Нести было не очень далеко, но торцы казались пудовыми, и Капля еле-еле дотащила их до столовой. Там уже было полно старших ребят, они встретили дружным «Даёшь!» и, схватив торцы, стали их раскалывать и бросать в горящую печь.

Часть ребят занимались тем, что делала ширму из простыни, а часть расставляли стулья. В комнате становилось тепло и уютно. Капля, не раздеваясь, села на стул.

– Ну, чего расселась как барыня! Это наши места, а ты иди к двери, раз наказанная, всё равно тебя не пустят на представление.

Капля встала и притулилась у входной двери в столовую.

– Ладно, чего кричите? Она торцы носила, – заступился Андрей. – Правда, ребята, нехорошо, ведь она не виновата, что её тошнит от рыбьего жира, – продолжал он.

Но его уже никто не слушал, так как началась драка из-за мест. Вошла воспитательница и быстро утихомирила дерущихся.

– Если не будет тишины, представление не состоится… – начала воспитательница.

Но в этот миг вошёл с рюкзаком за плечами коренастый, небольшого роста человек с бородой и усами. Оглядел притихших ребят и скрылся за ширмой, сделанной из простыни. Свет в комнате потух, и только две большие лампочки освещали ширму.

– Здравствуйте, ребята, – сказал Петрушка, вынырнув на край простыни.

Все дружно ответили «Здрасьте», и представление началось. Забыто было всё: холод, голод, обиды. Все были увлечены действием. Дружно смеялись, дружно переживали за Петрушку, которого бил буржуй, и дружно аплодировали, когда Петрушка поборол буржуя.

Представление окончилось, и человек вышел из-за ширмы. Ребята не трогались с мест, им было жалко расходиться.

– Дедушка, покажи ещё что-нибудь!

– Ой, девочки, какой же он дедушка, – сказала старшая из девочек, – он молодой, только с бородой!

– Ну чего мелешь, какой он молодой, он старый, у него и усы уже!

– А разве у мальчишек нет усов?

– Есть, но не такие, не такие, у него загибаются, а у мальчиков торчат, – тараторили девчата.

– А я не молодой и не старый, – сказал человек, вышедший из-за ширмы, и пристально посмотрел на детей. – А кто у вас круглые сироты? Я хотел бы им кое-что шепнуть на ушко.

Каплю выдвинули вперед. Она упиралась и не хотела выходить. Улыбка сразу исчезла с её лица, и басом она произнесла:

– И вовсе я не сирота.

Но к ней пододвинулись ещё ребята и, тоже опустив глаза, как бы стесняясь чего-то, сказали:

– Ну мы теперь не сироты, мы все вместе. Однако человек с бородой и усами, не обращая на это внимания, загрёб всех в охапку и увёл из столовой в учебный зал. Там, усадив всех на стол, стал раздавать пряники. Для нас это было целое событие. Пряники! Настоящие! Откуда? Из какой сказки? Чечевичная похлёбка и котлеты из картофельной шелухи на рыбьем жире. И вдруг пряники! Нет, этот человек поистине маг и волшебник: не только его куклы могут делать чудеса, но и сам он совершил необычайное чудо, отдав нам, ребятам, такой дар.

Так я впервые увидела Александра Александровича Брянцева и надолго запомнила его лицо, пряники и его кукол. Сколько раз мы, ребята, мечтали о том, чтобы снова он зашёл к нам, и когда нам было особенно грустно, мы говорили:

– Ох, хоть бы Бородач пришёл и пряники принёс!

Потом кто-то из девочек сказал, что он не приходит потому, что обиделся, его нельзя называть Бородач. Все согласились и стали звать его Чудодей.

Но Чудодей появился в моей жизни только через несколько лет, когда я была переведена из детдома в Детскую художественную студию. Студия находилась в бывшем особняке Нарышкиных на Сергиевской улице. Александр Александрович много времени отдавал студии. Он был не только режиссёром, педагогом, он был другом и душой студии. Он знал историю жизни каждого из нас, знал, как мог сложиться, в силу каких причин и обстоятельств, тот или иной характер. В частности, он нередко спрашивал меня:

– Ну как дела с рыбьим жиром?

