Чтобы хоть как то развеять набежавшую некстати печаль, комдив по традиции сделал несколько глубоких приседаний, под кожаный хруст обожаемых трофейных сапог. После чего, оголив навостренную шашку, совершил ряд боевых с просвистом махов, и стремительно, кистевым броском загородил в ножны клинок. Вместе с ударом клинка о ножны, у самого берега какая-то огромная рыбина саданула упругим хвостом по лунной дорожке, так что холодные капли воды оросили комдиву чело. Он, встрепенувшись, вернулся в боевую реальность, вспомнил, что у командирского шалаша остались покинутые хозяином гости и спешно заторопился наверх.
За центральным пеньком, несмотря на долгое отсутствие командира, полным ходом продолжалось веселое гуляние. Уже ординарец сидел в обнимку с хорошо захмелевшим Александром Ульяновым, пил водяру из алюминиевой кружки и что-то шкодливое, оглядываясь по сторонам, кричал ему на ухо. Уже венценосный Романов, в неприличной близости переговаривался о чем-то с возбужденной, раскрасневшейся Анкой. По всему было видно, что оставь эту парочку наедине и, как пить дать, благодарное отечество возрадуется обретением новоявленной императрицы. Более чем не по чину надравшийся денщик одиноко сидел у костра и отчаянно наяривал до посинения кошерное «семь сорок». Можете не поверить, но приблудившаяся шавка исключительно в такт пересыпала коротенькими ножками, счастливо дергалась, подвизгивала и, кажется, даже подмигивала заядлому музыканту.
Чапаеву, разумеется, не очень понравилось заварившееся в его отсутствие веселье. Такая самодеятельность бессовестным образом нарушала законную субординацию, особенно раздражало заигрывание царя с пулеметчицей. Комдив, подойдя к столу, решил немного осадить разгулявшегося императора. В конце концов, в святые его пока еще никто не определил и нечего с ним за зря церемониться.
- Ты, Николаша, губу то не очень раскатывай, - стартанул без разгона Василий Иванович, - не так-то легко, по моему разумению, в святые пробиться. Для этого, брат, большие заслуги потребуются, твоих-то, пожалуй, и не наберется. Похоже, что так и придется до скончания веков былое оплакивать, да за чужими юбками волочиться.
- Да что Вы такое буровите, - враз ощетинился преобразившийся царь Николай. - Нравится это кому-то, а может и нет, но должна же быть божия справедливость, ведь нас всей семьей, словно блох, эти сволочи без суда и следствия перехлопали. Мы же такую лютую смерть в подвале от разбойников приняли, кого же, как не нас, следует причислять к лику святых? И учтите, не может Россия оставаться без покаяния.
- Так для своего удовольствия, эти же сволочи в святые Вас и обрядят, - бесцеремонно прокомментировал высокопарное заявление царя незатейливый ординарец. - Это же любимая отечественная забава: сначала стрельнуть, а потом со всеми почестями в святые загородить. Случается и наоборот, сначала в святые определят, а потом с благородным гневом, аккуратненько, будто в фотографическом салоне, к стеночке возьмут и приставят. Тут, знаете ли, все решает фортуна, как кому повезет. Эх, Николай Александрович, после того, как Вы страну ни за грош просвистали, не счесть сколько семей не то чтобы как блох, словно грязь непотребную поганой метлой замели. Если всех приниматься в святые из жалости снаряжать, чего доброго небеса наверху пообваливаются, не выдержат подобного столпотворения.
Царь подобрался с достоинством, напыжился как сыч, еще больше выправил шею и совершенно неожиданно для присутствующих выдал:
- Позвольте, но ведь я же божий помазанник, император с небесным благословением, неужели для вас даже этого мало? В цивилизованном обществе должны же присутствовать хоть какие-то священные нормы, неприступные для хамского попрания рубежи. К тому же Россия не приспособлена, не в состоянии существовать без верховного единоначалия, равно как и без православного исповедания. Еще учтите, что те правители, которые после нас в кремлевские коридоры власти зайдут, окажутся не в пример паршивей. Их не то чтобы в святые, пожалуй, не всякие черти в свою компанию с радостью примут.
