Сверля меня своими глазами, полковник почти прошептал, но очень ясно с расчетом на то, что я услышу каждое слово и буду принимать его как единственную и непреложную истину.
- Сейчас ты никто, - четко, выделяя каждое слово, выговорил он, почти держа меня на весу, - и будешь никем, пока я не скажу иначе. Даже последний из рабов здесь имеет больше прав, чем ты. Если думаешь, что за тебя заступились сверху, то, значит, можно пальцы крутить и мне указывать, то сильно ошибаешься. Я здесь, рядом, и, будь уверен, сделаю все, что даже котел в аду покажется тебе лучшей альтернативой, чем нахождение здесь. Я с ложки тебя дерьмом кормить буду, пока не подавишься.
Что-либо сказать на такой откровенный монолог было очень сложно, поэтому я просто болтался в захвате, даже не шевелясь, ожидая, пока он закончит.
Внутренне, конечно, хотелось поинтересоваться насчет обещанного кормления, эта фраза имела значение в прямом смысле или все же в переносном. Кроме того, все же очень хотелось дождаться того момента, когда можно будет рассчитаться с ним. А для этого все же придется помучиться.
Полковник еще несколько секунд пытался взглядом проделать во мне дыру, после чего неожиданно разжал кулак, выпуская мой воротник. Однако я не упал, а остался стоять, только наградил его презрительным взглядом.
Покачиваясь и еле удерживая равновесие, выглядел более чем смешно, но упрямо отказывался сдаваться. В голове продолжала стучать фраза «я выживу», даже если ради этого придется пройти через все круги ада. Моя последняя опора, хребет, который никому не переломить, кроме печально известной госпожи, приходящей к человеку в черном балахоне и с острым сельскохозяйственным инструментом.
- Взял труп и пошел за мной, - холодным тоном произнес полковник, толкнув меня к Андрею, - и не тормози, нам еще много работать.
Я наградил его еще одним ненавидящи взглядом, а потом повернулся к телу
Андрея, чувствуя себя препаршиво. Иначе, чем унижением это назвать было нельзя. Казалось, будто он специально испытывает меня на прочность, ища, где же тот уровень, дальше которого я не прогнусь. И все же приказание надо было выполнять, я не чувствовал, что смогу бросить ему вызов, а геройски помирать уже не собирался.
Чуть помедлив, оттащил тело от стены, пачкая руки в крови Андрея, и попытался подхватить тело за подмышки, чтобы не волочить по земле.
Полковник, заметив это, развернулся и ударил меня каблуком по внутренней стороне колена, разом поставив на колени. Заскрипев зубами от боли, я снова попытался встать, и он снова меня ударил, но уже в другую ногу.
Упав на четвереньки, я выронил труп, шлепнувшийся на пол со звуком набитого мешка.
- Не так, - спокойно, словно на уроке, пояснил полковник, - Бери его за ноги. По-другому трупы здесь не таскают. Всегда есть вероятность, что он воскреснет и бросится на тебя. При мне одного парня зомби загрыз. Вроде все по науке, с пулей в башке. А оказалось, что ему выстрелили в голову из травматики. Какой-то шибко умный придурок решил патроны поберечь.
Шарик свинцовый череп пробил, но в мозг ушел на считанные миллиметры, не порвал какие-то там нервные узлы. Вот зомби и воскрес. Хоть пой, хоть пляши.
Его добродушный тон мне нравился не больше, чем грубые окрики и приказания. Хотя я не мог не признать, что какая-то логика в его словах есть, но тащить своего друга за ноги, разбивая в кровь голову и лицо, не мог себе позволить. Упрямо стиснув зубы, снова я снова начал подниматься на ноги, держа Андрея за руки. И снова упал, когда мне снова дали ногой под коленку. Достав из кобуры пистолет, полковник встал рядом со мной и ткнул стволом в основание черепа.
- Еще раз сделаешь не по указанию, - мягко, почти по отчески сказал он мне, - выстрелю тебе прямо сюда, так, что ты еще успеешь понять, что умираешь. Знаешь, на лице тогда застывает выражение такого ужаса, какой и повторить не получается. Их прямо так и хоронят, все такие морды крючат, хоть смейся. А пока…
Выстрел обжег руку, а пуля, просвистев совсем рядом с локтем, попала в ладонь и, срикошетив, начисто срезала мизинец. Взвыв от боли, я прижал раненную руку к груди, поднимаясь с пола, скребя ботинками по цементу.
Усмехнувшись, он только ткнул меня ботинком и сказал, чтобы снова тащил тело.
