Я снова лег на траву. Одному богу известно, где я в итоге окажусь. Хоть бы на минуту расслабиться. Как будто поняв, о чем я думаю, явился ЛСД. Он размахивал косяком.

— Хочешь затянуться, приятель?

— Мега-расколбас, чувак?

— Чего?

— А, ну ладно давай.

Довольно скоро, после того, как по кругу прошел третий косяк, день стал прозрачен, а все мои заботы исчезли.

Квартилла хихикала.

— Я чувствую себя дельфийским оракулом.

— Эй, чувак, — воскликнул ЛСД, — я врубился! Эта ганджа возвращает мою школьную латынь!

— Даже Гусеница, уж на что грубиянка, а дает мне иногда пососать свою трубку.

Спавшая у меня на бедре Соня проснулась и привстала на локотках. Флетчер и ЛСД ошалели после первого же ее слова. Глаза у них были величиной с блюдце на Безумной Вечеринке.

ЛСД пришел в себя первым. Он медленно протянул руку, предлагая Соне косяк, она взяла его, глубоко затянулась, отдала обратно.

— Благодарю, сэр. Я уже говорила, что вы напоминаете одного моего знакомого?

ЛСД хорошенько запарился.

— Оттяжно, чувак. Более чем. Как ты там говоришь?

— Мега-расколбас?

— Точно!

ЛСД прикурил новый косяк от старого, и теперь мы курили впятером.

Денек был безмятежный. Кто-то пришел, принес холодного пива. Кто-то преподнес нам дар — банку сжатого воздуха с приделанным к ней рожком. Флетчер и ЛСД начали по очереди извлекать звуки, пока не устали.

Когда опустились сумерки и би-ин начал закругляться, мной овладела меланхолия, остальными тоже.

— Чувак, ты хочешь, чтоб этот день никогда не кончался? — вопросил Флетчер в манере, которую ошибочно считал риторической.

Я все еще был слегка под кайфом.

— Ты хочешь, чтобы жизнь была одной большой тусовкой?

— Ну, чувак, кто ж не хочет? — Я достал из кармана конфетти. — Я в силах осуществить ваше желание, ребята. Я посыплю вас этой волшебной эльфийской пылью, — что и сделал.

— И как только я протрублю в рог — я показал им рог — начинается ваша нескончаемая тусовка.

Хипы хихикнули.

— Ну, ты, чувак, совсем выпал.

— Сейчас сам увидишь, — начал я, но тут почувствовал спиной холодную сталь.

— Вот я и добрался до тебя, чародей! — сказал Эрмерос.

Я поднес рог к губам, но Эрмерос ткнул меня острием.

— И не пытайся!

Флетчер шагнул вперед.

— Дай-ка я.

Он взял у меня рог и засунул его в банку с воздухом. Потом нажал на кнопку.

Волшебный рог начал трубить, и вселенная взорвалась. Все когда-либо происходившие тусовки проносились мимо как в кино, где миллион кадров сменяется за минуту. Я танцевал на «Титанике», участвовал в пикнике с двумя французами и обнаженной женщиной, был зрителем, пьющим шампанское на поле битвы Наполеона, танцевал буги в «Клубе 54», был в древнеегипетском храме, на балу в России. И это лишь в первую пикосекунду.

Собравшись с последними силами, я попытался развернуться. Все равно, что пробираться через патоку. Я мог двигаться только в те наносекунды, когда пробирался сквозь сверкающие тусовки.

Я был подобен рассыпающемуся камню, я вертелся, чтобы явиться перед Эрмеросом.

И, пройдя через миллиард тусовок, я предстал перед ним.

Тогда рожок замолчал. Флетчер, видимо, все-таки отпустил кнопку.

Нас окружили динозавры. Кажется, Тиранозавры Рекс. Они танцевали, сотрясая землю.

Точнее, они тусовались.

Эрмерос был ошеломлен, но я был беспощаден.

— Тут не до смеха, — посоветовал я ему. Потом я его со страшной силой толкнул, прямо за круг зверей.

В это же время, я закричал Флетчеру:

— Играй!

Рог зазвучал, как раз вовремя.

Радиоактивное излучение от взрыва Эрмероса пробросило нас через тысячу рамок, заставив закрыть глаза. Но оно нас так и не затронуло.

— Mea culpa, [6]чувак.

