Я в сердцах сплюнул. Дожили, что называется. Добегались с правами приезжих. И что теперь? Хоть один из них сказал спасибо той стране, в которой работал? Ни один не соизволил. А вот теперь банды, что сколачивают уцелевшие, сами заставляют русских на них пахать. Сами их сюда привели. Лаванда тем временем продолжала, с трудом сохраняя спокойствие, каждая фраза давалась ей с трудом.

- Нас выставили на продажу. Там у них помост есть деревянный, вроде сцены, они туда выводят всех, кого продают…

- Прямо на улице? – удивился я, вспоминая хлипкий забор с большими прорехами вдоль территории больницы. Там даже не мутант, там простой зомби проберется без особых причин. Да и у военных над городом иногда вертолеты разведку проводят. Редко правда, топливо экономят, но все же стараются держаться в курсе перемещений основных стай зомби.

- Нет, на улице они ваших вертолетов бояться, у них все внутри, а машины снаружи они какой-то сеткой закрывают, чтобы видно не было, - Лаванду сейчас мучили совсем другие воспоминания, которые теперь лезли из памяти, - нас в небольшом помещении продавали, как животных. Только девушек, ребят в другом месте. А здесь… Они это называли «эскорт-рынком»... Я… они ведь…

- Не надо, - остановил я ее, - не вспоминай это, забудь, будто и не было.

- Там и Павел был, - со слезами сказала она, вцепившись мне в руку как в последнюю опору, - он там был… Покупал… И меня увидел. Я думала, что все, кончится весь этот ад. А он сказал, что… - она заплакала, не в силах больше сдерживаться, - что пользованная ему уже не нужна.

- Сволочь, - вырвалось у меня между зубов, - и в огне не горит, и в воде не тонет. Он там ведь еще? Или, как и другие, просто на торговлю приезжал?

- Не знаю, - она говорила сквозь слезы, - на правах хозяина покупал, со скидкой.

- Молодой человек, - нянечка все же возмутилась, - перестаньте мучить девочку, она же не железная, как ни как. Видите, она даже говорит с трудом.

- Хорошо, я сейчас уйду, - бросил через плечо, - Лав, слушай, все, что ты сейчас сказала, просто очень важно. Важнее просто некуда. И я никогда не забуду ни того, что ты сказала, ни тебя саму. Поправляйся и будь здоровой.

Я пулей выскочил из помещения, думая только о том, как бы быстрее добраться до лейтенанта. Возможно, другие бандиты тоже знали об этом месте, где продавали и покупали рабов, но я в этом все же сомневался. В основном такие дела ведутся через верхи группировок, рядовые члены редко когда точно представляют, что происходит. Информация, что сейчас у меня была, походила на бомбу, о которой все знают. И, вроде, не опасно, но и забывать о ней тоже нельзя. Всех тщательно опросят уже на территории полигонов, а некоторым даже светит «с пристрастием», как выражались аккуратисты, пытающиеся не запятнать себя словом «пытки». Только пока до этого дойдет, может пройти несколько дней.

А бандиты могут и не ждать этих дней, узнав о разгроме в Кремле, очень быстро могут поменять свое местоположение, даже сбежать на те же торфоразработки, где, скорее всего, их и не достанут. Военные не любят рисковать, а такая операция по-другому не может быть охарактеризована.

- Куда бежите, молодой человек? – меня остановили две мягкие, но по-своему крепкие руки.

Я поднял глаза и понял, что едва не сбил врача, возвращавшего с операции. Халат был забрызган кровью, а на лице была печать усталости.

Сам достаточно молодой, едва меня на несколько лет обогнал, но последние прошедшие дни наложили свой отпечаток. Врач заметно постарел. Это было видно не только по седине в волосах, но и в глазах, глубоких, как у старика.

- Извиняюсь, очень сильно тороплюсь, - я попытался откланяться, но он снова меня остановил, в этот раз удержав за правую руку.

- Вы ведь из военных? – спросил он, - из тех, кто прибыл вчера ночью из бандитского логова в Кремле? Если так, можно с вами посоветоваться?

- Я обычный рядовой, - пожал плечами, поворачивая за ним следом. У врача был свой небольшой кабинет рядом с госпиталем, откуда не успели даже вынести чертежную доску.

