— А что еще будет входить в компетенцию планетарного правительства? — спросил Коскинен.

— Не очень многое. Оно будет заниматься здравоохранением, охраной природы и прочими политическими нейтральными вопросами. Финансировать программы должны все страны поровну, хотя Америка, например, вполне в состоянии взять на себя затраты на экологию. По моим подсчетам, это примерно та сумма, которая расходуется в год на нужды Протектората. Но это лишь на первое время. Лет через десять свой вклад в копилку смогут внести и другие страны.

— Слишком благозвучно, чтобы стать правдой, — сказал Трембецкий. — Жизнь неизмеримо сложнее любых схем. Государства взаимодействуют между собой, объединяются, а потом вновь разваливаются на части… Отнюдь не все войны в человеческой истории были несправедливыми…

— Конечно, существующие границы могут быть изменены в любой момент, — отстаивал свое мнение Кворелс. — Это одно из условий Концепции внутреннего суверенитета. В том случае, если возникает возможность прихода к власти деспотического режима, Планетарное правительство имеет право восстанавливать прежнюю власть и силой защищать основные права человека. Любой, кто не обвиняется в совершении ряда уголовных преступлений — политическое инакомыслие из данного списка, конечно же, исключается, — имеет право уезжать из своей страны.

— А какая же страна разрешит ему въезд?

— Не сомневаюсь, что согласятся многие, если только человек действительно стремится избежать тирании. Это будет несложный, но очень действенный способ дискредитации режима. Безусловно циничный фюрер способен расправиться со своими оппонентами — убийства, тюрьмы, психиатрические клиники… Но вы не сможете поступать так слишком долго, иначе вам придется спасаться бегством от собственных заключенных. Первейшей задачей власти станет необходимость заслужить любовь и уважение народа…

Кворелс остановился, сделал небольшой глоток и продолжал:

— Поймите, это отнюдь не бредовые грезы утописта. Наш мир еще долго пребудет в жестокости и несчастии. Вот почему я избегаю этого ярлыка «эгалитаризм». Он предполагает в себе панацею. Но, с другой стороны, если мы хотим пройти этот путь, то надо сделать первый шаг. И не все ли равно, как будет называться организация, способная осуществить столь великолепный план?

Беседа продолжалась в том же духе еще несколько часов, пока Кворелс, наконец, не откланялся, пожелав всем спокойной ночи.

— Итак? — нетерпеливо спросил Ганноуэй, стоило двери захлопнуться.

— Бог мой! — воскликнул Коскинен. — Ну, конечно же, да!

Казалось, трудно было подобрать менее подходящее место для размещения штаб-квартиры Эгалитарианцев, чем огромное здание «Зодиак» на Манхеттене. Оно было роскошным и престижным, кроме обыкновенного богатого люда в нем обитала многочисленная верхушка Службы Безопасности. Это было настоящее «осиное гнездо», но по той же причине здесь можно было не опасаться слежки и подслушивающих устройств.

Коскинен шел следом за всеми, чувствуя на спине тяжесть генератора. Коридор привел их к внушительной металлической двери. Ганноуэй наклонился к сканеру, и дверь открылась — кодом был рисунок сетчатки его глаза. За дверью оказалось довольно аскетично обставленное помещение с длинным столом для совещаний и стандартным офисным оборудованием. Вдоль стены стояли шестеро мужчин. Ни по лицам, ни по одежде нельзя было предположить, что они — профессиональные революционеры, вроде тех, которых часто показывают в Новостях. На вид им было от 30 до 60, костюмы свидетельствовали о консервативном укладе жизни и достатке чуть выше среднего. Они поочередно представились: Томсон, Уошберн, Ланфье, Бросен, Хилл, Риколетти. Как будто бы совершенно нормальные люди… Но Коскинен не мог не почувствовать внутреннее напряжение, владевшее каждым из шестерки. У двоих на лбу даже проступили капельки пота

— Мне удалось собрать необходимый кворум руководящего совета за столь короткое время только потому, что у нас есть специальное «прикрытие» для непредвиденных случаев, — сказал Ганноуэй.

— Подобное происходит крайне редко, — вставил Бросен. — Надеюсь, сегодня мы собрались не зря.

