— Ну да, тебе я нужен, как доктор Ватсон, — хмыкнул Гера. — Опровергая мои глупости, ты, как Шерлок Холмс наших дней, хочешь прийти к правильному выводу… Все правильно. Буду я твоим начальником, назначу тебя доктором Ватсоном… Слушай, ты же вроде бросил курить? Как, впрочем, и я.
— Закуришь тут, когда знамя увели, — сказал Померанцев. — Значит, шарада решена? Первым в Игната Фомина стрелял киллер, он его и убил, а через несколько минут в труп стреляют наши братья меньшие. В смысле, милиционеры. Ну, это понятно, ты прав, хотят приписать себе заслугу, чтоб и отрапортовать…
— Я плагиатом не занимаюсь, — покачал головой Гера. — Это твоя ценная мысль.
— Так что они сделали с этим киллером, ты можешь объяснить? — остановился перед ним Померанцев.
— Ничего, — пожал тот плечами. — Киллер сбежал, в смысле, спрятался.
— Там была облава, — напомнил Померанцев. — Все время забываешь. Средь бела дня, палец, говорят, там не просунешь… Кто там может спрятаться? Вот где он сейчас? Не под землю же он спрятался?
— Чтоб тебе задать эти вопросы не мне, а участникам облавы! — с чувством сказал Гера. — Думаешь, у меня других дел нет? Ты вон сколько поручений на меня взвалил!
— В том-то и дело, — сказал Померанцев и посмотрел на часы. — Я как раз готовлюсь к этим расспросам.
— С минуты на минуту они должны за мной заехать, и сразу поедем ставить следственный эксперимент на место гибели Игната Фомина.
— Разве его еще не проводили? — удивился Гера.
— Они и вскрытие проводили без нас, — напомнил Померанцев. — Пора бы привыкнуть: за ними приходится перепроверять.
— Валер, сядь, не мельтеши… — сказал Гера. — Я тут вспомнил… Меня Александр Борисович Турецкий как учил? Если наряду с понятными явлениями происходят связанные с ними странные и необъяснимые, попробуй объединить их вместе. Найди, что у них может быть общего. Тогда, возможно, понятное поможет тебе объяснить непонятное.
— Ну да, это как при переводе иностранного текста, — сказал Померанцев, сев рядом на стул и еще раз взглянув на часы. — Известные слова помогут понять смысл всей фразы, а через него можно узнать, что означают неизвестные слова… А ты пробовал когда-нибудь объединять?
— Не приходилось, — вздохнул Гера. — Не для моего среднего ума. Видишь, ты сразу усек, а до меня еще долго доходило…
— Тебе всегда и так все было ясно? — усмехнулся Валера.,
— Не сказал бы. Но этот совет почему-то запомнился. Может, он тебе пригодится?
— Все может быть, — кисло сказал Померанцев. — Всякое бывает.
— Мне здесь говорят: сразу видно, Генпрокуратура приехала, — задумчиво произнес Гера. — Вот как вы, мол, сюда приехали, так маньяка этого ухлопали, и все тихо стало. Никого больше не убивают…
— Не обольщайся, — хмыкнул Померанцев. — То ли еще будет.
Потом, когда они ехали с милиционерами на место убийства Игната Фомина, Померанцев несколько раз вспоминал совет Турецкого. Черт его знает, думал он, что-то в этом есть. Что и с чем в нашем случае можно объединить? Например, эта гильза от «Макарова», принадлежавшего Игнату Фомину, найденная возле крыльца дома убитой Анны Прошиной. В кого он там стрелял? И где эта пуля? Промахнулся? Говорят, после нахождения этой гильзы там каждую пылинку осмотрели и своими руками перебрали… Врут, поди, насчет каждой пылинки, но поди проверь.
И здесь, кстати, есть некая странность. Только наоборот. Нашли пулю из ТТ в теле убитого, того же Игната, а гильза-то где? И вроде есть что-то общее, есть. Хотя и не связано единством места и времени, как в хорошей пьесе.
Что связывает оба эти события? А то, что и там и там это старались скрыть. Зачем, почему скрывали гильзу возле дома Прошиной, потом пулю в теле убиенного Игната? Обычное разгильдяйство? Или хотелось быстрей отделаться, да и лень обломовская? И все это вместе с желанием побыстрее от нас отделаться. Так будет, пожалуй, вернее.
