Президент, человек с волосами цвета подтаявшего айсберга, кое-как натянув улыбку, заговорил о необходимости проявлять сдержанность и о путях спасения. Повсюду царили нервозность, страх и растерянность. Уличное движение остановилось. Фанатики веселились. Если никто не помнил слов старика, то хотя бы имя его запомнили, — одна девочка высоко подняла транспарант с надписью «Я СКАЙ ЧУМ». Тяжелая атмосфера сгустилась над застывшими в ожидании городами.

Над Белым домом раздалось поскрипывание. Открывался центральный глаз корабля. Створки, подобные серебряным крыльям насекомых, затрещали. Терлись, издавая скрежет, массивные стальные двери.

Это происходило по всему миру, серебряный цветок раскрылся над Парламентом, Уайтхоллом и мертвой Темзой, над зданием Рейхстага, над «Всемирным банком», над пекинским Политбюро.

Глаз тарелки в округе Колумбия открылся, послышался рев мотора. Зеваки вытягивали шеи, чтобы рассмотреть получше. Не успело сердце отбить два удара, как настал конец. Из глаза капнула крошечная слеза, упав на крышу Белого Дома.

За ней вторая, упавшая как белая снежинка.

Это были трупы — эти две слезы — трупы людей. За ними последовали другие. Поток их все нарастал — некоторые проламывали крыши, некоторые винтом входили в землю, отскакивали и падали на лужайки, разбиваясь, разбрызгивая внутренности по галереям.

И разразился ливень. Со странным, затяжным многоголосым воплем с неба валились изуродованные мертвецы. Шестьдесят несчастных пенсионеров, зарытых в братской могиле в 1995 году, были выброшены на здание Социальных Служб Чикаго. Сотни негров, забитых в полицейских участках, упали на крышу Скотланд-Ярда. Тысячи уничтоженных восточных тиморцев были выкинуты на здания Ассамблеи в Джакарте. Тысячи погибших при бомбардировках Хиросимы и Нагасаки выпали на Пентагон. Тысячи замученных до смерти засыпали Абуджу. Тысячи суданских рабов были сброшены на Хартум. Жившие на границе Красные Кхмеры были погребены под горой, высотой в милю, состоявшей из кишок, выпавших из распоротых животов трех миллионов кампучийцев. Тысячи горцев было скинуты на парламент Бангладеш и на «Всемирный банк», позже заваленный телами всех оттенков кожи — так что откопать его уже невозможно. Берлин был сметен почти мгновенно: все улицы города были сплошь завалены жертвами. Он был залит соляркой и запружен телами маленьких девочек.

Пентагон быстро наполнился до отказа и лопнул, будто подорванный бомбой террориста. Жертвы Перл Харбор падали в равной степени на Токио и на Вашингтон. Американские улицы были затоплены японцами, греками, корейцами, вьетнамцами, кампучийцами, индонезийцами, доминиканцами, ливийцами, тиморцами, латиноамериканцами, американцами. Над улицами висела розоватая кровавая дымка, образованная кипящей кровью жертв Дрездена. Лондон, когда стали падать тела, быстро превратился в прорванный канализационный коллектор. Парламент рассыпался как карточный домик. Выжившие бежали по Стренду, спасаясь от накатывавшей волны трупов. Девятый вал безглазых немецких, индийских, африканских, ирландских и английских граждан обрушивался на здания, раздавливая их в лепешку. Падающие тела корежили автомобили, переворачивали их и погребали под собою. Темза вышла из берегов: трупы вытеснили из нее воду.

Лишенные теперь данной им отсрочки, тела начали разлагаться. Вонь ковровых бомбардировок обрушилась на пригороды, потом потекло человечье месиво, расползавшееся по улицам подобно лаве. Жалкий осадок человечины — а все оттого, что на боль не обращали внимания, а войны развязывали ради выгоды. Первая волна. Пока заплачена лишь цена каких-нибудь шестидесяти лет — однако же, она накатила, как бульдозер, сгребающий мусор на свалке, и растеклась по карте подобно красным чернильным кляксам, которым суждено расти и сливаться друг с другом.

Скайчум сел в 8.20 на экспресс, направляясь на Север от вокзала «Гранд Сентрал» — там, согласно установке, внимания на трупы не обращали. Угрюмый, он осмотрел перечеркнутый дождевыми стрелами горизонт — пыль, мельтешащую во вспышках света — и только тогда промолвил.

— А ведь это только начало.

Драммонд. Отрывки из дневника. 31 декабря 1999 г.

