Сие практическое замечание обезоружило Йоргена.

— Да, конечно… просто мне казалось, ты не шибко влюблена в мельника.

— Тебе кажется, я шибко влюблена в тебя? — рассмеялась она ему в лицо.

Йорген смущенно молчал.

— А мне что, прикажешь сидеть и ждать, пока ты накопишь денег из своего жалованья на эту козловую мельницу? — несколько серьезнее прибавила Лиза.

— Зачем же ждать? Мельницу можно купить и без денег.

— Купить без денег? Да ты, часом, не рехнулся?

Она расхохоталась от души, во все горло.

— Тебя это удивляет, но тут нет ничего невозможного, — сказал Йорген. — Так, например, сделали в Лунне. Тамошнему мельнику расхотелось держать мукомольню, ему хватало пашни, и мельница перешла к старшему подручному. Каждый год он выплачивает тысячу крон в счет ее стоимости, и дела там идут прекрасно. Я сам слышал, как тот мельник говорил нашему хозяину, дескать, помощник — парень толковый, у него все должно получиться.

— И ты надеешься, тебе тоже достанется мельница таким манером?

— Может, не совсем таким…

— Надо же, на что человек рассчитывает!..

Йорген вздохнул — разочарованно и с тайным облегчением. По правде сказать, его беспокоило то, насколько далеко зашла их беседа. Он добивался от Лизы лишь заверения, что она неравнодушна к нему, и если б прислуга, поймав Йоргена на слове, в виде задатка за посулённую мельницу отдала ему руку и сердце, подобное счастье привело бы его в растерянность. Он взял с подоконника трубку и хотел открыть окно, чтобы выскрести ее, как вдруг его заставило обернуться яростное шипение.

В дверях стоял Ларс, у его ног лежал комочек с двумя светящимися пятнами глаз, а посреди комнаты выгибал спину Пилат: это два враждующих духа дома встретились на нейтральной территории, на которую каждый из них предъявлял определенные права.

Мельничный кот был поджарый, в серую полоску. Обитал он почти исключительно на самой мельнице, где в изобилии водились мыши и где ему иногда, в более высоких сферах, даже перепадал воробей. Раньше его пост занимал Пилат, но с появлением Лизы тот изменил мельнице и обосновался на кухне. Его связывала со служанкой взаимная симпатия, Лизиными заботами он разжирел и обленился, так что через несколько месяцев мыши могли относительно спокойно пробегать чуть ли не в сажени от него. Тогда-то на мельнице невесть откуда взялся серополосатый кот, который и завладел ею. Будучи натурой независимой и малообщительной, он не позволял ничьей руке гладить себя или протягивать угощение. Не откликался он и на какое-либо человеческое прозвище (которое, например, доставляло несказанное удовольствие Пилату), а потому все звали его родовым именем Кис. Пилата он презирал и ненавидел инстинктивной ненавистью, какую дикие звери, прилежно и зачастую скудно кормящиеся за счет охотничьей добычи, питают к прирученным, тем, кто унижает род, принимая подачки от человека; Пилат же, со своей стороны, смотрел свысока на Киса, считая его, с точки зрения собственного привольного благополучия, жалким голодающим пролетарием. Впрочем, они крайне редко сталкивались друг с другом, причем обычно в этой самой комнате. Поскольку она размещалась непосредственно в здании мельницы, над хлебным магазином (то бишь амбаром), где были лучшие Кисовы угодья, и поскольку в нее иногда заглядывали мыши, Кис по праву числил ее своей территорией. Однако Пилат не без оснований считал, что, коль скоро его госпожа ежедневно приходит сюда по делу, ему тоже не возбраняется заходить в людскую, тем более что, на его взгляд, это жилое помещение не подпадало под определение «мельница», неприкосновенность которой Пилат соблюдал: он никогда не шел за Лизой, когда та носила еду для Мельниковых работников наверх, людскую же он полагал полем своей деятельности.

— Нет, вы только посмотрите на них, того гляди сцепятся! — вырвалось у Лизы.

Не успела она договорить, как коты и впрямь сцепились. Лиза, заорав, налетела на обезумевших животных с матрасом, который содрала с еще не убранной постели, однако попытка достать их, разумеется, не увенчалась успехом. Зато Ларс вдруг схватил Киса за шкирку и вышвырнул его в раскрытую дверь, после чего Пилат, избавленный от своего противника, уступил натиску соломенного тюфяка и дал загнать себя под кровать.