Кроме нее там стоял обыкновенный деревянный стол, большое кожаное кресло, больше подходящей для приемной в богатой фирме и еще один офисный стул. На полу валялись неубранными несколько пустых шприцов, зажим, в котором до сих пор был кусок окровавленной ваты, несколько пузырьков из-под лекарств, даже упаковка из-под бинтов. Приглядевшись, я заметил, что даже стол был едва вытерт, на нем до сих пор остались красные разводы, словно кто-то наспех пытался стереть кровь со столешницы. Врач сел на стул и рукой указал мне на кресло, заскрипевшее, когда я уселся.

- Извините за беспорядок, - сказал врач извиняющимся тоном, - иногда операции очень срочные, буквально на руках раненных приносят. Прямо на столе и приходится оперировать. Я к вам обратится хочу.

- Это не ко мне, а к командованию, - недоуменно пожал я плечами, - я все равно ничего не решаю. Передать, конечно, могу, но что-то большее вряд ли сумею.

- Я только что от вашего так называемого командования, - сказал врач резко похолодевшим голосом, - и не имею большого желания снова с ними общаться. Кроме того, я недавно оперировал одну девушку, вытаскивал у нее из лопатки пулю, так вот, она рассказала мне про одного человека, который ее спас от верной смерти, что он из  студентов, знал некоего

Павла, о котором я не имею ни малейшего представления, но вместе с тем он сейчас вместе с военными. Про добровольцев я тоже слышал, но в последней операции они не участвовали. Все, с кем я разговаривал, были профессиональными военными. Так вот, скажите мне, кто еще сейчас мог выйти из палаты, где лежит бедная девушка, но одетый не по форме?

- Скажите, - спросил я, откидываясь на заскрипевшую подо мной спинку кресла, - а вы в детективах никогда не работали? Или вас зовут Шерлок Холмс?

- Просто я читаю Дарью Донцову, - спокойно сказал врач, но увидев мои быстро ползущие вверх брови, так же без улыбки добавил, - Шутка. Я хирург, а в нашем деле без аналитического мышления делать нечего, если ты хочешь лечить людей, а не резать, как в мясной лавке. И студентов я привык за милю видеть, не удивляйтесь.

- Хорошо, вы меня раскусили, - я вернулся в нормальное положение, - да, я не состою в добровольцах. Меня и нескольких моих друзей свели в отдельный автономный отряд. Но без ведома военных я и пальцем пошевелить не могу, они снабжают нас оружием, дают кровь и топливо. Максимум без их приказов я могу только ездить по городу и отстреливать зомби, не могу даже без уведомления магазин брошенный разграбить – вся территория города под военным протекторатом, это их ресурс и делиться они не будут.

Так что здесь я не соврал. Формально я независим от решений командования, но практически подчиняюсь приказам офицеров.

- Это я и надеялся услышать, - кивнул головой врач, - а теперь я хочу вам кое-что сказать. Вы когда-нибудь слышали, что происходит у второй больницы?

- Вам Лаванда тоже рассказала? – спросил я, посмотрев ему в глаза, – военным вы об этом сообщили?

- Мне рассказал не эта девочка, - так же спокойно сказал врач, но костяшки пальцев у него побелели, так крепко он сжал пальцы, - Вы видели, что творится в госпитале? Знаете, почему у нас так много раненных? Зомби раненных не оставляют и пленных не берут. Скажу это на собственном опыте. А вот люди, как ни странно, даже сейчас пытаются пролить как можно больше крови друг друга. За два дня до вас на завод напали отлично вооруженные бойцы, одетые в одинаковую черную форму с иголочки, приехав на одинаковых черных джипах и с двадцать минут прицельно стреляли по окнам, пытаясь прорваться, до тех пор, пока мертвяки, подобравшиеся сзади, не заставили их убраться. Если бы у них была тяжелая техника, сомневаюсь, чтобы сегодня вы нашли здесь кого-нибудь живого. За день до вас стрельба случилась уже внутри. Часть беженцев, принятых из умирающего города, подняла восстание против заводского начальства, требуя раскрыть все запасы и поровну разделить между всеми. Пайки идут такие, что едва хватает голод заглушить, но не все понимают, что и запасов еды на заводе нет больших. И сколько нам так сидеть, тоже никто не знает. А в книжках с красными флажками отлично говорится, что если с простыми людьми мало делятся, то это значит, что верхи наедаются от пуза и заставляют работать остальных. Оружия на заводе мало, вот и решились бунтовать. Даже часть вооруженных людей к ним перешла. С красными повязками на руках, с криками «долой буржуев», эти люди и слышать ничего не хотели, кроме как «отобрать и поделить».