В это время бродяга Кашкет, качаясь на пьяных ногах, подошел с балалайкой к столу и заиграл в полную мощь инструмента «Боже, царя храни!». Николай, законное дело, торжественно встал, троекратно перекрестился и уронил, не без гордости, императорскую слезу. Величальное стояние, наверное, продолжалось бы еще долго, если бы денщик не извернулся в ловком музыкальном коленце и не подсунул на закуску «и в ямку закопал и надпись написал». Венценосный гость просто рухнул на скамью, как подкошенный, и обидно заморгал голубыми глазами.
- Хватит Вам лошадей смешить, сами то верите тому, что несете, - не пощадил, морально уже поверженного императора, не на шутку отвязавшийся Петька Чаплыгин. - Настоящим божьим помазанником был тезка мой Петр Алексеевич, за таким императором можно было хоть в бой, хоть на праздничный смотр без оглядки идти. Однако Ваше потешное царствование, иначе как императорским недоразумением не назовешь. Вот Аннушку нашу посадили б на трон, она не хуже Екатерины Великой с германцами без всяких соплей разобралась бы, и порядок в собственной стране навела. Пусть Вас не смущает, что невеста моя пулеметчица, у нее в душе Александр Македонский сидит.
- Не могу согласиться с Вами, Петр Парамонович, - из последних сил возразил полу поверженный царь Николай, - российской императрицей посадить на трон просто так никого невозможно, для этого необходимо родиться на свет под небесным благословением. Я уже не говорю о том, что государева служба много знаний и мудрости требует, этому долго и упорно обучаться приходится. Хорошую уху сварить без стряпчей науки едва ли получится, а страной управлять много сложнее, гораздо ответственней.
- Прям уж, так-таки народиться надо, - не смогла промолчать, задетая за живое пылкая Анка. - Попадались нам с Люськой в трофейных обозах бальные платья, мы даже одевали их перед зеркалом. Можете не сомневаться, уважаемый Николай Александрович, не хуже ваших дворцовых барышень выглядели. Вот комдив наш, никаких академий никогда не заканчивал, а толстозадые генералишки, да очкастые офицерики только пятки успевают намыливать. Наши красноармейцы все их умные книжицы на самокрутки пустили и для всяких удобств приспособили.
Петька, рассудив сам с собой, что царю требуется некоторая передышка, для восстановления поникшего духа, решил переключить общее внимание к Александру Ульянову и потому, не без лукавства, поинтересовался:
- А расскажи нам студент, чисто по дружбе, дело ведь прошлое, сильно обрадовался, когда узнал, что большевики царскую семью порешили? Небось, целую неделю от восторга не просыхал, всю зарплату в трактире спустил. Я бы на твоем месте поступил точно так же.
- Что Вы такое выдумываете, товарищ Чаплыгин, -запротестовал порядком заскучавший брательник вождя, -чему можно радоваться? Ведь там, в Ипатьевском подвальчике, злодеяние великое было совершено. Говорю об этом со знанием дела, с полной ответственностью. Подбор бриллиантов у дамочек был красоты несказанной, под стать российской короне. Все это чертыхнулось неизвестно куда, как ветром развеяло. За такие сокровища при хозяйском подходе можно было в Америке бомбочки изумительные заказать. Карету шестериком вместе с кобылами без труда на шпиль Петропавловской крепости занести. Я так мыслю, что из-за бриллиантов все семейство и шлепнули. Что поделаешь, жадность не одного фраера по жизни сгубила.
- А я ведь молюсь за него, негодяя, - возмутился растерявшийся Царь Николай, - ходатайствую о прощении божьем.
- Вы бы за себя не ленились молиться, Николай Александрович, - легко парировал студент, - не забывайте, что воля Господня, как и гнев, как и милость его - нам неведомы.
Луна незаметно потерялась в размерах, и свечение ее сделалось не таким тревожным, не таким магнетическим. Уже краем своим она коснулась верхушек деревьев, готовая до срока провалиться в черноту леса. Гости заметно заволновались, начали в нетерпении прощаться. Император всея малая, белая и так далее Руси обратился персонально к Чапаеву:
