолет из руки раненого. Тот не сопротивляется.

— Господи! — восклицает полицейский, увидев торчащий из глазницы дротик.

На губах сидящего мужчины появляются пузыри розовой пены.

— Вы бросили дротик?

Я киваю.

Полицейский во что-то заворачивает пистолет. В носовой платок? Другой говорит мне о том, что все, сказанное мною, может быть использовано в суде против меня, я имею право молчать, я арестован.

— Я доктор Кох, — представляюсь я. — Это моя квартира. Этот мужчина — вор. Когда я пришел, он рылся в моем бюро. Он угрожал мне пистолетом, — я замолкаю. Действительно ли он угрожал мне? Полной уверенности у меня нет. — Дротик — единственное оружие, которое было в моем распоряжении. Я защищался.

— Извините, доктор, — полицейский смотрит на кровь, блевотину, изгаженый ковер. — Мы должны отвезти вас в участок. Вы можете позвонить вашему адвокату после того, как мы вызовем машину «скорой помощи».

Я попросил Франсину подождать меня в машине.

— Я ничего не взяла почитать, — пожаловалась она.

— Я оставлю тебе ключи. Можешь послушать радио.

— Я посажу аккумулятор.

— Не волнуйся, я не задержусь. Запри дверцы изнутри. Сядь за руль. Если кто-то начнет приставать, уезжай. Когда доберешься до безопасного места, позвони по этому телефону, — я написал на клочке бумаги номер Тарбелла. — Не запоминай номер. Больше звонить по нему тебе не придется.

Тарбелл сам открыл дверь. Большая изогнутая трубка свисала из уголка его рта. Он вытащил ее, чтобы пробормотать «привет», и повел меня по длинному коридору, по обеим сторонам которого, словно часовые, выстроились закрытые двери. Лишь одна дверь была открыта — на кухню. Сидящая там женщина кивнула мне, держа в руке чашечку кофе. Его жена? Приходящая домработница? Что находится за закрытыми дверьми? В квартиру Тарбелла я попал второй раз. Я оглядел его кабинет в дальнем конце коридора. Бумаги, бесконечные бумаги, блокноты, записные книжки, на столе, стульях, полках.

— Пожар поставит крест на твоем бизнесе, — заметил я.

— Нет, — качнул головой Тарбелл. — Все важное снято на микропленку и хранится в банке.

— И материал по Брейди?

— Нет. Садись, — толстой рукой он указал на кресло, на котором лежала стопка папок. — Положи их на пол, — трехсотфунтовая махина Тарбелла опустилась на вращающийся стул. Он протянул мне двенадцать скрепленных листков. Аффидевит. — Ты увидишь, что она расписалась на каждом с двух сторон. Ее настоящие имя и фамилия Анна Костелло. Клиенты называют ее Анна Смит. Самые близкие знают ее как Анну Банан.

Из вежливости я старался показать, что слушаю его, но глаза мои уже не отрывались от аффидевита.

— Почему Анна Банан?

— Из-за одной штуки, которую она делает. Там все написано.

— В чем же она превзошла миссис Брейди?

— О Брейди на странице семь. Она называет его мистер Би.

— Как я смогу доказать, что речь идет именно о Брейди?

— Там указан его регистрационный номер в Службе социального обеспечения. [32]Анна — женщина умная.

Я просмотрел страницы семь и восемь.

— Может пригодиться? — полюбопытствовал Тарбелл.

— Людям, на которых он работает, не понравится, что у их адвоката столь экзотические сексуальные запросы. Они подумают, что он извращенец.

— На вкус и цвет товарища нет.

— Этим страницам самое место в учебнике сексопатологии.

— Дай-ка я их расцеплю. Можешь взять седьмую и восьмую страницы. Не забудь только вернуть их.

— Я бы хотел взять весь аффидевит.

— Ты платишь не за весь.

— Я бы хотел ознакомиться со всем комплексом услуг Анны, на всякий случай, знаешь ли.

— Можешь почитать здесь.

— В машине меня ждет дама.

— Прочитай здесь.

Я прочитал. С отвращением. Мне-то хотелось думать, что я придерживаюсь достаточно либеральных взглядов и ничто человеческое мне не чуждо, но, возможно, определенная часть показаний Анны не содержала в себе ничего человеческого.

— Готово, — я протянул Тарбеллу прочитанный аффидевит.

Он снял скрепку и вернул мне страницы семь и восемь. Подумав, добавил к ним первую и последнюю.

— Они могут тебе понадобиться, начало и все подписи.

Я встал. Полагаю, мне хотелось как можно быстрее выбраться отсюда.

Тарбелл протянул руку.

— Извини. Чуть не забыл, — я отдал ему конверт с деньгами. Подождал, пока он их пересчитает. Он не принадлежал к миру Уидмера, где люди доверяли друг другу.

— Между прочим, как минимум раз в год он летает в Амстердам, — добавил Тарбелл. — Любопытно, знаешь ли.

— Как ты раздобыл эти сведения?

— Другие тоже летают в Амстердам. Небольшие суммы помогают оплатить им самолет и расширяют мой кругозор.

— Тарбелл, у тебя есть досье на меня?

Могу поклясться, его щеки покраснели.

— Конечно. Маленькое.

— Как по-твоему, я могу догадаться, что в нем?

— Сомневаюсь.

— Могу я купить свое досье?

— Зачем оно тебе нужно, Джордж?

— Хочется знать.

— Выметайся отсюда, пока я не рассердился.

— Сердиться следует мне.

— Если я не буду держать под контролем всех, ко мне перестанут приходить. Все побегут к Бродерику из Нью-Рошели. Слушай, если тебе не нравится, чем я зарабатываю на жизнь, помоги мне вернуть адвокатскую лицензию.

Ссориться с Толстяком Тарбеллом мне не хотелось.

— Я все понимаю. Моя личная жизнь — твой бизнес.

Он рассмеялся.

— Отличный ты парень, Джордж, — он проводил меня до двери. — Приходи снова и поскорей.

Франсина сидела за рулем. Увидев меня, открыла дверцу и перебралась на пассажирское сиденье.

— Извини, что задержался. Пришлось кое-что прочесть.

— Накопал что-нибудь на Брейди?

— Сейчас говорить об этом не хочется. Теперь меня неделю будет воротить от секса.

Я намеревался позвонить в службу ответов от Тарбелла. Но прочитанное отвлекло меня. Поэтому я подъехал к телефону-автомату и позвонил из него.

— Вам звонил некий доктор Кох. По голосу чувствовалось, что он очень расстроен. Просил перезвонить как можно скорее, — телефонистка передала мне номер Коха. Оставалось только гадать, что там случилось. Я посмотрел на сидящую в машине Франсину. Похоже, ей уже надоело ждать меня. Я решил, что перезвоню Коху из дома.

Когда мы вошли в гостиную, я скинул пиджак, ослабил узел галстука и сел в кресло, чтобы еще раз прочитать показания Анны Банан, прежде чем упрятать эти четыре листочка в надежное место, где их случайно не нашла бы Франсина. Наверное, я придерживаюсь старомодной точки зрения: женщинам можно показывать далеко не все.

Франсина достала из холодильника лед, налила нам по бокалу виски с содовой, словно всю жизнь только этим и занималась. Действительно, ощущение было такое, словно мы прожили вместе не один год. Почему меня это беспокоило? Я не хотел, чтобы меня обслуживала женщина. Некоторые, правда, женились только ради этого. Холостяк привыкает со всем управляться самостоятельно.