Я предупредила Марго, чтобы она ни с кем меня не соединяла, за исключением экстренных случаев. Я работала над Девятым примером лицемерия, когда зажужжал аппарат внутренней связи.
— Это не экстренный случай, звонит ваш адвокат. Отшить?
— Нет, я с ним поговорю.
Иногда, отвечая на телефонный звонок, я словно вижу себя со стороны.
— Привет, привет, — дважды повторяя это слово, я как бы показываю свое расположение к собеседнику.
— Привет, — голос Томасси. — У меня для вас хорошие новости. — Я представила его сидящим, потом стоящим.
— Вы сидите или стоите?
— Бегу. Вас интересуют хорошие новости?
— Разумеется.
— Один О-пи повержен, второго ждет та же участь.
— Видите, даже сотрудники органов правосудия могут проявить благоразумие.
— Мне бы вашу уверенность. Я взял его за горло.
— Как мило.
— У меня есть некие сведения, которые О-пи не хотел бы прочитать в газете. Когда я смогу увидеть вас?
— Сегодня?
— Хотелось бы. Обязан держать вас в курсе последних событий.
— Я закончу через час, но до вас доберусь довольно-таки поздно.
— Я вас подожду, — Томасси Несгибаемый говорил как обычный человек. — Вас кто-нибудь пригласил на обед?
— Я собиралась пообедать у родителей.
Он рассмеялся.
— Почему бы вам не позвонить им и не сказать, чтобы сегодня вас не ждали.
— Совсем?
— Я имел в виду, к обеду.
— Они волнуются из-за меня.
— Скажите им, что вы будете со мной.
— Вечером? Они будут волноваться еще больше. Особенно отец. Он думает, что у других мужчин в отношении меня те же мысли, что и у него.
Секретарь Томасси ушла до моего приезда. Наружную дверь я нашла незапертой. Вошла в приемную. Остановилась у открытой двери в кабинет. Кашлянула, чтобы привлечь его внимание. Он оторвался от бумаг, направился ко мне с улыбкой, которая никак не вязалась с человеком, которого я впервые встретила в этом кабинете. Он плюхнулся на диван в приемной.
— Пожалуйста, не стойте, — он указал на одно из кресел. — Настроение получше?
— Я пыталась забыться в работе. Помогло.
— Отлично, — хотя нас разделяло десять футов, мне казалось, что он гладил мое лицо руками.
— Это деловая встреча? — спросила я.
— Да.
— Вы хотите рассказать мне о беседе с заместителем окружного прокурора?
Он отвел взгляд от моего лица.
— Да.
И он рассказал мне о разговоре с Лефковичем. Поднявшись, продемонстрировал, как проскочил мимо секретаря Лефковича, как увел молодого юриста на прогулку. Я смеялась. Из Томасси мог получиться хороший актер.
По телефону это звучало как шантаж. Он пытается сгладить впечатление.
— У меня такое ощущение, что обычно вы не посвящаете клиентов во все тонкости.
— Вы чертовски правы.
— Почему же со мной вы изменили этому правилу?
Он помялся с ответом. Мы оба знали почему.
— Вы очень горды тем, что размазали бедного мальчика по стенке.
— Он, между прочим, ваш ровесник. И должен уметь постоять за себя. Вы-то можете, не так ли?
— Да, могу. Если б я столкнулась с таким шантажистом, как вы, то вызвала бы полицию.
Томасси рассмеялся, но тут же счел необходимым извиниться.
— Простите меня, я все время забываю, сколь много людей наивно считает, что полиция их защищает.
— Они наивны и во многом другом.
— Совершенно верно.
— К примеру, полагают, что не всегда цель оправдывает средства.
Он держал в руках журнал, который взял со столика. Теперь положил обратно, осторожно, как бы подавляя желание шмякнуть им об стол.
— Хорошо, мисс Дипломированный философ.
— Политолог, — поправила я его.
— Жизнь — это не школа. Работа адвоката — манипулировать скелетами, что запрятаны в шкафах других людей. Если женщина крадет еду для своего голодающего ребенка, эти средства оправдываются целью. Держу пари, вы выступаете за эвтаназию. [17]
— В тех случаях, когда это оправданно.
