Кабан разочарованно вздохнул. Он уже собирался вылезти из машины, когда Зорин вдруг остановил его.

– Постой, кое-что я попробую для тебя сделать… Я помогу тебе, если ты найдешь мне Белова, живого или мертвого. Мертвого даже лучше. Ты ведь обещал мне это сделать. Не забыл? Так что, будет Белов, будут и деньги. Вперед…

"Мерседес" умчался, а Кабан долго смотрел ему вслед, бормоча проклятья.

Наконец он повернулся и зашагал по тротуару.

– Белый тебе нужен? – сквозь зубы процедил он. – Ну, так я тебе найду Белого. Ты меня, козел, надолго запомнишь.

Кабан не надеялся на своих помощников, ребят крепких, но туповатых, поэтому занялся поисками сам. На самом деле кое-какие деньги у него еще оставались, авторитет какой ни есть тоже сохранился. Поэтому уже через три дня ему донесли, что Белова ищет какой-то журналист. В том, что тот также работает по заданию Зорина, Кабан почти не сомневался.

Журналист Юра Невзглядов появился в баре гостиницы "Колосок" около пяти часов вечера. Заведение было третьеразрядным, оно ничем не напоминало те гостеприимные вертепчики, в которых он сам привык зависать. Напитки – от паленой водки и поддельного коньяка до текилы подмосковной выгонки – внушали ужас даже искушенному в питии человеку.

Юра подошел к стойке и заказал самое безопасное для здоровья – бутылку пива. И как бы невзначай поинтересовался у утомленного жизнью, похожего на пожилого Вертинского бармена:

– Слушай, ты Славку-каскадера не видел? Бармен сделал вид что не слышит. Тогда

Юра положил на стойку небольшую купюру и представился официально по имени и фамилии как журналист телевизионной службы новостей. Славика, дескать, ищет для того, чтобы взять интервью.

– Крутился где-то тут, сейчас пропал, – смягчившись, сказал бармен. – Наверно опять с Лилькой в подсобке трахается.

Юра кивком поблагодарил его и с бутылкой в руке направился к служебному проходу, откуда попал в длинный коридор с высоким потолком: гостиница строилась еще в сталинские времена. В коридор выходило множество дверей. Все они были закрыты. Спросить, где тут подсобка, было не у кого.

Но вот мимо него проплыла ярко накрашенная куртизанка в легкомысленном наряде. Она появилась неожиданно, будто вышла из стены. Даже дверь не хлопнула. Макияж у нее был слегка размазан. Наверное, это и есть та самая Лилька? Тактико-технические данные видения совпадали с образом, который бывалый журналист создал в своем воображении: длинноногая блондинка, слегка потасканная, с большой материнской грудью. И в короткой юбке на крутых бедрах. Дама поправив тонкую бретельку на полном плече, проворчала вполголоса:

– Придурок, колготки порвал… – и продефилировала мимо с независимым видом: мол, не думай, я не такая, я жду трамвая…

Юра, сообразив, что она имеет в виду как раз того, кого он ищет, остановился у ближайшей двери. Она была приоткрыта. Он вошел, и закрыл ее за собой, собачка замка тихо щелкнула. Сидевший на столе посреди захламленной комнатушки парень в расстегнутых джинсах с небольшим опозданием среагировал на звук, поднял на него мутные пьяные глаза.

– Ч-чего надо? Ща, уже ухожу…

– Здорово, Славик, – с деланной радостью произнес Невзглядов, протягивая ему свою початую бутылку пива. – Сколько зим!

Пьяный отхлебнул из горлышка и посмотрел на журналиста более благосклонно.

– А мы с тобой разве из одного корыта на брудершафт хлебали? – со всей учтивостью, на какую был способен, спросил он.

Невзглядов не смутился: он был бы плохим журналистом, если бы не умел устанавливать контакт с любым собеседником.

– Надо говорить "пили брудершафт", а не "на брудершафт", – поправил он парня. – А ты разве забыл, как у кутюрье Дудашкина на дне рождения мы с тобой ему парадную лестницу заблевали, а он поскользнулся и до самого низа на спине проехал. Такое не забывается!

