Я бы сам последовал этому совету, но меня заинтриговало видение — две дородные леди, одетые с большим вкусом… в ночные халаты. Они сидели, положив ноги на стулья. Джозеф [287]хотел было удалиться, однако оказалось, что эти женщины — голландки из Батавии [288]в своих национальных костюмах.
— Поелику на них чулки и халаты, то не на что жаловаться. Обычно до пяти вечера они вообще ничего не носят, кроме ночной сорочки, — пробормотал человек, осведомленный в здешних обычаях.
Не знаю, говорил ли он правду, но я склонен в это поверить и теперь представляю себе, как выглядит «батавская фация», но не одобряю ее. Леди в халате будоражит воображение и мешает сосредоточиться на изучении политической жизни в Сингапуре. А между тем этот город в наши дни укреплен мощными фортами и с надеждой ожидает, когда прибудут их украшения — девятидюймовые орудия, заряжающиеся с казенной части.
В доверчивости и преданности наших колоний есть нечто патетическое, а ведь давным-давно они могли бы настроиться скептически или даже озлобиться. «Мы надеемся, что правительство в Англии сделает это, а возможно, сделает еще это» — вот каков припев песни, и повсюду, где англичане не могут успешно размножаться, припев этот не должен изменяться.
Представьте себе, что Индия с ее климатом была бы пригодна для постоянного обитания нашего племени. Подумать только, чего бы не достигли мы, англоиндийцы, если бы лет пятьдесят назад обрубили концы, которые привязывали Индию к метрополии! Мы бы уже давным-давно проложили пятьдесят тысяч миль железнодорожного полотна, имели бы еще тысяч десять в перспективе и располагали бы годовым приростом бюджета. Ну не бунтарские ли мысли?!
Дело в том, что сейчас я разглядываю с веранды пароходы в гавани, улицы, которые кишат китайцами, апатичных англичан в белом, которые сидят, развалившись на тростниковых стульях, и мне становится не по себе. Позже я попытаюсь доказать, что эти англичане вовсе не лентяи, но все же они любят слоняться без дела и, кажется, появляются в офисе не раньше одиннадцати, а это плохо. Я возвращаюсь к своей изначальной мысли. Если бы мы могли растить свое потомство в этих краях и наши дети и внуки уже не старались бы задать деру, Британская империя распалась бы, прежде чем какое-нибудь собрание, вроде комиссии Парнелла [289], успело бы провести половину своих заседаний.
О дорогие соотечественники, те, кто варится живьем в Индии и ругает любое правительство в Англии! Быть англичанином — это великолепно! «Нам выпал жребий жить на прекрасной земле. Да, у нас обширное наследие».
Разверните карту, взгляните на ленту полуострова Малакка, который тянется на тысячу миль в южном направлении. Пинанг, Малакка, Сингапур скромно подчеркнуты красными чернилами. Теперь смотрите! Мы имеем своих резидентов в каждом более или менее заметном малайском государстве. Наше влияние распространяется по экватору до Кедаха и Сиама [290]. Господь сначала вложил в эту землю золото и олово, а потом поместил туда англичанина, который создает компании, приобретает концессии и продвигается вперед. Например, одна из наших компаний внутри страны владеет концессией на территорию в две тысячи квадратных миль. Это означает право на разработку полезных ископаемых, на несколько тысяч кули и на постоянную администрацию. Как у нас в Индии на угольных копях, где лица, возглавляющие шахты, — настоящие короли, облеченные почти неограниченной властью.
За компаниями потянутся железные дороги. Пока что местные газеты довольствуются тем, что не жалеют строк на разговоры о них, и до настоящего времени на полуострове, неподалеку от цивилизованного поселения Пайретс-Крик, проложили всего двадцать три либо двадцать четыре мили узкоколейки. Правда, султан Джохора обещал или обещает концессию на строительство сквозной железной дороги в своем государстве, которая в конечном счете соединится с линией в Пайретс-Крике, а в Сингапуре давно уже зарятся на строительство полуторамильного моста через пролив.