— Итак, вы оправдываете убийство, если оно милосердно. А теперь представьте себя в море, на переполненной спасательной шлюпке. И тут подплывает еще один желающий забраться на борт. Вы знаете, что шлюпка его не выдержит. Отрубите вы ему руки, если он попытается схватиться за край? Есть ли у вас право решать, оставаться ли в живых кому-то еще или нет?
— Может, еще от одного человека шлюпка не потонет.
— А может, потонет. Вам этого не узнать, пока этот человек не окажется рядом с вами.
— Я бы не стала ему мешать.
— Подвергая опасности жизнь еще пятнадцати человек? Утонет шлюпка — утонут и они.
— Я женщина цивилизованная.
— По отношению к кому? К тем пятнадцати, что уже в шлюпке?
— А что сделали бы вы?
— Спас тех, кто на борту.
— Оттолкнув человека, который старается вылезти из воды?
— Если возникнет такая необходимость, да. Плохое средство послужит хорошей цели.
— Полагаю, вы сделали бы это с легкостью.
Томасси рассердился, кровь бросилась ему в лицо. Когда приступ ярости прошел, он ответил:
— Все дело в жизненном опыте. С годами легче принимать реалистичные решения. Даже очень трудные.
— Вы говорите, что вам проще действовать через какого-нибудь юнца, вроде Лефковича, чтобы прижать О-пи…
— Только ради вас! — прервал меня он.
— …после того, как за всю жизнь вы накопили массу фокусов, которыми пользовались в зале суда.
— Я еще не прожил всю жизнь, — напомнил Томасси.
Сколько ему лет? Сорок с небольшим. Совсем недавно я думала, что это рубеж, отделяющий нас от них, тех, кто перевалил через вершину, стариков. Но, по мере того как идут годы, мы все дальше и дальше отодвигаем границу раздела. Я еще не прожил всю жизнь,сказал этот еще полный сил мужчина.
А затем продолжил другим тоном, словно учитель, пытающийся вразумить бестолкового ученика:
— Готов спорить, ваши лучшие преподаватели в школе пользовались так называемыми фокусами, обучая вас. Я могу привести вам полдюжины таких вот…
— Таких что?
— Фокусов. Плохие средства, приводящие к хорошей цели.
— Только не шантаж.
— Если хотите стать епископом, нет, кардиналом, делайте то, что я вам говорю. Я не знаю такой сферы человеческой деятельности, где бы не использовался шантаж. Просто нам всем удобно лицемерно порицать его. Почему вы смеетесь?
Мне пришлось рассказать, чем я занималась весь день.
— Вот-вот, — покивал он. — Хорошая девочка целый день выуживает примеры лицемерия для лицемерного использования. Плохой мальчик тем временем выкручивает руки О-пи с тем, чтобы тот наказал преступника.
— А если я скажу, что меня оскорбляет использование шантажа ради моего же блага?
— Что тут можно ответить… Тогда постарайтесь до конца своих дней не попадать ни в какие истории. А на этом деле давайте поставим крест.
Мне предстояло преодолеть пропасть, разделявшую двух адвокатов, этого человека и моего отца. Мой отец жил как под стеклянным колпаком. Право собственности, моральные нормы, уверенность в том, что приличные люди всегда будут притворяться. Томасси предпочитал обходиться без маски, полагая дерьмом собачьим все то, в чем мой отец видел атрибуты цивилизованности. Неужели пришли варвары? Варвары всегда были здесь. Уидмеры относились к застывшему на месте меньшинству, тающему на глазах, в то время как мобильное большинство действовало в полном соответствии с правящими миром законами.
— За две минуты вы не сказали ни слова, — прервал паузу Томасси.
— Я думала.
— Это отличает вас от многих.
— Вы тоже думаете, — констатировала я.
— Да, думаю.
— Но недостаточно.
— Не все необходимо обдумывать каждую неделю. Некоторые учатся на собственном опыте.
— Вроде бы вы собирались пригласить меня на обед.
— Я и сейчас собираюсь.
— В «Аннаполис»?
— Честно говоря, я имел в виду другое место, где тоже неплохо готовят.