За дверью слуга усмехнулся. У старухи острый язык, а вместо сердца — кусок масла.
Маэлох спешил вернуться из рыбацкой деревни домой. Его пострадавший во время шторма «Оспрей» уже почти починили. Хотя с ним придется еще немало повозиться, но это будет приятная работа. Войдя в королевский дом, он увидел сидевших на полу женщину с ребенком, которые играли с деревянными фигурками животных, вырезанными для них королем Галлоном.
— Вот и он, дорогая, — сказала Квинипилис своей подопечной. — Теперь мы можем идти.
— Пойдем, пойдем! — пропела Дахут и вскочила на ноги. Для своих трех лет она была довольно высокая, тонкая, как прутик, подвижная, как ветер. В ореоле пышных льняных волос ее синие глаза казались огромными. — Мы поплывем на лодочке!
— Ветер попутный, принцесса, — сказал Маэлох, — я сяду на весла.
Его грубое платье, черная грива волос, борода, хриплый голос ее не испугали. Казалось, Дахут ничего не может напугать.
— Помоги мне подняться, олух, — приказала Квинипилис, обнажив в улыбке беззубый рот. Она встала, тяжело дыша.
— Моя госпожа чем-то огорчена? — спросил он.
— Конечно. Как же не огорчаться, когда чувствуешь себя такой развалиной? Что ж, пойдем.
— Моей госпоже лучше остаться дома. Если позволите, я присмотрю за принцессой. Она так похожа на мать.
— Чушь! Почему из-за каких-то болячек я должна отказывать себе в удовольствии? Принеси мою палку. Она в углу. Ты слепой или пьяный? Дай же мне руку, — разозлилась Квинипилис. — Пусть весь Ис видит, что меня сопровождает молодой сильный мужчина.
Дахут вприпрыжку сказала по извилистой улице. Встречные, по большей части слуги в ливреях, почтительно их приветствовали. Многие узнавали Маэлоха и королеву. Он был не только капитаном-рыбаком и, как большинство моряков, завсегдатаем таверн и различных увеселительных домов; он был паромщиком смерти.
— Зачем вы туда идете? — удивился он.
— Дахут просила, — объяснила Квинипилис. — Она с ума сходит по морю. Близко не подходите и быстрей возвращайтесь.
На лицо Маэлоха набежала тень. Он знал, где и как родилось это дитя. Неужели в ее душе не должен был поселиться ужас перед царством Лера? Вместо этого Лер, казалось, наоборот, ее манил.
— Когда сможет, отец ее заберет, — продолжала Квинипилис, — но у бедняги совсем нет времени. Мне кажется, ей будет приятно поплавать на лодочке.
Даже глядя на прыгающее вокруг него маленькое создание, так похожее на мать, Маэлох не мог подавить в себе тревожное предчувствие.
— Давай высадимся у рифов и немного там погуляем, — предложил он. — Вдруг мы проголодаемся.
— Я еще не совсем выжила из ума. На корабле полно провизии.
Квинипилис с трудом переводила дыхание после недолгой ходьбы.
— Хочешь послушать песенку? — спросила моряка Дахут, — она указала на улыбающуюся женщину: — Бабушка, научи меня.
Она запела высоким чистым голосом:
О, морская звезда, умоляю тебя
Рассказать мне о тайнах зеленых глубин.
— Там царствует тьма, не бывает там дня,
Лишь тюлень может жить там один.
Они направились по широкой оживленной дороге Лера, ведущей от Форума, через Нижний город к Шкиперскому рынку и триумфальной арке. За ней находилась гавань. При раннем отливе морские ворота открыли; но в тот спокойный день под городской стеной почти не было волн. Сновали шлюпы, поодаль стоял торговый корабль, другие суда стояли в доке, на каменной набережной царила суматоха. При короле Граллоне оживилась торговля.
По приказу Квинипилис их ждала хорошо снаряженная лодка. Они взошли на борт. Маэлох отдал швартовы, вставил весла в уключины и сильными движениями принялся грести. Они миновали внушающие ужас ворота. Дул бриз, и он решил поставить мачту, натянуть парус и встать у штурвала.
Тихо шелестел ветерок, в море подернутая рябью вода переливалась бриллиантовыми россыпями. Изредка по ее глади пробегала небольшая волна, словно легкий вздох какого-то огромного существа. Сегодня горы не застилал туман и волны не бились о рифы. Океан переливался миллионами оттенков синего, кроме тех островков, где покоились водоросли, плавали чайки или бакланы. Над ними во множестве кружили и изредка кричали птицы. Дахут во все глаза смотрела на них. Наконец там, где мир сливается с небом, появилась темная полоска Сена.