Тишина. Благословенная тишина. Наверно, в банке кончился воздух.

Я робко приоткрыл один глаз, затем другой. Флетчер держал в руках разбитые останки волшебного рога, который распался из-за того, что в него слишком долго дули. А находились мы — как я с изумлением обнаружил — в апартаментах Энн Мари, на встрече Миллениума, которая, похоже, была в полном разгаре.

Я провалился в кресло.

— Прямо к старым проблемам. Измена, чувак.

Выбежала Энн Мари, бойкая как обычно.

— Лорен, я так рада, что у тебя получилось.

— Не шути со мной, Энн Мари. Ты не представляешь, что я испытал.

— Ну конечно, как же я могу представить? Я же не видела тебя двадцать лет, с тех пор как той ночью ты так круто вырубился, напугав меня до смерти!

— Двадцать?

Я посмотрел на хозяйку повнимательнее. Действительно, у нее на лице стало гораздо больше морщин. Так что в итоге я вернулся не туда, откуда ушел. Из чего следовало, что я по-прежнему потенциально взрывоопасный оккупант, не имеющий возможности убежать. Как только закончится эта вечеринка, во мне и в моих спутниках проснется новая сила, способная разнести вселенную.

Я склонил голову.

— Простите все. Правда, простите.

— А чего ты хнычешь? — спросила Энн Мари. — Клянусь, ты, наверное, единственный человек на земле, который сейчас не кайфует!

— Как это?

— Видишь ли, в чем дело. С тех пор как нервные — эти, ну как их там — взяли на себя всю работу и управление, длится одна большая вечеринка!

Я поднял глаза.

— Ты хочешь сказать, что никто больше не обязан работать?

— Ну конечно! Сплошное веселье, веселье, веселье, от рассвета до заката, в любой точке земного шара!

Я повернулся к Флетчеру и ЛСД, которые стояли рядом, недоумевая.

— Ребята, это та самая бесконечная вечеринка, которую я обещал. Простите, что путь был нелегкий.

— Клево.

— Прикольно.

— Где препараты?

Энн Мари взяла обоих хипов за руки.

— Именно так. И Лорен, постарайся ловить кайф! Кстати, мальчики, мне жутко нравится ваша одежда!

Впервые с начала знакомства мы с Квартиллой остались наедине. Если только соседство с похабной игрой в «бутылочку» на раздевание можно назвать уединением. Я взял ее за руки и посмотрел ей в глаза.

— Восславим Бахуса, — только и смог сказать.

— Ага. А я с удовольствием научу тебя это делать.

По пути в спальню, я услышал окрик Сони:

— А это чё там булькает, кальян, что ли?

В то утро появились странные огромные корабли, медленно закрывшие собой небосклон. А профессора Скайчума согнали со сцены в тот самый момент, когда высказанные им опасения уже начали подтверждаться. Они уже здесь!

Скайчум когда-то был так надежен, что его можно было запросто использовать в качестве эталона — астрофизик до мозга костей. Политикой не интересовался — не отличал Маркса от Рэнда, потому что и тот, и другой носили брюки. Но вот однажды днем у него случилось видение, о котором он не смог умолчать.

Миллениум в тот год никого особо не вдохновлял и поднялся спрос на сумасшедших, которые должны были заполнить потоками фальшивых эмоций последние недели, оставшиеся до смены веков. СМИ сочли, что Скайчум подходит по всем статьям — на самом деле они просто хотели заткнуть им дыру.

Что за чушь он нес! В его концепции были слабые места, к тому же он сам признавал, что идея посетила его после того, как он впервые увидел мутировавшую голову Скрэппи Ду.

— Этот пес — гидроцефал! — проговорил он, так сильно наклонившись вперед, и так устрашающе скосив глаза, что ненароком прорвал узкие границы местного пространства-времени. В точке сопряжения возникли помехи, и все кругом предстало перед ним в виде истекающего лавой ландшафта. Он понял, что смотрит на духовный слепок недавней истории, болезненной и едкой. Зеленые потоки струились во тьме. Их неуловимые мерцающие траектории подавляли его своей незавершенностью. Они сходились в выгребной яме, наваливая в кучу все неискупленные грехи. Содержимое образовавшейся отхожей ямы было настолько токсично, что начало взрываться вовнутрь и в его сердцевине возникла черная пустота.