— Несомненно. Вы не против, если я объясню суть нашей встречи? — И, не дожидаясь ответа, Ганноуэй начал быстро вводить шестерых своих друзей в курс дела. Его рассказ и ответы на бесчисленные вопросы заняли больше часа, и под конец Коскинен почувствовал, что у него пересохло в горле. Пришлось выпить залпом предложенный кофе.

Между тем, Ганноуэй, сидя во главе стола, говорил:

— Польза от этого устройства может быть огромна. Если мы сумеем добиться, чтобы кокон давал защиту не только от пуль, но и от лазерного луча, нам потребуется несколько тысяч человек. Даже такая маленькая армия запросто возьмет под контроль всю страну.

— Постойте, — перебил Трембецкий. — Кажется вы забыли, что мистер Коскинен пока не давал своего согласия на участие в государственном перевороте.

— Что вы там задумали? — взвился Уошберн.

Трембецкий изложил план Абрамса.

— Очень мило, — фыркнул Ланфье. — А теперь, будьте добры, поведайте другой план. Желательно более эффективный.

— Что, вам не по вкусу идея Абрамса?

— Я считаю, что риск здесь совершенно неоправдан. Даже если Президент полностью вас поддержит, что само по себе почти невероятно, неужели вы думаете, что Хью Маркус будет сидеть сложа руки, дожидаясь, пока под ним провалится стул? Даже если он будет действовать строго в рамках закона — а мы не можем дать на то никаких гарантий, — у него есть лобби в Вашингтоне и собственная пропагандистская машина. Он вполне резонно заявит, что эффект экранизирования нельзя держать в секрете вечно. Вспомните, например, историю создания атомной бомбы. Что произойдет, если другие страны опередят Америку? Следовательно, заявит Маркус, Службе Безопасности нужны еще большие полномочия…

— Но по другую сторону баррикады будут не только простые люди, а национальные герои, — заспорил Трембецкий. — Ведь именно Коскинен подарит прибор Соединенным Штатам.

— Ха! Что такое герой? Его можно превратить в навоз в один миг.

— Не обязательно. Не забывайте, Конгресс может подать в суд на СБ, обвинив руководящую верхушку даже в попытке преднамеренного убийства.

— Этому вашему суду предъявят доказательства, что мистер Коскинен — обыкновенный лжец. В лучшем случае его поведение объяснят, что он, не разобравшись в ситуации, испугался собственной тени и запаниковал, в то время как его товарищи были взяты под стражу с единственной целью — защитить их от китайцев. И, между прочим, отчасти это будет правдой, учитывая, что капитана Твена убили именно они. То, что космонавтов подвергли психодопросу — не более чем вынужденная мера, так как в чрезвычайной ситуации Служба Безопасности должна располагать всей полнотой информации, причем максимально быстро. — Ланфье пожал плечами. — А еще он может обвинить агентов, которые действовали грубо, не уложившись в рамки инструкции и взяв инициативу на себя без его ведома. То есть, свою шкуру Маркус спасет в любом случае.

— Даже если подставить его Президенту?

— Да. Вы недопонимаете, какой образ СБ сложился в общественном мнении. Американцы уверены, что должны преклоняться перед доктриной Норриса, потому что она является единственной альтернативой термоядерной войне. А из доктрины Норриса логически следует, что без Службы Безопасности Америке не выжить.

— Вы должны понять, — добавил Ганноуэй, — что как бы вы ни уточняли свой план, ваши действия не затронут структур Протектората. Именно поэтому ваш план порочен изначально.

— Подождите, — сказал Трембецкий. — Ведь что бы ни случилось, кокон останется собственностью США на долгие годы. Принцип его действия основан на совершенно новых концепциях, причем, внеземного происхождения. Откуда им взяться в мозгу постороннего человека? Боюсь даже назвать срок, который потребуется инженеру-иностранцу, чтобы построить это устройство без подсказки марсиан. Минимум — десятилетие, если не больше. На это время стране гарантированы лидерство и безопасность. Страх покинет людей, они снова начнут руководствоваться в поступках здравым смыслом. Кроме того, могу обещать, что мой босс приложит максимум сил и средств, чтобы поддержать вашу политическую борьбу. Практически все влиятельные люди прислушиваются к мнению Натана Абрамса.