— Господи, как ты только решился! Они же могли расцарапать тебя в кровь! — сказала Лиза.

— Но Кис мог выдрать Пилату глаз, и тогда бы ты рассердилась на меня, — бесхитростно ответил Ларс.

— Какой ты молодец, что схватил его! Спасибо тебе большое… А ты, Пилат, противный! Постыдился бы!

— Ты со всем управился наверху? — спросил Йорген.

— Да.

— И с жерновами, и на других этажах?

— Да.

— Ну что ж, я скоро проверю, — недоверчиво пробурчал Йорген.

Ларс, однако, был столь горд своим поступком и похвалами, которыми его осыпала Лиза, что высокомерие старшего ничуть не задело его. Сунув руки в карманы и опершись о дверной косяк, он думал: «Конечно, ты хотел бы избавиться от меня, а я стою и буду стоять. Ты думаешь, Лиза интересуется одним тобой, но разве это ты рисковал своей Шкурой, разнимая котов?»

Йорген бросил на него разъяренный взгляд, который не оказал бы никакого воздействия, даже если б не затерялся, как теперь, в темноте. Зато взгляд, который послала Ларсу через плечо принявшаяся за вторую постель Лиза, батрак поймал и вроде бы разобрался в его значении:

«Ага, теперь она смотрит на меня и думает: “А он, видать, не робкого десятка”. И еще она, может быть, думает: “За такое я бы даже расцеловала его!”».

Щеки Ларса залились краской, и он вздрогнул, когда Лиза снова обратилась к нему.

— Ларс, я тебе приготовила пива и краюху хлеба с сыром на случай, если ты проголодаешься. Ей-ей, сходи посмотри в застольной.

— Большое спасибо, Лиза, — отозвался Ларс и пошел туда, безмерно тронутый ее вниманием. «Вот уж Йорген разозлится! Кажется, я попал к ней в фавор».

— Наконец-то мы от него отделались, — засмеялся Йорген.

«Ловкий же способ она изобрела, чтоб остаться со мной наедине», — подумал он.

На самом деле Лиза пожертвовала собственным куском хлеба, который просто не полез ей в рот, а пиво так или иначе грозило скиснуть.

Пока Ларс с благоговением поглощал любезную его сердцу еду, одновременно беседуя с Кристианом, который умял свою кашу, но никак не мог подняться из-за стола, Йорген сидел в людской у окна и, попыхивая трубкой, пересказывал Лизе вычитанный им в альманахе занимательный сюжет. Лиза, присев на кровать, с изумлением слушала и время от времени прерывала подручного наивными возгласами восхищения по поводу того, что он все это прочел и сумел запомнить.

— А дальше что? — увлеченно спросила она.

— Дальше я еще не читал, потому что стемнело.

— Надо ж какая ему попалась дрянь!

— Верно, и все-таки читать о пленительных женщинах очень интересно.

Слово «пленительная» он почерпнул из книги. Лиза про себя обомлела от этого слова, но оно ей понравилось, и она даже примерила его к себе.

— Вообще-то за такие дела попадают в ад, — сказала она.

— Пожалуй…

Йорген никогда по-настоящему не задумывался об аде, однако его обитательницы неизменно представлялись ему старыми уродинами, типичными ведьмами, а потому его удивила и испугала мысль о том, что там может очутиться прекрасное аристократическое создание вроде йомфру Метте.

— Слава Богу, в наше время таких злодейств не бывает, — заметила Лиза, перебирая ногами по полу.

— А вот и бывает, Лиза. Ты разве не слыхала про женщину, которую казнили в пасторском лесу в Тострупе? Это где-то в ваших краях.

— Слыхала. Говорят, ее привидение даже является там по ночам.

— Еще как является. Мой отец однажды встретил его при луне, когда шел через лес…

— На воровскую охоту? — подсказала искушенная Лиза.

— Скорее всего, ему понадобился небольшой олень или другая дичь. И, по его описанию, женщина была та самая: она была так хороша собой, что во время казни все зрители рыдали, утверждал мой дед.