«Да это же чистое зло.! Господи, зачем вам понадобилось разрушать Стоунхендж?» — такова типичная реакция каждого, кого мы, Джимми или я, посвещали в наш план сдвинуть с места камни — последний нереализованный проект Секретного Завода К2.

Время полдничать, я дома, жду Джимми, который должен вернуться с прибором.

Вот уже десять лет, как мы убеждены, что со Стоунхенджем надо что-то делать. Тут нужно либо действовать, либо признать проект нереализуемым. Я бы легко пошел в атаку на классическое наследие, но оставляю это дело журналистам и рекламщикам, они лучше сумеют это аргументировать.

Я думаю, что идея с камнями возникла у нас не потому, что в наших душах проснулось варварство, а потому, что они символизируют нечто, что живет на этих островах. Преемственность, которая действует сильнее и глубже, чем Британский флаг, королевская фамилия, чем наш первый в истории Парламент, наши военные победы, наш язык, наши фунты стерлингов и даже сильнее, чем наша поп-музыка. Их не впихивали нам в глотку в школе. На монетах в наших карманах нет их изображений. Они не пытаются указывать нам, что делать или заставить нас почувствовать вину. Они просто стоят, и продолжают стоять из поколения в поколение.

Когда в конце восьмедисятых мы делали Властелинов времени и нас распирало от денег, мы планировали нанять огромный вертолет и поднять упавшие камни, — починить Хендж, чтобы он снова заработал. Потом мы узнали, что небо над Хенджем было военной зоной, а значит никакой гражданский пилот не смог бы выполнить с нами эту работу. Вместо этого мы просто сфотографировались с Гарри Глиттером на фоне упавших камней, а потом уехали в Сьерра Неваду и ухлопали все деньги на сьемки мистического роуд-муви.

Далее. Когда было покончено с KLF, Джимми провел около года, рисуя огромные полотна со сценами Апокалипсиса, где были изображены мы сами, разрушение Стоунхенджа, разгул темных сил и гибель многих и многих тысяч. Все это немного напоминало детский комический ужастик, но было невероятно качественно исполнено. Мне они нравились. Потом он уничтожил картины. Соскоблив краску, бережно рассыпал пыль по банкам из-под варенья. По банке на каждую картину. Почему? Лучше не спрашивать. Все мы по-разному преодолеваем минуты сомнения.

Далее. Однажды, февральским вечером 1993, мы с Джимми ехали из Стоунхенджа в восточном направлении по дороге А303. Мы провели ночные исследования камней, которые принялись бурно обсуждать. Из этой беспорядочной дискуссии возникла идея «К-Общества».

Далее. Ноябрь 1995. Джимми, Гимпо и я были в Глазго с фильмом «Смотрите, как К-Общество сжигает миллион фунтов». Мы собирались показать этот фильм заключенным, буддистским монахам, болельщикам «Рэйнджерс» и всякому разному народу, что-то вроде демонстраци в специфическом контексте, но некто дал нам понять, что наши усилия были пустой тратой времени. Мы с Джимми согласились и завязали с этим делом, не желая более быть попечителями нашего дутого Фонда искусства. Мы решили стать Секретным Заводом К2. (В этот период времени быть владельцем секретного завода казалось верхом всех возможных амбиций каждого достойного человека). Мы сразу принялись за работу и стали разрабатывать план. Мы решили, что выкрасим наш завод в желтый и черный цвет. И мы стали воображать интерьер нашего жилища. Потом мы еще кое-чем занимались в Шотландии, и Гимпо с нами рассорился, ушел, оставив нас прямо в придорожном кафе. Так Секретный завод К2 долгие годы терпеливо ждал свой первый большой проект.

Далее. В начале 1997 года со мной связалась Сара Чемпион, редактор бестселлера рассказов в духе Ирвина Уэлша «Диско Бисквитс», и предложила мне участвовать в ее следующем сборнике коротких рассказов «Диско 2000». Она объяснила, что идея сборника — объединить истории, сюжетом которых будет встреча 2000 года. Мне нравится Сара. И я согласился. У меня была идея сделать псевдодневник Драммонда, в котором бы я рассказал о том, что мы делаем в этот день, реализуя таким образом в безопасной литературной форме наш амбициозный план разрушить Стоунхендж. Я был убежден, что если однажды рассказажу об этом в наполовину вымышленной истории в 1997 году, то это даст нам импульс в вышеупомянутый день пойти и совершить нечто реальное. И некоторым образом, это контракт. И если условия не будут выполнены, авторитет всего Дневника Драммонда будет подорван. Я никогда больше сам себе не поверю. Меня не смущает, если вы мне не поверите, но….