— Не думаю, княже. Я смотрел за ним. Не его это земли, или не помнит он их. Да и его там никто не признал, за этим тоже смотрел я, как мог. Не киевский наш Ферзь.

— Ладно и так. Тогда пусть завтра и начинает уных своих натаскивать, варягов-то прибыло. Не подсказать ли ему, чтобы еще уных взял?

— Думаю, княже, повременить надо с этим. Пока посмотреть, что с двадцатью уными Ферзь сделать сможет.

— И то верно, — согласился князь и закончил: — Ступай, Ратьша, отдыхай с дороги, вечером на пиру увидимся.

И Ратьша, поклонившись, исчез за дверью.

Князь же прошелся по горенке, остановился у небольшого окошка и посмотрел в небо. Ладная была задумка и кончилась ладно — Владимир просто дал понять, что шутки с ним шутить не стоит. Пока и впрямь не стоит. Пока.

Я не торопясь ехал по Ростову, ведя Хонду в поводу. Как ни странно, но мне постоянно кивали незнакомые люди, я же, само собой, кивал в ответ. То ли их так варяги достали, то ли еще чего — не знаю, я с этими людьми знаком точно не был. Но раз уж приветствуют, то придется отвечать, а как иначе.

Я даже постоял немного перед своими воротами, растягивая момент возвращения. Нет, что-то я и впрямь стал сентиментален. Старею, видать. Я решительно толкнул калитку и, войдя во двор, оттянул одну воротину, загоняя лошадей во двор. Поставил их на конюшне и, громко поздоровавшись, препоручил их Дворовому.

— Здравствуй, Дед! — громко произнес я, переступив порог. И был атакован своей грозной собакой, изрядно подросшей. Собака моя прыгала на меня, стараясь лизнуть в лицо, вертела неистово хвостом, так что я присел на корточки и обнял Графа. Тот вертелся, как косое веретено, выказывая свою бурную радость. Как-то для свирепой собаки даже и неприлично.

— По здорову ли, Ферзь? — отвечал появившийся немедленно Дед.

— Почти по здорову, Дед. Как тут дела-то были без меня? — спросил я у домового.

— Да в порядке все, Поспелка твой каждый день бегал, еду носил, — Дед ухмыльнулся. — Да и сейчас тут, спит, набегался. — Он указал рукой на лавку, стоявшую у задней стены.

— И не боялся он тебя? — рассмеялся я.

— Да я ж не пугал, да и не появлялся перед ним, была нужда. Боялся поначалу, потом приобвык — дети, они быстро ко всему привыкают. Как видишь, теперь даже спать тут не боится.

— Вижу-вижу. Прижился, пострел. — Я хотел было разбудить Поспелку, да не стал.

— А у тебя что нового, Ферзь? Да что ж я стою, дурак старый! — Дед спохватился и захлопотал, сбегал к Баннику, правда, пришлось мне натаскать воды, но зато я, наконец, попарился в своей собственной бане. Граф бегал за мной, только в баню я его не пустил, баловство.

Когда я пришел в избу, Дед уже разжег огонь и теперь накрывал на стол. Вскоре мы сели, наконец, за стол. Поспел явно бегал на торг каждый день, причем покупал еду на совесть, судя по свежести и богатству выбора.

— Спасибо, Дед, за то, что за домом присмотрел и за собакой моей. А нового у меня много, Дед. Прокатились вот до Киева, без дани, — продолжил я начатый разговор. — Думал, честно говоря, что Владимир за такие выдумки головы нам поснимает, но обошлось. В поле степняки нападали, пока ехали в Киев. Отбились кое-как. Владимир с нами сыну варягов прислал пятьдесят душ, думаю, намекает. А, еще меня убить пытались в Киеве. Неудачно, как видишь.

— Вижу-вижу, — пробубнил Дед. — А с грудью что у тебя?

— Да ничего вроде как, — я недоуменно покосился на грудь.

— Ты мне-то зубы не заговаривай, — нахмурился Дед. — Неладное у тебя с ней что-то, и не простуда пустая. Я тут помочь не могу, не учен такому, но болячку вижу, нехорошая совсем болячка-то. Тебе бы к знахарю какому сходить, из людей. Глядишь, что и присоветует дельного.

— Да тут, Дед, хоть иди, хоть не иди, а один конец, — отмахнулся я залихватски.

— Здорово придумал! — восхитился Дед. — Наплюй на все и жди, пока смерть придет. Ты, милок, головой не ударялся? За жизнь бороться надо, зубами держаться.

— Меня несколько иначе учили, — попытался я отойти «под дурачка», но не на таковского напал.

