«Вы шалунья»,— говорила я ей иногда, и действительно, что-то шаловливое бывало иной раз в выражении ее лица, но это становилось новой прелестью, это приятно было видеть, как признак веселого расположения духа.

Мадемуазель де Фар не отличалась крепким здоровьем, но ее недомогания придавали ей скорее томный, чем болезненный вид. Ей все хотелось быть немного полнее, но, право, не знаю, много ли она выиграла бы от этого; во всяком случае, если чье-нибудь лицо могло обойтись без прибавки дородства, то именно ее личико,— будь оно пухленьким, это, пожалуй, и придало бы ему новую миловидность, но зато лишило бы иной, более изысканной и более тонкой прелести.

Мадемуазель де Фар, обладавшая и умом, и жаром душевным, умела слушать в большом обществе, думала тогда много, говорила мало и нисколько не мешала тем, это — хорошо ли, плохо ли — разглагольствует в салонах.

Я никогда не слышала, чтобы она сказала что-нибудь неуместное или не отличавшееся хорошим вкусом.

Если она находилась в кругу друзей, то и образ ее мыслей, и манера высказывать их были исполнены прямоты и откровенности, но свободны от резкости.

В ней видно было быстрое и наивное чутье, большое благородство мыслей, высокая и щедрая душа. Впрочем, все, что касается ее характера, вы лучше узнаете из того, что я расскажу о ней в дальнейшем.

Мы ждали довольно долго, но вот из спальни больного вышла госпожа де Миран и сказала, что он совсем пришел в себя и доктора находят, что ему стало лучше.

— Он даже спросил меня,— добавила она, обращаясь ко мне,— тут ли вы еще, мадемуазель, и попросил, чтобы вас отвезли в ваш монастырь лишь после того, как вы отобедаете с нами.

— Слишком много чести для меня,— ответила я.— Пусть все будет так, как вам угодно.

— Я очень хотел бы, чтобы мой друг узнал, что я здесь,— сказал тогда судейский.— У меня горячее желание повидать его, если это возможно.

— И у меня тоже,— подхватила госпожа де Фар.— Нельзя ли как-нибудь сообщить ему о нас? Если ему уже лучше, он, может быть, позволит нам войти. Что вы об этом скажете, сударыня? Ведь доктора теперь надеются на его выздоровление, не правда ли?

— Увы! Пока они еще этого не говорят. Они только находят, что ему немного лучше, вот и все,— ответила госпожа де Миран.— Сейчас я схожу туда, узнаю, можно ли вам к нему.

Едва она отошла от нас, в дверях спальни показались два доктора.

— Господа,— сказала госпожа де Миран,— можно ли вот этим двум дамам и этому господину навестить моего брата? В состоянии он принять их?

— Он еще очень слаб,— ответил один из докторов — ему нужен покой. Лучше подождать несколько часов.

— Ах, так! Настаивать не приходится. Надо подождать,— сказал судейский.— Я заеду еще раз в середине дня.

— Может быть, хотите тут подождать? Пожалуйста,— сказала госпожа де Миран.

— Нет,— ответил он,— очень вам благодарен, но не могу остаться, у меня дела.

— А у меня нет никаких дел,— сказала госпожа де Фар,— и мне, думаю, лучше подождать тут, не правда ли, сударыня? Ну что ж, господа,— тотчас заговорила она с докторами,— скажите, что вы думаете о больном? Мне кажется, он выкарабкается! Верно? У него, должно быть, грудная болезнь. Верно? Полгода тому назад он простудился и долго хворал. Я ему говорила, чтобы берег себя, а он не обратил внимания на мои советы. Сильная у него лихорадка?

— Мы не лихорадки боимся, сударыня, а кое-чего другого,— сказал второй доктор,— и нельзя еще поручиться, что никаких осложнений не произойдет. Опасность еще не миновала.

После этого разговора доктора уехали, судейский последовал их примеру, в зале остались только мы — госпожа де Фар, ее дочь, госпожа де Миран, Вальвиль и я.

Время шло. Лакей доложил, что сейчас подадут на стол. Госпожа де Миран зашла на минутку к больному; ей сказали, что он заснул; она вышла из спальни вместе с его духовником, который там оставался; он сообщил, что придет еще раз после обеда. И мы перешли в столовую, сели за стол, менее встревоженные, чем утром.