Когда подъехали к Ельнинскому лесу, Померанцев тронул плечо водителя «газика», в котором ехал.
— Я пройдусь пешком, — сказал он. — Поезжайте, только не быстро, помедленнее, чтоб я знал, в какую идти сторону. Далеко тут еще?
— Метров триста, — сказал водитель.
Через минуту он об этом пожалел. Надо было надеть резиновые сапоги. Грязь, местами непролазная. Лучше идти по высокой и мокрой траве и промокнуть там насквозь, чем чавкать и дальше по глине…
Он тоскливо посмотрел на небо. Дождик моросит и моросит… До сих пор думал, что такие мелкие и противные дожди могут быть только в Москве. А они по всей России. Вот откуда эта вселенская тоска, заглушить которую можно только водярой…
Так что мы там хотим увидеть, Валерий Александрович? Конкретно? А хотим мы там видеть место, где убили Игната Фомина… Правильно? Чтобы понять, что же там произошло. Несмотря на всю лапшу, которую собираются повесить нам на уши…
— Может, сядете? — спросил сидевший за рулем старший из омоновцев по фамилии Илюхин, крепко сбитый парень с медным лицом. Он приоткрыл дверцу, выглянув из машины. — Грязь смотрите какая.
— Пожалуй… — он догнал машину, тщательно вытер травой ботинки.
Ангина, кажется, обеспечена, подумал он. Надо бы попарить ноги, когда вернусь в гостиницу. Кстати, не забыть бы встретиться там с Игорем. Обещал сегодня вернуться из Красноземска, где население ломает себе голову, которого из своих бандитов посадить себе на шею на следующие четыре года.
— Вот это место, — сказал водитель, остановив машину.
Здесь уже стояли два «газика», из которых выбирались другие милиционеры, смурные, недовольные. Осокин с маской оскорбленной добродетели остался в машине.
— Итак, кто из вас будет Фоминым? — спросил Померанцев.
Они переглянулись. Никому не хотелось валяться на мокрой траве, изображая труп.
— Вот он. — Милиционеры в шутку вытолкнули самого молодого, одетого в брезентовую накидку.
— Он был при этом? — спросил Померанцев у Илюхина.
— Да нет вроде, — пожал тот плечами. — Слышь, Сереж, ты где был при прочесывании?
— В другом месте, — сказал Сережа. — Вон там, где ребята второго подстрелили. — И он махнул рукой в сторону лужайки, где был убит Леха.
— Это ничего. Он и в прошлый раз, при первом следственном эксперименте, тоже изображал Фомина, — сказал меднолицый Илюхин. — И все нормально прошло.
Наверно, уже легенды сложили насчет моего педантизма и занудливости, подумал Померанцев. А когда уеду, будут передавать из поколения в поколение.
— Ладно, — сказал он вслух. — Пусть будет Сережа. Вы бы тоже подошли сюда, — сказал он Осокину. — Вы же писали протокол? И здесь же схема расстановки действующих лиц — вашей рукой…
Он достал из папки и перелистал протокол следственного эксперимента
— Так, и кто из вас первый стрелял в преступника?
— Ты, Андрон, верно? — сказал Илюхин.
Он обернулся к угреватому, хмурому и долговязому парню. Тот молча кивнул и сплюнул окурок в траву. Похоже, не нравится ему этот театр, подумал Померанцев.
— Потом он… — Илюхин кивнул на другого, такого же матерого, как он сам, омоновца, только более кряжистого. — Ну потом я.
— Ладно, — кивнул Померанцев, — теперь вы встаньте, как тогда, по этой схеме… — Он провел пальцем по рисунку, приложенному к протоколу. — А Сереже еще раз покажите, где и как он при этом стоял. Все верно? — спросил он Осокина.
Тот молча кивнул.
Они встали, переглянувшись, вокруг одетого в брезент Сережи, примерно на расстоянии трех — пяти метров. Будущий покойник, подумав, поднял руки вверх.
— Он разве сдавался? — удивленно спросил Померанцев.
— Сделал вид, — пояснил Илюхин, — а потом рванул через кусты на него. — И указал на долговязого.
— В эту сторону? — сомкнул брови Померанцев. — Что-то я не совсем понимаю…
— Сейчас поймете. Ну давай беги, как тебе показывали, до этих кустов, и сразу падай! — сказал меднолицый Илюхин Сереже.
Тот рванулся в сторону долговязого, потом упал в кусты. И остался там лежать, дожидаясь команды.