— Ты свое воинское житье с жизнью не путай. Не мог никто такому учить, чтоб просто человек сидел и смерти дожидался от болезни! — Дед так яростно посмотрел на меня, что я понял — дальше придуриваться не стоит.

— Да я и не знаю тут ни одного знахаря, — начал было я, но домовой снова перебил меня:

— Коли будет желание, то и знахаря сыщешь.

— А если он такой болезни не знает? Или не знает, что делать с ней? — упирался я. Ну не люблю по врачам ходить, да и кто любит?

— Тогда другого поищешь, третьего, десятого. Нельзя сдаваться, запомни это. А уж болезни уступить — пустое дело и глупое. Если и не вылечат, то всегда что-то сделать можно, хоть облегчить болезнь и протянуть подольше. Ты теперь не сам по себе, у тебя теперь и ученики, и хозяйство…

— И ты, — засмеялся я.

— Да, я тоже. И Дворовый. И Банник. И Овинник. И Поспелка твой, лошади и собака. Не так просто тебе, Ферзь, лечь и помереть. У тебя теперь много всего, за что ты отвечаешь.

— Мы в ответе за тех… — пробормотал я. — Да, Дед, ты прав. Подумаю, что с грудью делать.

— Только не тяни, — ворчливо пробубнил Дед. — А то и поздно станет.

— Так все плохо? — уточнил я, зная ответ. Но все равно продолжая надеяться, что ошибались мои врачи в том времени.

— Не больно хорошо, Ферзь, прямо скажу, — отрезал Дед, как ножом.

Тут проснулся Поспелка. Он не успел еще и сесть на лавке, как домовой растаял в воздухе.

— Наставник Ферзь! — закричал он и хотел было кинуться ко мне, но взял себя в руки и чинно поклонился. Это он правильно рассудил. Хочешь, чтобы всерьез принимали, веди себя по вежеству.

— Здравствуй, Поспелка. Гляжу, ты тут времени зря не терял. И с домом хорошо, и собака в порядке. Спасибо тебе, Поспелка.

— Да не за что, наставник, все старался делать, как ты велел. Только вот странно — еду покупал на троих и собаку, а она так и пропадала, как будто еще кто ее ел! — поспешил поделиться со мной важными новостями Поспелка.

— Все верно, Поспел. Втроем и ели. Ты, Домовой, Дворовый и собака еще, — ничтоже сумняшеся, поведал я государственному человеку.

— Как?! Настоящие? Домовой и Дворовый? — Поспелка широко распахнул глаза.

— Самые настоящие, — уверил я его совершенно серьезно.

— Эх, а я и не видел их. Не показались мне, — расстроился чиновник для особо мелких поручений.

— Ну, может, пугать не хотели. Посуди сам — явился бы тебе домовой… Поди, до терема не остановился бы, — засмеялся я.

— Оно так, но назавтра бы все равно воротился. Кому-то надо за домом смотреть! — твердо сказал Поспелка, и я посмотрел на него одобрительно.

— Молодец, Поспел. Сразу видать, что сын воя, — похвалил я мальчишку. Тот покраснел от удовольствия и вдруг спохватился:

— Ой, наставник! У меня же казна твоя осталась! Сейчас я ее тебе верну, — Поспелка полез было за пазуху, но я остановил его:

— Себе оставь, в награду. Ты очень хорошо все сделал. Все правильно, — и чиновник снова покраснел и очень обрадовался.

Ввечеру я побывал на пиру у Ярослава, и там мне пришлось сидеть до победного, уйти с княжьего пира было бы немыслимым делом, идущим вразрез со всеми моими представлениями о долге. И пришлось мне ждать, пока часть дорогих гостей попадает, кто под столы, кто лицом в блюдо, тем самым давая понять, что пир удался как нельзя лучше. Так что домой пришлось возвращаться с факелом глухой ночью. Поспелка же остался у меня, как он сказал, делать ему там теперь вовсе нечего, и никому и дела нет, где он останется. Я велел ему поутру сбегать к уным на княжьем дворе и сказать, что наставник будет ждать их в полдень у себя на дворе.

Дед растолкал меня чуть ли не на зорьке, водой, правда, не поливал.

— Дед, да ты озверел совсем, — пробормотал я, — я не на рыбалку собрался, а ученики мои придут к полудню только…

— Ты мне поговори еще тут, поговори. Вставай, наставник. К полудню ты уже и приготовить все должен, и сам проснуться, — строго сказал домовой, и я сел на лавке, взлохматив руками волосы. Дед был прав. Мне, чтобы проснуться толком, пара часов всяко понадобится. А надо и размяться, и приготовить кое-что после завтрака.