Все это скучные подробности, но без них нельзя обойтись, — от них мы перейдем к главным событиям. За столом меня посадили рядом с мадемуазель де Фар. Любезное ее обращение со мной, казалось, говорило, что она очень довольна нашим соседством, позволявшим нам познакомиться поближе. Мы оказывали друг другу маленькие знаки внимания, к которым побуждает сотрапезников взаимная склонность.

Мы благожелательно посматривали друг на друга, но так как любовь имеет свои права, то иногда я смотрела также и на Вальвиля, а он, по своему обыкновению, почти не сводил с меня глаз.

Вероятно, мадемуазель де Фар заметила наше переглядывание.

Мадемуазель, — сказала она мне тихонько, пока ее мать разговаривала с госпожой де Миран,— я очень хотела не обмануться в своей догадке, и если она верна, вы не уедете из Парижа.

— Не знаю, что вы под этим подразумеваете — ответила я таким же шутливым тоном (и я действительно не знала этого), но на всякий случай скажу, что вы, как мне кажется, всегда думаете правильно. Откройте мне теперь, пожалуйста, вашу догадку, мадемуазель.

— Дело в том,— все так же тихо ответила она,— что ваша матушка лучшая подруга госпожи де Миран, и вы вполне могли бы выйти замуж за моего кузена Вальвиля. А теперь вы мне скажите, хотите ли вы этого.

Ответить было нелегко — вопрос смутил и даже встревожил меня; я вспыхнула и испугалась, как бы мадемуазель де Фар не заметила, что я покраснела, и как бы я этим не выдала тайны, делавшей мне слишком много чести. Словом, не знаю, что я ответила бы, если бы госпожа де Фар не вывела меня из затруднительного положения. К счастью, она, как я уже сказала, была из тех женщин, которые все видят и все хотят знать.

Она заметила, что мы с ее дочерью о чем-то говорим.

— Что там у вас, дочь моя? — спросила она.— О чем у вас речь? Вы улыбаетесь, мадемуазель Марианна краснеет (от нее ничего не ускользнуло). Можно узнать, о чем вы говорили?

— Я не хочу делать из этого тайну,— ответила ее дочь.— Я была бы в восторге, если бы моя милая соседка осталась навсегда в Париже, и вот я выразила пожелание, чтобы она вышла замуж за господина де Вальвиля.

— Ах! Ах! Вот кстати! Ведь и мне тоже пришла такая мысль! — воскликнула госпожа де Фар.— И мне кажется, судя по некоторым моим наблюдениям, что ни он, ни она не возражали бы против этого. И как знать, быть может, и есть такое намерение,— все признаки налицо.

— А почему бы и нет? — сказала госпожа де Миран.

Очевидно, она нисколько не боялась объявить при подобных обстоятельствах свое решение и хотела по доброте сердечной, о которой я до сих пор думаю с восторгом и плачу от нежной любви и признательности, вспоминая о ней,— по чудесной доброте сердца она желала дать нам неопровержимый залог верности своему слову и решила воспользоваться случаем, чтобы подготовить умы к нашему браку.

— А почему бы и нет? — повторила она.— Если это случится, моего сына не придется жалеть.

— Ах, все скажут то же самое,— подхватила госпожа де Фар.— Конечно, господина де Вальвиля можно будет поздравить с таким выбором, и я уже заранее приношу ему свои поздравления. Право, всякий может позавидовать его участи.

— А я, смею вас заверить, сударыня, ничьей участи завидовать не буду,— ответил Вальвиль с видом открытым и довольным, меж тем как я лишь легким безмолвным поклоном поблагодарила госпожу де Миран за ее добрые слова, ибо считала, что я обязана предоставить слово моей благодетельнице, а самой хранить скромное и почтительное молчание. Однако ж я невольно бросила на нее взгляд исполненный любви и благодарности; и по тому обороту, который принял этот, казалось бы, шутливый разговор, госпожа де Фар уже не сомневалась, что я непременно выйду замуж за Вальвиля.

— Я еще к этому вернусь, когда повидаюсь с господином де Клималем, а потом мы отвезем вашу будущую сноху в ее монастырь,— сказала она госпоже де Миран.— Или, знаете, сделаем еще лучше: нынче я не ночую в Париже, возвращаюсь в свой загородный дом, как вам известно, до него всего лишь четверть лье. Я думаю, что вы можете располагать временем мадемуазель Марианны. Напишите или пошлите сказать в монастырь, чтобы ее сегодня не ждали, что вы дня на два оставляете ее у себя, и тогда мы увезем ее с собой. Пусть наши барышни поближе познакомятся друг с другом. Вы им обеим доставите удовольствие, я в этом уверена.