Вышли Патер и Гелиодром. Люди прочитали молитву и приступили к ритуалу.

Для всех новообращенных настало время жертвоприношения. Кинан принес клетку с голубем. Марк Грациллоний достал птицу и крепко держал ее в руках, пока Гай не отрубил ей голову точным ударом и слил кровь в золотую чашу. Кинан забрал ее и вернулся в пронаос. Завтра они с Оккультистами и Воронами принесут ее в жертву. Между тем Грациллоний продолжал церемонию коронации солнца Митрой.

Наконец они совершили богослужение над священной трапезой, во время которого младшие чины прислуживали старшим, предвкушая вознесение души после смерти. По такому великому случаю пища была более скромная, чем обычно: говядина, слегка приправленная овощами, медовое печенье и лучшее вино в серебряных кубках. Покончив с едой, Гай Валерий Грациллоний благословил всех, и люди вышли из пещеры.

Солнце клонилось к закату. Тем не менее перед прощанием они помолились на башню Ворона.

Грациллоний читал молитву как можно искреннее. Там, в башне, остались его думы. Он видел, что в верующих входит Дух, как от Кинана исходит легкое свечение. Никто не смог бы потушить тот божественный огонь, который освещал его рукоположение.

Или смог? Господь открылся ему в образах, совершенно не похожих на символы любви. Испытывал ли Грациллоний чувство удовлетворения оттого, что он все сделал правильно? Не Митра ли, похвалив своего солдата, напомнил ему, что стремление укоренить Его культ — это еще не победа?

Опустилась ночь, отец с сыном вернулись во дворец. Завывал ветер, накрапывал дождь. Под городской стеной бился прилив.

Накануне равноденствия на город обрушились бури, словно желавшие разбудить задремавшую зиму. В один из таких ненастных дней тихо скончался Марк, и у Грациллония не осталось сомнений, что ему необходимо отсюда уехать. На его счастье, а может, несчастье, прибыло известие, что его срочно вызывают то ли галликены, то ли суффеты. В письме, которое прислал Максим, ему строго предписывалось основать несколько новых храмов Антихриста; очевидно, это имя уже добралось до Треверорума. Как писал август, он не настаивает, чтобы тот выполнил свои обязанности, но ему необходимо вспомнить былое, захватить Ис и искоренить культ демона. После этого ему надлежало назначить нового христианского пастора.

Центурион понимал, о каких обязанностях шла речь. Он написал правителю Арморикскому и попросил о встрече. В ответном письме тот сообщил, что в Кесародун Турон прибывает высокий чиновник, который пробудет там несколько месяцев, и просил принять его там. Это была гражданская, если не военная столица Терции Лугдунской.

Взяв с собой несколько конных солдат, Грациллоний отправился в путь. В Аквилоне он позволил себе и им пару дней передохнуть. Затем они двинулись к Порту Намнетскому и долине Лигера.

Это была прекрасная страна, зеленая и цветущая. Проезжая через нее, он почувствовал, как к нему возвращается радостное настроение. Зачем томиться в бараках Британии или надеяться на сомнительную славу в империи? Его домом был Ис. Его народ стал его народом. Он видел, как их трудами растет его дело. У него не было других женщин, кроме его королев, но разве этого недостаточно? Пусть никто из них не подарил ему сына, но ведь у него есть Дахут. Малышка была такой красивой, такой умной. Она вырастет, и возможно, станет новой Семирамидой, Дидоной, Картимандой, Зенобией, но у нее будет более счастливая судьба; ведь отец заложит основы ее будущего счастья! Другие дочери, конечно, тоже очаровательны.

Над Исом нависла беда, но весь сейчас весь мир в опасности. Как любила говорить Квинипилис, занимать неприятности глупо, если учесть, какие по ним процентные ставки.

Перебравшись по мосту на левый берег, отряд въехал в ворота Турона и подъехал к казармам. Грациллоний успокоился и встревожился одновременно, узнав, что правителя и его наместников вызвали через всю Галлию к императору. Теперь он, по крайней мере, сможет напрямую встретиться с ними.

Их первая встреча прошла неплохо. Они договорились не ввязываться ни в какие междоусобные конфликты. Главным было защититься от набегов варваров.