Пьяный долго смотрел в пространство перед собой, очевидно, что-то припоминая. Прокрутка информации в памяти давалась ему с великим трудом. Наконец два контакта в его пропитанном алкоголем мозге соединились, и его лицо озарила светлая улыбка.

– Так это ты тот мудак был? Здорово! Выпить хошь? Садись, вмажем. Ща, Лильке свистну, она нормальной принесет, не паленой… Только я это, на мели.

Журналист вытащил тощий бумажник и помахал для убедительности им в воздухе перед носом клиента.

– Не переживай, я при деньгах.

Впрочем, если кто и переживал по этому поводу, так это он сам. Невзглядов ужасно не любил тратить свои кровно заработанные и предпочитал халяву. Но раз надо, значит надо.

Он отмусолил каскадеру несколько купюр, и тот исчез за дверью. Не было его довольно долго. Невзглядов уже начал беспокоиться – не свалил ли его новый друг с деньгами, когда тот появился в дверном проеме с торжествующим видом. В руках он держал бутылку водки и пакет с орешками.

– Это зажевать. Что мы, не люди, что ли? – пробормотал он, наливая водку в винные фужеры, оставшиеся от оргии с проституткой.

Выпили. Водка оказалась жуткого качества. Она встала колом в горле, но Невзглядов могучим усилием воли с трудом протолкнул ее в желудок. Там се тоже долго не хотели принимать. Еле улеглась.

– А я тут Сашу Киншакова искал, – начал журналист, отдышавшись.

– Кому Саша, а кому Александр Иваныч, – хмуро оборвал его каскадер. – А на фига он тебе?

– Да так, – протянул Невзглядов. – Интервью хотел у него взять. А он оказывается, в Штатах. И вся ваша команда с ним. А тебя что, не взяли? – он незаметно включил диктофон в кармане и поправил микрофончик за лацканом пиджака.

Славик в ответ разразился потоком брани. Адресовал он ее, впрочем, не товарищам по ремеслу, а главным образом, самому себе.

Буквально за неделю до отъезда в Голливуд на съемках фильма погиб один из членов кас-кадерской группы: на него рухнул осветительный прибор. Слава должен был его страховать, был рядом, но отделался легким испугом. А сделать ничего не смог! В смерти товарища сто никто не винил. Вернее, винил только один человек – он сам. Поэтому из группы Слава ушел и теперь потихоньку спивался.

Выслушав каскадера, Невзглядов с сочувствием покачал головой и постарался подвести клиента к нужной ему теме.

– Да, судьба иногда устраивает такие сюрпризы, согласился он. – Но как же они там без тебя? Ты такой мастер. Я ведь помню, как ты "линкольн" Белого с моста в речку отправил. Я ведь тогда все заснял. Это был высший пилотаж! Жалко только, что имени автора трюка никто никогда не узнает…

– Да, – каскадер поднял указательный палец к потолку и пьяно улыбнулся, – полет "линкольна" – это классика. Это была моя лебединая песня.

Славик чувствовал, что начал спиваться, поэтому все, что могло хоть как то поддержать его самоуважение к себе, было ему как бальзам на раны. И, забыв обо всем, он принялся излагать историю этой мистификации во всех подробностях. Говорил он долго. Невзглядов даже забеспокоился, хватит ли пленки в диктофоне. Рассказ каскадера прервала все та же Лилька. Она просунула в дверь свою симпатичную мордашку с уже подновленным макияжем и спросила.

– Вы все треплетесь? Скоро закончите? Слава вдруг оборвал себя на полуслове. Он посмотрел на Невзглядова совершенно трезвым и удивленным глазом, словно только что его увидел. И спросил.

– А ты кто? И что это ты тут вынюхиваешь? А ну, вали отсюда…

Проскользнув мимо блондинки в коридор, Юра отошел подальше и проверил качество записи: она была достаточно разборчива. Пусть этот пьяный треп никто и никогда не смог бы использовать в качестве доказательства, но ему теперь все стало ясно.

Во взорванном и упавшем с моста в речку "линкольне" не было ни Белова, ни его семьи. И покушения никакого не было, а был лишь мастерски выполненный трюк. Значит, Александр Белов жив? Ну, а раз человек жив, найти его – дело техники. Оставалось передать запись Андрею Литвиненко и получить честно заработанные деньги.