— Молодец, Патриция! Так держать!
Надо сказать, что за это лето она получила немало писем от своих поклонников — Анжела пересылала ей корреспонденцию. Но ни одно из этих писем не тронуло ее так, как это непосредственное выражение теплых и дружеских чувств. Она почувствовала, что эти люди верят в нее, и что ее борьба за возвращение в большой спорт ими оценена.
Патриция с улыбкой помахала им рукой, а потом повернулась, чтобы пожать протянутую Роном руку. В этот момент она услышала, как кто-то взводит затвор фотоаппарата. В следующую минуту из толпы вышел его обладатель.
— Мисс Лейн, вы не против, если я вас сфотографирую? — спросил он. — Люди знают, что вы сейчас живете здесь, и им будет приятно увидеть ваше фото на страницах местной газеты.
Она вопросительно посмотрела на Рона. Тот, улыбаясь, пожал плечами.
— Пожалуйста, — ответила Патриция. — Фотографируйте, если хотите.
— Большое спасибо, мисс Лейн, — проговорил мужчина и, несколько раз щелкнув фотоаппаратом, снова исчез в толпе.
— Вы здорово играли, Патриция, вас есть, с чем поздравить, — сказал Рон. — Особенно был хорош последний удар.
— Благодарю, — довольно недружелюбно отозвалась Патриция. — Вы так говорите, как будто это ваша заслуга.
— А почему бы и нет? Мне кажется, что вы забили этот мяч только потому, что я вас здорово разозлил. И еще мне кажется, нет, я вполне уверен, что если вы будете так же злиться, на своих соперниц, вы всегда будете побеждать.
Она покачала головой, когда он подал ей руку, чтобы помочь сесть в карт. Только он умел так довести ее до белого каления, но только он умел так подбодрить ее. Он был невыносим, но он был ее самым верным другом и союзником. Только он один верил в нее с самого начала.
— Я не могу, — пробормотала она.
— Чего вы не можете? — спросил Рон, пристально глядя ей в лицо.
— Злиться на вас, — печально ответила Патриция.
Когда они вернулись домой, то обнаружили записку от миссис Стейн. Она сообщала, что девочки упросили ее пойти в кино. А поскольку сеанс должен был кончиться довольно поздно, она решила, что Дженни может переночевать у них.
— Так, — сказал Рон. — Значит, у них хватило смелости оставить нас одних. Ну, мы им покажем. Мисс Лейн, как вам нравится мысль где-нибудь пообедать? Не хотите ли вы сменить домашний сыр и вареное мясо на что-нибудь более изысканное?
— Вы еще спрашиваете! — восхищенно сказала Патриция.
Приняв ванну, она выбрала простое, но очень элегантное вечернее платье. Оно выгодно подчеркивало фигуру, возвращая ей женственность, которую, как боялась Патриция, она совсем утратила за месяцы болезни. Она с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. Ей было приятно увидеть наконец свою левую ногу без повязки, а руки и лицо — без синяков. Она выглядела здоровой и даже похорошевшей. Только вот в глазах у нее было такое явное и откровенное ожидание, что она смутилась.
Немного помрачнев, она вышла в коридор, где тут же наткнулась на Рона. Он тоже выглядел превосходно: красивый и загорелый, в свободном, прекрасно сидящем костюме. Его густые черные волосы были еще слегка влажными после душа, а за ароматом одеколона она с замиранием сердца почувствовала его собственный чуть пряный запах.
Увидев Патрицию, он немного отступил назад, а потом подошел и взял ее под руку.
— Какая жалость, — проговорил он полушутя, полусерьезно, — что здесь сейчас нет фотографа. Вы выглядите на все сто, мисс Лейн. Мне очень лестно, что меня увидят вместе с вами.
Патриция оглянулась, ища в зеркале подтверждение его словам, и сердце ее учащенно забилось. Одетые как для торжественного обеда, они сейчас больше, чем когда-либо, были похожи на супружескую пару. Совсем смутившись от этих мыслей, она сделала вид, что у нее расстегнулась сережка. Возясь с ней, она думала лихорадочно, сможет ли дальше держать себя в руках. Сегодня его близость особенно сильно волновала ее.