Поскольку Грациллонию был нужен священник, правитель рекомендовал ему епископа Мартина.

— Обычно он приходит в город из своего монастыря только раз в неделю, чтобы провести службы в главных церквях. Хм, я знаю, кто ты, но все-таки тебе лучше их посетить.

Если можешь, всегда сначала осмотрись. Грациллоний решил осмотреть город. Он был потрясен. Церковь была больше остальных и довольно красивая для постройки старых времен. Однако в ней было полно сумасшедших — душевнобольных и слабоумных, оборванцев, нищих, некоторые стонали, другие тряслись, третьи вели себя и вовсе непристойно, бормоча что-то безумное: «Сын мой… Я Юпитер, а они заперли меня в преисподней…

В ответ на вопрос священник ответил, что это приказ епископа. Повсюду бродили энергумены, как называли таких людей, — изнуренные, одержимые страхом перед демонами, пытающиеся изгнать их из себя, избивавшие себя плетью, изрыгающие проклятия, обессиленные мученики… Мартин повелел, чтобы их накормили и приютили в храме Господа. Каждую субботу он приходил к ним, облаченный в мешковину и покрытый пылью; ложился на пол и часами заклинал Бога помиловать их или победить в них дьявола. Его прикосновение и молитвы для многих казались возвращением в человеческий мир. Остальные выказывали свое восхищение самым странным образом.

Грациллоний вспомнил о галликенах. Они, особенно Иннилис, тоже заботились о безумцах. Но когда они потеряли свою силу, закон Иса постановил, что несчастных следует изгнать.

— Это делает честь епископу, — сказал он.

— Это человек прекрасной души, сэр, — ответил священник. — Вы знаете, что он служил в армии? Его призвали, и он прослужил двадцать пять лет, а потом открыл Божью церковь, но никогда не пожалел о своем милосердии. Когда он жил в Самаробриве, я слышал — не от него, — как однажды зимой он увидел почти голого бродягу. Он снял с себя почти всю одежду, вынул меч, разрубил на две части свой плащ и одну половину отдал этому человеку. Неудивительно, что он наделен даром исцеления. Он наверняка был военным лекарем.

Грациллоний решил, что будет разумнее до воскресенья куда-нибудь уехать. К тому же сама мысль о том, что ему придется находиться среди этих безумцев, вызывала у него отвращение. Он нанял лодку и уплыл удить рыбу.

В воскресенье, после утренней молитвы своему Богу, он был уже в церкви. То, что он увидел, было далеко от первой христианской церемонии, которую ему однажды пришлось наблюдать, но он хотел увидеть все собственными глазами. Энергумены вежливо, но решительно проводили его до паперти, где стояли двое священников-экзорсистов. Исцеленные бродяги больше не подавали признаком беспокойства. Внутренняя часть церкви была готова к церемонии. Постепенно стекались прихожане. Несколько верующих прошли внутрь, большинство из них были среднего возраста или старики. На паперти толпились новообращенные, в основном женщины. Если человек хорошо себя вел, его не отлучали от церкви за грехи и неверие, как Грациллония.

Епископ торжественно ввел в церковь священников и диаконов. Мартин мало изменился за полтора года, он был чисто выбрит, на землистом лице стало больше морщин, седины в спутанных волосах не прибавилось, из-за тонзуры его брови казались еще гуще. Он явился в том же самом поношенном облачении, босоног. Пришедшие с ним страждущие были похожи на безмолвные тени, и все они были в равной степени голодны.

Люди преклонили колени перед вошедшим священником. Затем последовали слова из Посланий: «Не содрогнулась ли земля, когда я взял их за руку, чтобы вывести из земли Египетской; потому что они не пребыли в том завете Моем?». Люди подхватили: «Да славится всемогущий Господь». Стоя, они вслушивались в слова из послания, которые читал епископ: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно». Хор запел псалмы. Мартин читал наставления. Он не был оратором. По-военному немногословно он прочел проповедь о центурионе, исцеленном слугой Иисуса: «Господи, не достоин я, чтобы ты снизошел до меня». Грациллония поразили эти слова. При всей своей набожности и созерцательности этот человек был на удивление осведомлен обо всем, что происходит вокруг.