Он знал, что я много выстрадала в своей детдомовской жизни из-за этого витамина. Я не могла слышать его запах, а в общежитии студии меня также заставляли принимать рыбий жир из-за моей худобы. Я пускалась на невероятные ухищрения, чтобы только избежать этой процедуры. Как сердились на меня воспитатели, сколько раз я была оставлена без сладкого, но ничто не помогало. И только Александр Александрович втайне мне сочувствовал.

– Я и сам его терпеть не могу, – говорил он, – но что делать, если это нужно для твоего здоровья. Ты пойми, не зазвучит в полную мощь твой голос, а для актрисы это очень важно. Ну давай подумаем, как легче его проглотить.

И шёл рассказ о какой-то девочке, которая во имя чего-то глотала эту мерзость…

Но когда он понял, что ничто убедить меня не может, он взял меня за руку, пошёл к воспитателям и сказал:

– Убейте нас, но мы глотать не можем.

С тех пор меня перестали уговаривать и, что самое смешное, я стала поправляться.

Он был удивительно мягкий и на редкость терпеливый педагог, но вместе с тем строгий. Он никогда не повышал голоса, никогда никого не высмеивал, никогда не ругал. Он так умел объяснить ребёнку, что он от него хочет, что ребёнок редко ошибался в логике поведения.

При студии было общежитие, и Александр Александрович частенько после своего спектакля в ТЮЗе заглядывал к нам. Это были встречи-беседы.

– Давайте помечтаем!

И каждый из ребят начинал фантазировать, кем бы он хотел бы быть! Что было бы с ним, если бы родители были живы! Куда он мечтает поехать путешествовать! Кто что бы хотел увидеть и так далее и так далее…

Брянцев почти не говорил, он только слушал, и от того, как замечательно он слушал, наши фантазии не знали границ. В этих беседах мы побывали всюду, мы завоевывали страны, мы покоряли подводное царство, мы были на обоих полюсах земного шара, на Луне и на Марсе, мы были героями во всех областях жизни; и когда кто-то заговаривался, с нашей точки зрения, до абсурда—раздавался такой дружный хохот, что унять его было невозможно. Александр Александрович смеялся с нами вместе, утирая платком слёзы, смеялся искренне и не стесняясь.

– Ну, на сегодня достаточно, а то договоримся до того, что и спать не будете.

Однажды, когда я отсутствовала, Брянцев спросил ребят:

– Почему её зовут Капой? Ведь её же имя Клавдия?

И они рассказали ему историю моего превращения. О том как и при каких обстоятельствах Клавдию назвали Каплей, а потом по мере того, как она подрастала, переделали в Капу.

Из детского дома, где жила Клавдия, она вместе с другими детьми часто убегала в разных направлениях, то чтобы найти родителей, которых уже не существовало, а то просто в расчёте на лучшую еду. Целые дни ребята блуждали по улицам, а к вечеру так уставали, что буквально засыпали. Там и заставали их сумерки: в подъездах, на вокзале, на скамейках в парке, в котлах для варки асфальта, да мало ли где. Иногда даже уезжали в другие города, где некоторые из ребят оседали, если кто-нибудь пригревал их, другие же возвращались.

Спящих ребят подбирали, приводили в санпропускник и оттуда снова распределяли по детским домам.

Однажды в нетопленом общежитии детского дома с никогда не просыхавшими стенами и влажными одеялами произошло такое событие. Дикий крик разрезал воздух, потом послышалась брань и ругань, битьё стёкол и ребята увидели зарево, осветившее окна их комнат. Все прильнули к стёклам, а потом один за другим стали спускаться по лестнице на улицу. Воспитатели преграждали путь бегущим, но часть из них уже выскользнули на улицу.

Какая-то толпа кидала камни, била окна в нижних этажах квартир, где-то стреляли. Стайка ребят, выскочивших на улицу, металась с одного места на другое, перебегала с одной стороны улицы на другую и незаметно для себя очутилась в каком-то пассаже.

Хозяева магазинов выбегали сами или выводились людьми с винтовками из помещений и оставляли двери незапертыми. Какие-то люди выносили товар, забрав столько, сколько смог утащить на себе человек. Выскакивая с обезумевшими лицами из магазина, они уносили награбленное.