Рон, должно быть, почувствовал направление ее мыслей, потому что сказал, печально улыбаясь:
— Что же я буду делать, когда вы с Дженнифер уедете домой? Мне одному здесь будет тоскливо.
— Я уверена, что вы с этим справитесь, как справлялись всегда, — ответила Патриция, вспомнив его фразу о том, что в его жизни вполне достаточно женщин.
— Да, конечно, — вздохнул он, касаясь пальцами ее волос и заправляя за ухо выбившуюся прядь, — всегда приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Я, разумеется, привыкну снова жить один, но это будет нелегко.
Он мягко развернул ее лицом к лестнице. Пора было выходить.
И опять Патриции показалось, что они думают об одном и том же — о том, о чем оба раньше не задумывались. Они как будто пришли к молчаливому соглашению — вдвоем хранить секрет, которым нельзя было поделиться даже друг с другом.
Рон выбрал очаровательный маленький ресторанчик на берегу, в котором подавали превосходную еду из морепродуктов. Патриция пила коктейль, первый за последние два месяца, и чувствовала, как ее охватывает тихая дрожь восторга. Они негромко разговаривали о всяких пустяках, пока дружелюбно настроенный официант подавал им устрицы, омаров и креветок.
Когда он вернулся, чтобы наполнить их бокалы белым бордо, Рон с удовольствием наблюдал, как Патриция поглощает морские деликатесы.
— Вы, полагаю, отмечаете сегодняшнюю победу мисс Лейн? — спросил официант.
— Что-то вроде того, — ответил Рон довольным голосом.
Патриция только улыбнулась в ответ. Ей было так хорошо и спокойно, что совершенно не хотелось разговаривать. Усталая и счастливая, она не осмеливалась задуматься ни о том, какие именно чувства она испытывает, ни о том, разделяет ли Рон Флетчер эти чувства.
Они возвращались домой в сгущающихся сумерках. Успокаивающий рокот прибоя отдавался в голове Патриции, сливаясь с шепотом ночного бриза, шевелящего ветки прибрежных деревьев.
Дом неожиданно показался Патриции каким-то очень родным и уютным, совсем не тем огромным безликим зданием, каким она привыкла его считать. Рон поставил машину в гараж, и они вместе вошли в холл. Сказав, что вернется через пару минут, он поднялся вверх по лестнице.
Патриция сняла туфли и босая прошла на кухню. Немного спустя, она услышала его голос и догадалась, что он звонит своему секретарю.
Патриция со всей отчетливостью поняла, что сейчас он опять уйдет по каким-то неизвестным ей делам, как это бывало почти каждый вечер. Она вспомнила, что и Дженни сегодня с ней не будет, и ей стало одиноко и как-то по-детски обидно. Она чувствовала, что с нетерпением ждет, когда он вернется. Ей было необходимо, чтобы он поскорее пришел и сказал хоть что-нибудь так же ласково, как он говорил с ней весь этот вечер. Ей было уже не важно, что именно он скажет, пусть даже просто велит ей ложиться спать.
Наконец Рон вернулся. Он успел снять пиджак и стоял теперь в дверном проеме — высокий и сильный, в брюках, обрисовывающих его мускулистые ноги, и расстегнутой на груди рубашке — весь воплощение спокойной мужественной красоты.
— Ну, — спросил он, оценивающе глядя на нее с другого конца кухни, — и как мы себя чувствуем?
Она ничего не ответила, только пожала плечами, раздосадованная его тоном.
— Мне кажется, — продолжил он, — что у кого-то сегодня был очень трудный день и ему сейчас стоит подумать о горячей ванне и сладком сне.
Она продолжала молча стоять перед ним, инстинктивно перенеся весь вес на здоровую ногу. Его острые глаза моментально заметили это.
— Я смотрю, вы опять жалеете свою ногу! — сказал он и, подойдя к ней, обхватил ее за талию и посадил на кухонный стол. Ловкими движениями он завернул подол ее платья и обнажил колено, шрам на котором уже превратился в тоненькую ниточку.
— Надеюсь, вы не скрываете от меня, что у вас где-то болит, — сказал он, осторожно сгибая и разгибая ее колено и внимательно смотря на нее. — Ведь я сам затеял нашу прогулку, и если вам опять станет хуже, это будет моя вина.
