— Вы шутите? — кричу я. — Меня арестовали. Я звоню из участка. Меня сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и вот-вот загонят в камеру.

— В чем вас обвиняют? — спрашивает он.

Я оглядываюсь на копа, затем шепчу в трубку:

— В изнасиловании.

— О господи, — слышится в трубке. Брейди что-то говорит тому, кто находится в кабинете, слов я не разобрал, затем вновь обращается ко мне. — Козлак, чтобы вас освободить, я должен обратиться к судье, который назначит сумму залога. В каком вы участке?

Я называю адрес, добавляю: «Поторопитесь», — и он кладет трубку.

— Мы подождем адвоката здесь? — спрашиваю я копа.

— Пошли со мной, — отвечает тот и, представьте себе, сажает меня в камеру. Жди, мол, там.

Проходит, должно быть, вечность, прежде чем кто-то появляется, парень, который выглядит для Брейди слишком молодо.

— Вы Брейди? — спрашиваю, однако, я.

— Я помощник.

— Какой еще помощник?

— Я работаю с мистером Брейди.

Помощник не проявляет никаких эмоций. Вообще трудно понять, человек он или робот. Никакого дружелюбия. Мы остаемся одни, и он задает мне какие-то глупые вопросы.

— Почему вы так суровы со мной? — спрашиваю и я.

— Я здесь на работе, — отвечает этот молодой поганец.

— Мистер Брейди знает, как вы разговариваете с людьми, которые ему платят?

— Если вас это интересует, мне наплевать, знает он или нет. Мне без разницы, кого трахает мужчина, жену, любовницу или даже мать, но я считаю, что женщин вокруг более чем достаточно и незачем их насиловать.

— Подожди, парень, — останавливаю я его. — Ты работаешь на моего адвоката. Ты знаешь закон. Я ни в чем не виновен, пока не доказана моя вина.

— Это точно.

Я бы с удовольствием свернул ему шею. Но я отвечаю на вопросы. Где я работаю, принадлежит ли мне бензоколонка, как я познакомился с этой женщиной, что я делал, что делала она, какое у меня алиби, и все в том же роде, а потом мы едем на патрульной машине к зданию суда, и какой-то коротышка, сидящий за столом, как выясняется, судья, вглядывается в мое лицо, словно пытается понять, можно мне верить или нет. Я говорю с ним уважительно, вежливо отвечаю на все вопросы, потом этот парнишка-адвокат о чем-то с ним шепчется, судья говорит, что я пустил в округе глубокие корни, не знаю, о чем это он, и объявляет, что сумма залога — десять «кусков». Десять кусков? Но у этого парня уже наготове поручитель, теперь он спрашивает меня о том, сколько я зарабатываю в год, почему у меня нет собственного дома, сколько стоит моя машина, наконец, я подписываю какие-то бумаги, и парень везет меня в контору. Что-то говорит секретарю, и та смотрит на меня так, будто сейчас плюнет мне в глаза. Потом приглашает меня в кабинет. Я оглядываюсь в поисках молодого парня, но его нет, должно быть, он ушел к себе, и я переступаю порог, чтобы увидеть Брейди.

Да, конечно, я входил в кабинет в уверенности, что увижу шестифутового верзилу, а оказалось, что Брейди — коротышка, ростом ниже Эйба Бима, но с широченными бровями, сросшимися на переносице, образующими непрерывную черную полосу. Его кресло и стол стояли на поднятой над полом платформе. Я знаю парней, которые носят высокие каблуки, стесняясь своего маленького роста, но он поднял полкабинета. Он говорит: «Садись!» — и я сажусь, смотрю на него снизу вверх и рассказываю свою историю, а он молча жует свою сигару. Я стараюсь понять, что заставило его взять мое дело, и говорю: «Мистер Брейди, я понимаю, что вы занятый человек, но я не рассчитываю на вашу благотворительность, я могу внести задаток наличными».

— Пять тысяч?

— Нет проблем.

— Чек — не деньги, — говорит он.

— Я могу заплатить наличными.

— Когда?

— Завтра вас устроит?

Клянусь, я не могу понять по выражению его лица, что он думает, он продолжает жевать сигару. Может, он прикидывает, а не взять ли часть денег себе, а остальное перекинуть вместе с моим делом другому адвокату. Но он нажимает кнопку аппарата внутренней связи, вызывая секретаря.

— Соедините меня с мистером Канхэмом.

Мы ждем. Я начинаю что-то говорить, но Брейди останавливает меня, прижимая палец к губам. Он думает о предстоящем разговоре с окружным прокурором.

Жужжит аппарат внутренней связи. Брейди слушает, багровеет от злости, говорит: «Попробуйте связаться с Лефковичем».

Мы снова ждем. Он хочет отделаться от меня?

Вновь жужжит аппарат внутренней связи. На этот раз Брейди улыбается.

— Добрый день, Лефкович. Вопрос. С чего это босс решил вынести на Большое жюри дело о предполагаемой попытке посягательства на чью-то честь? На него не похоже. Да, я говорю о Козлаке. Он сейчас у меня. Кто? Хорошо, премного тебе благодарен.

Черная линия на лбу Брейди поднимается в двух местах, над глазами. Похоже, разговор с Лефковичем очень его порадовал. Он вновь связывается с секретарем: «Соедините меня с Джорджем Томасси».

— Надо все выяснить, — говорит он мне. — Придется подождать.

Я наблюдаю за ним. Он смотрит в окно. Звонит телефон. Он улыбается, нажимает одну из кнопок, говорит: «Привет, Джордж. Как поживаешь?»

Я не слышу ответа Томасси, но Брейди продолжает: «Ты представляешь женщину по фамилии… сейчас скажу… — он смотрит в блокнот, — …Уидмер? Франсина Уидмер, — Брейди слушает, потом добавляет. — Это все, что меня интересовало», — кладет трубку, вскакивает, пожимает мне руку.

— Начинаем работать. Завтра принеси деньги.

Он так радуется, что можно подумать, будто Томасси — телка, которую он хотел оттрахать, а не другой адвокат!

Брейди вызывает своего помощника. Входит тот самый молодой парень.

— Выясни, с кем видится Франсина Уидмер после работы. Ухажеры. Врачи. Все.

Брейди подмигивает мне, говорит, что я могу идти.

В приемной я извиняюсь перед секретарем Брейди за то, что нагрубил ей по телефону. Она кивает, говорит, что принимает мои извинения. Я в восторге от того, что Брейди взялся защищать меня. Мне даже хочется снова взять пустую чашку и еще раз спуститься за сахаром в квартиру этой Уидмер. Но я знаю, что дома ее нет, да и потом не так же я глуп. Я иду домой, хватаю Мэри за задницу и заталкиваю в спальню. А там, не раздеваясь, сдергиваю с нее трусики, расстегиваю молнию на брюках и, стоя, сзади быстренько трахаю ее, как бывало раньше. Хорошо!

Доктор Олланберг и его жена, дай им Бог здоровья, пригласили меня в Линкольн-центр послушать Мусоргского. Домой я вернулся на такси, в отличном настроении, пусть и немного уставший, в моих ушах все еще звучала музыка. Швейцар сказал мне, что в холле меня ждет пациент. Кто? Я никому не назначал на столь поздний час, новые пациенты мне не нужны, но швейцар подвел меня к низкорослому мужчине, сидящему в кресле. Тот вскакивает, пожимает мне руку, говорит: «Моя фамилия Брейди, доктор Кох».

Затем мужчина, брови у него необычные, сросшиеся в одну линию, отделяющие глаза ото лба, смотрит на швейцара, и тот из вежливости отходит на несколько шагов.

— Я должен с вами поговорить, — добавляет мужчина.

— Кто вы?

— Я адвокат. И пришел поговорить о вашей пациентке, которую вы лечите от психиатрического заболевания. Она обвиняет моего клиента в воображаемом изнасиловании, и я очень озабочен судьбой его жены и двоих детей. Мне нужно с вами посоветоваться, доктор Кох. Пожалуйста, уделите мне несколько минут.

— Боюсь, я не могу говорить об этом деле ни с кем, кроме моей пациентки.

Каким боком связан этот лилипут с Франсиной?

— Я думаю, нам необходимо переговорить именно сейчас, доктор Кох. Вы все поймете, выслушав мои аргументы.

— Это невозможно, — отвечаю я. И все-таки я заинтригован. — Возможно, мы найдем возможность встретиться. Если у меня появится «окно» в приеме, я вам незамедлительно перезвоню.

Швейцар смотрит на нас. Должен я попросить его выставить этого человека за дверь?

— Доктор Кох, это очень личное дело.