Неподалеку от лодки показался тюлень. Вокруг Иса этих животных всегда водилось во множестве, их оберегали. Некоторые резвились в воде, другие отдыхали на скалах. Этот же поплыл рядом с лодкой, держась от нее на расстоянии в несколько футов. Он часто поглядывал на Дахут, и она, присмиревшая, смотрела на него, молчаливая и неподвижная, но очень счастливая.
— Странно, — тихо сказал Маэлох. — Дельфины часто играют около судов, но тюлени никогда не приближаются к ним близко.
Квинипилис кивнула.
— По-моему, я его узнала, — ответила она. Ее взгляд прояснился. — И этот прекрасный мех, как коричневое золото, и эти огромные глаза. Не тот ли это тюлень, который плавал там, где мы подняли на борт малышку? Слышишь? Я его тогда заметила. И еще несколько раз он появлялся у берега…
— Как-то раз тюлень спас меня и мою команду. Он показал нам в густом тумане путь домой, если бы не он, мы бы наверняка сели на мель.
Квинипилис снова кивнула.
— Это знак из другого мира. Как близки мы к нему, но у нас разные пути, — она посмотрела на Дахут. — Дитя моря.
Девочка, уже не обращая внимания на тюленя, продолжала играть. Маэлох спустил парус и начал грести к рифу. Это был довольно большой скалистый островок, усеянный сорной травой, ракушками и прибитыми течением ветками. Она захлопала в ладоши и запела. Маэлох спрыгнул на берег.
— Иди сюда, малышка, — позвал он. — Нет, сначала надень сандалии. Ты не старый моряк, и можешь порезать свои крошечные ножки.
Он помог Квинипилис сойти на берег, принес стул и балдахин, которые она захватила с собой, и приготовил поесть. Дахут носилась вокруг, крича от восхищения. Немного отдохнув, он взял ее за руку, и они отправились бродить по острову. По пути он, как мог, объяснял девочке, что как называется. Квинипилис с улыбкой наблюдала за ними, иногда что-то бормоча себе под нос. Наконец он сказал:
— Что ж, принцесса, пора возвращаться домой. — Дахут погрустнела.
— Нет, — ответила она.
— Надо. Скоро начнется прилив. Бедному старому дяде Маэлоху повезло, что стих ветер, так что ему не придется сильно грести. Но если мы не поторопимся, прилив закроет ворота, и нам придется плыть к шведской земле, а твоя бедная старенькая мама Квинипилис не может карабкаться на скалы.
Девочка закусила губку, сжала кулачки и топнула ножкой.
— Нет, я останусь здесь.
— Ни в коем случае. Твоя белая кожа обгорит на солнце. Не капризничай. Пока поиграй, а я сложу в лодку наше добро.
Дахут увернулась и отбежала от него.
Когда Маэлох вернулся, Квинипилис дремала на стуле. Он не стал ее будить, а принялся грузить лодку. Краем глаза он поглядывал на Дахут. Она спокойно стояла около воды. Из-за пологой скалы виднелась только ее макушка.
Покончив с погрузкой, он слегка потряс Квинипилис за плечо. Она шумно вздохнула и смущенно заморгала.
— Дахилис… — пробормотала она, но тут же пришла в себя: — О, какой я видела жуткий сон.
Она оперлась на руку Маэлоха и, прихрамывая, направилась к лодке. Моряк подошел к Дахут.
— Пора, — сказал он и замер в изумлении.
Под уступом, бок о бок, лежали девочка и тюлень. Маэлох заметил, что это самка. Она тыкалась узкой мордой (поразительно, как же тюленья голова напоминает мертвого человека) в щеку девочки, путаясь в ее длинных локонах. Но ребенка, казалось, не смущал исходивший от животного рыбный запах. Тюлень издавал звуки, чем-то напоминающие бормотание или мурлыканье.
— Дахут! — взревел Маэлох. — Что это такое?
Девочка и тюлень отодвинулись друг от друга и обменялись взглядами. Самка скользнула в воду и погрузилась в глубины моря. Дахут вскочила. Мокрое платье прилипло и плотно облегало тело. Успокоившись, она беспрекословно направилась к нему.