Больше терять пальцы было нельзя и я, морщась от боли и отвращения к самому себе, проливая на пол тонкую струйку крови из остатка отстреленного пальца, обошел тело и взял его за ноги, стараясь тащить как можно аккуратнее, о все равно оставляя на полу протяжный и широкий кровяной след из раны на голове. Иногда оборачиваясь, чтобы убедиться, что следую за полковником, я медленно тащил тело, ругая самого себя последними словами и одновременно жалуясь на жестокий мир, который никак не хочет выстраиваться так, как надо, только ломает людей все сильнее и все быстрее.
Коридор, ведущий в сторону, неожиданно закончился небольшой комнатой, на полу которой зачем-то были выставлены поручни примерно в метр высотой, от пола до перил закрытые мелкоячеистой решеткой, сквозь которую было сложно что-либо рассмотреть. И воняло оттуда как из выгребной ямы, хотя нет, гораздо хуже. Только один раз я чувствовал что-то похожее, около общей могилы на границе военного анклава. Получается, не только у них есть братские могилы.
Полковник безмятежно облокотился на перила и закурил сигарету, дожидаясь, пока я подойду ближе. В центре комнаты было отверстие примерно два на два метра, откуда и шло зловоние, настолько сильное, что казалось почти осязаемым, поднимался даже тонкий зеленоватый дымок, почти сразу же рассеивавшийся в свете одинокой лампочки, врезанной в стену под самым потолком. Когда я прислонился к поручню, чувствуя, как в левой руке постепенно разгорается пожар, распространяясь от остатков пальца по всей ладони и дальше, по нервам к самому мозгу, и там прожигая очередное отверстие. Пальцы на перилах заскользили от жира, и я тут же отдернул руку, боясь получить заражение.
Заметив мое напряжение и явно ощущение не своей тарелки, полковник ухмыльнулся и бросил вниз сигарету, явно наблюдая за моей реакцией. Еще не совсем понимая, что именно мне ждать, глянул вниз, в темноту, успев проследить за красноватым огоньком падающей зажженной сигареты. И тотчас отпрянул, когда оттуда, из глубины, донесся животный рев, голодный и злой. Там, внизу, было что-то живое и очень опасное, вечно голодное и неспособное утолить собственное чувство голода. Сигарета, брошенная вниз, раздразнила это «что-то», невидимое в темноте, и вот сейчас оно металось в собственной, клетке, бросаясь на стены и хрустя костями прежних жертв, пытаясь добраться до тех, кто был наверху, но каждый раз соскальзывая со стен, только оставляя глубокие борозды в кирпичах.
- Бросай, - вяло сказал полковник, перегнувшись через перила и плюнув вниз, - нечего там рассматривать, все равно не углядишь, в шахте почти сто метров. Один Бог знает, зачем только ее здесь вырыли. Раньше и лестница вниз была, да мы ее сняли.
- Туда? – поразился я, оглядываясь на тело.
- А куда же еще, - пожал он плечами, - не хоронить же его. А так раз и готово. Там уже так, наверное, отъелись, что уже и на людей совсем не похожи. Раньше все шумели. Рвали, значит, друг друга, с голодухи, а теперь перестали. Один только остался. Все хочется посмотреть, на что похож стал, на таких харчах, да только спускаться туда никто не рискует.
- Я не буду его туда кидать, - тихо сказал я, отступая от поручней.
- Будешь, - так же спокойно сказал полковник, - иначе сам туда отправишься, могу тебе гарантировать. Кроме того, в пределах охраняемой территории никто тебе кладбище делать не позволит, а за ее пределами все равно зомби отроют, а здесь все же какой никакой, а ритуал. Так что давай, работай.
Наклонившись к телу Андрея я, как можно незаметнее расстегнул у него воротник и сорвал цепочку с крестиком с шеи, оставив себе как напоминание о своем поступке.
Перекрестившись, я поднял труп и подтащил его к перилам. Внизу, словно чувствуя будущее пиршество, завыли еще сильнее, а когда кровь из раны на голове закапала вниз, то вопли срослись в единый, раздирающий ушные перепонки рев, прерывающийся только на секунды, когда тварь бросалась на стену, скребя когтями по кирпичам и вырывая оттуда целые куски, с грохотом падающие на пол. Сказав последнее «прости», перевалил труп через перила вниз. По странной иронии судьбы тело падало спиной вниз, перевернувшись в воздухе. То ли от инерции движения, то ли по другим, уже непонятным мне причинам, глаза распахнулись в полете, подарив мне посмертный, осуждающий, как показалось, взгляд. Это видение, мало похожее на реальное, длилось буквально секунду, после чего тело исчезло в темноте, а голодный рев сменился радостным воем, прервавшимся, когда мутант накинулся на свою добычу. Осев, я с трудом держался за перила, в который раз спрашивая себя, а правильно ли поступил, отступившись и не погибнув в самом начале.