Итак, будет положено начало великой магистрали. От Сингапура она пойдет через всевозможные мелкие государства и Сиам на соединение с великой железнодорожной системой Индии, и тогда заказывайте билеты отсюда непосредственно до Калькутты.
Что-то похожее на подробное описание подобных проектов, которые время от времени обсуждаются здесь, заняло бы по объему две такие статьи и было бы слишком сухцм чтивом.
Надеюсь, вам хорошо известно содержание «профессиональных» дискуссий, которые разгораются в кругу наших инженеров, когда новая линия прокладывается в Индии. А ведь местность там отлично изучена, и ожидаемая прибыль может быть подсчитана до пенса. Здесь обсуждают те же проблемы, правда, собеседникам неизвестно, какая местность ждет изыскателей впереди и где, возможно, им придется остановиться. Это придает «проектам» некоторую легковесность, хотя смелость замыслов поражает тех, кто привык смотреть на все глазами человека из Индии. Например, поговаривают о «пробеге» по всему полуострову (создавая пути сообщения, укрепляя влияние и еще бог знает что), однако умалчивают о том, что для обеспечения даже мелких операций необходимы войска. Может быть, прожектёры просто уверены в том, что правительство в Англии позаботится обо всем? И все же странно слышать, как хладнокровно обсуждаются такие планы. Ведь для их осуществления, то есть для того, чтобы все предприятие не попало в чужие руки, придется увеличивать вдвое численность наших гарнизонов.
Тем не менее купцы изъявляют желание продолжать начатое, и я думаю, что со временем мы одолжим где-нибудь трех рядовых и сержанта, когда все поймут, какой богатый подарок судьбы наши Стрейтс-Сетлментс. Предсказание ни к чему не обязывает — в недалеком будущем они превратятся в…
— …Придаток Китая, — вмешался профессор, заглянув мне через плечо, — еще одно поле деятельности для их дешевой рабочей силы. Когда в тысяча восемьсот пятнадцатом Голландии возвращали ее поселения — все эти окрестные островки, надо было отдать ей и эти края. Посмотри-ка! — Он кивнул в сторону китайцев, которые сновали под нами.
— Позвольте уж мне домечтать, профессор. Через минуту я возьму шляпу и в мгновение ока разрешу проблему китайских иммигрантов.
Однако должен признаться, что улица являла удручающее зрелище. Ей следовало бы кишеть людьми из Бихара, Мадраса, Конкана, то есть людьми из нашей Индии.
Затем подъем и разговор с загорелым человеком, у которого было дело на Северном Борнео. Он владел какими-то пещерами в горах (они, если вам интересно, расположены на высоте девятисот футов), и их заполняли вековые отложения гуано. От его рассказов по телу ползли мурашки.
— Чтобы наладить дела, нам необходимы сотни тысяч рабочих, — сказал он размеренным голосом. — Миллион кули. Они нужны повсюду: на табачных плантациях Суматры, на Яве, но для Борнео, так сказать для провинции, необходим миллион кули.
Приятно потрафить незнакомцу, к тому же я чувствовал, что за моей спиной стоит вся Индия.
— Мы смогли бы предложить вам от двух до двадцати миллионов. Смотря каков спрос, — сказал я, проявляя щедрость.
— Ваши люди никуда не годятся, — ответил человек с Северного Борнео. — За индийцем тянется целая деревня, чтобы обслуживать его. Как поставщик рабочей силы Индия нас не устраивает. На Суматре говорят, что ваши кули либо не умеют, либо не хотят ухаживать за табаком как полагается. Для того чтобы развиваться, нам нужны китайцы.
О Индия, страна моя! Вот что значит унаследовать высокую культуру и древний кастовый кодекс. Чужестранцы будут издеваться над твоими детьми, как над людьми бесполезными за пределами своих перенаселенных провинций. Здесь открывается возможность для применения рабочих рук — дверь, которая ведет к сытым желудкам, и через эту дверь десятками тысяч вливаются иные люди (желтые, с косицами-хвостами), тогда как в Бенгалии образованный туземный редактор вопит о «жестокости», стоит нам переселить несколько сот бенгальцев на несколько сот миль, в Ассам.
