Нет, все будет иначе! Она потеряет и эту мельницу с усадьбой, на которую заработала себе право, и этого мужчину, которого не зазорно назвать своим благоверным и с которым не зазорно пойти под венец — помытый и приодевшийся, он был представительнее любого помещика, не говоря уже о владельцах мелких наделов. Он уже почти принадлежал Лизе, оставалось лишь протянуть за ним руку… Если б только не ее порядочность! И чем она вознаграждена?! Теперь мельник выкинул Лизу из головы и бегает за другой.

Перед служанкой опять явственно всплыла картина похорон, когда эта «другая» хозяйничала в еекухне. Конечно, Лизу прогонят со двора, с ее собственного двора, лишат дома и крыши над головой, даже не поблагодарив за все труды, за радение о здешнем хозяйстве. Она видела, как покидает этот дом в слякоть и стужу: вот она бредет по мокрой дороге прочь, скитаться по белу свету, в руках у нее узелок и верный Пилат — он же не захочет расстаться с ней, да и нельзя будет оставить кота дома, где та, другая, может вышвырнуть его из кухни, а бешеный Кис — выцарапать ему глаза, если он захочет вернуться на мельницу. Нет, Лиза не такая, она не бросает тех, кто привязан к ней!

Она заметила в себе нарастающее волнение, но даже не попыталась скрыть его, ходя от мельника к Кристиану и обратно. Зачем? Кто может требовать от бедной прислуги каменного сердца?

Мельнику показалось, будто он во второй или в третий раз слышит рядом тяжкий, прерывистый вздох. Он поднял голову. Глаза у Лизы были полны слез, несколько крупных слезинок скатились ей на грудь, и так уже мокрую от жары.

— Что случилось, Лиза? Ты не заболела? — спросил он, перестав доставать хлебы.

— Нет, хозяин.

Мельник оставил лопату на противне и разогнул спину.

— Да как же не заболеть!.. Ты совершенно загнала себя работой и того гляди свалишься… Это безумие, Лиза.

Она покачала головой и повела плечом в сторону Кристиана, который не встретил Лизу в коридоре и теперь стоял у двери, выпучив на них свои рыбьи глаза.

Мельник вновь склонился к печи и залез в ее полутьму лопатой. Руки его, однако, дрожали, и ему не сразу удалось выманить упрямые караваи из их уютного, теплого местечка в самой глубине.

Хождение между мельником и Кристианом возобновилось и продолжалось без помех, пока все семьдесят хлебов не были перенесены в месильню, после чего Кристиан лениво пошел на мельницу. Лизе же хозяин мигнул, чтоб она осталась.

Мельник утер рукавом пот со лба и встал, опершись одной рукой сзади о стол. Поскольку хозяин отвернулся от окна, лицо его оставалось в тени, тогда как Лизино было освещено. Лиза стояла, чуть покачиваясь (сидений в пекарне никаких не было) и с таким видом, будто ей сейчас больше всего хотелось прошмыгнуть в дверь — примерно так, как это делает школьник, которому не сулит ничего хорошего разговор один на один с учителем.

— Ну, Лиза! Что случилось?

— Да ничего не случилось, хозяин… просто на меня что-то нашло… Подумалось, как я привыкла к усадьбе и к мельнице, как тяжко будет уходить.

Она заморгала и чуть снова не заплакала. Но мельник и без того встрепенулся.

— Ты собираешься уходить? Почему?

— Да уж придется, когда вы женитесь.

Мельник обеими ладонями уперся в край стола, отклонившись назад и напряженно расставив локти в стороны.

— Это еще что за новости? Кто сказал, что я женюсь?

— Неважно, кто сказал, только до меня дошло, что вы скоро возьмете себе вторую жену, фрёкен Ханну из лесничества, и, кстати, поступите очень разумно.

Мельник помолчал. У него не хватало смелости напрямую отвергнуть такое обвинение.

— Глупые сплетни! — наконец выпалил он. — Стоит человеку войти в дом, где есть молодая женщина, и тут же какая — нибудь старая грымза… О браке у нас с фрёкен Ханной не было и речи.

— Может, оно и так, раз вы говорите… Во всяком случае, мне вы не обязаны давать отчет, если надумаете жениться.

— Да я даже не знаю, захочет ли она меня.

— Господи Боже мой! Вот уж в этом хозяин может быть уверен!

Это восклицание прозвучало столь убедительно, и Лиза дополнила его столь уверенным взглядом, что не приходилось сомневаться в ее искреннем мнении: любая здравомыслящая девушка почтет за счастье заполучить в мужья владельца Вышней мельницы. А сей предмет всеобщего обожания смотрел на носки сапог и чувствовал, как краснеет — не только оттого, что ему пощекотали самолюбие, но более потому, что это простодушное заверение явно свидетельствовало о влюбленности самой Лизы.

— Еще не хватало, чтоб она отказала вам!.. Так что когда женитесь…

— Я ж тебе толкую, что и разговора такого не было… между мной и Ханной (он поторопился прибавить последние слова для оправдания перед самим собой)… и не стоит принимать это близко к сердцу… Горевать — так когда срок придет… если он придет… А вообще в жизни бывают и хорошие часы… Между прочим, никто не станет тебя гнать из-за моей женитьбы — прислуга на мельнице все равно будет нужна, поэтому решать тебе.

— Вы, хозяин, и впрямь думаете, что я смогу остаться на мельнице, когда тут поселится жена?

Задавая этот вопрос, Лиза шагнула в сторону мельника, отчего тот вздрогнул. Хотя Якоб упорно смотрел вниз, он чувствовал на себе ее вызывающий взгляд и прекрасно знал, что на губах ее играет улыбка, что смысл написанного у нее на лице прямо противоположен вопросу: «Я что же, обыкновенная прислуга? Разве между нами ничего не было?.. Разве между нами — раньше или позже — не может быть чего-нибудь еще… если я не уйду?» Мельник и сам не раз задавался этим вопросом и давным-давно ответил на него категорическим: «Лизе придется уйти, оставить ее было бы слишком большим прегрешением перед Ханной…» Но это когда дело будет решено… Теперь же ничегошеньки не решено, зачем Лиза приступает к нему и мучает его?

И, будучи не в состоянии дать ей ответ, он переменил тон на сердитый и нетерпеливый:

— Чего ты хочешь, Господи Боже мой? Если ты считаешь, что тебе лучше уйти, тебя никто не держит… Но я тебе толкую, пока что речи о женитьбе нет, и мне кажется, ты могла бы на этом успокоиться. Не будешь же ты требовать от меня обещания никогда ни на ком не жениться?!

— Я вообще ничего не требую, разве бедная прислуга может чего-то требовать?! Мне просто тяжело было подумать… я только хотела, чтоб все оставалось по-прежнему, чтоб мне можно было и дальше тут жить и по мере сил вести хозяйство… Больше я ничего на свете не хочу… Как можно чего-либо требовать от вас?!

Она поднесла к глазам фартук и вышла из пекарни, заливаясь слезами от ощущения собственного бессилия, от мысли о том, что не может ничего требовать… оставив мельника в состоянии ошеломленности — взволнованным, смущенным и сомневающимся.

Бедняжка! Разумеется, ей тяжело уйти отсюда после всех ее трудов… И разве она не любит его, эта девочка, твердо уверенная, что его должны любить все? При этом она ничего не требует, только хочет, чтобы все осталось по-прежнему, то есть чтобы ей было позволено трудиться с утра до вечера как для его блага, так и ради порядка на любимой мельнице, с которой она буквально срослась. А в таком случае нужно ли ему торопиться с женитьбой на фрёкен Ханне, обязателен ли этот брак?.. Конечно, если сия добродетельная, набожная фрёкен питает к нему нежные чувства, самое лучшее будет жениться на ней, она наверняка принесет ему счастье, большое счастье. Как бы то ни было, следует подождать, пока события сами повернутся в ту сторону, в подобных делах нельзя спешить. Сегодняшнее положение всех устраивает, особенно с тех пор, как Лиза поладила с Хансом.

Мельник нагнулся и через низенькое оконце выглянул во двор, где мальчик как раз бежал к Лизе со своим луком, у которого что-то сломалось и который Лиза с присущей ей доброжелательностью по отношению к ребенку тут же взялась починить, хотя ее ждали куда более важные дела… но и они все будут переделаны.

И мельник с улыбкой закивал, бездумно теребя в руках лопатку, которой Лиза обычно нарезала тесто для хлебов.