Альтаграсиа пришла в ужас. Только этого не хватало! Министр культуры занимается вандализмом.

Оливер протянул ей руку, помогая спуститься. Эдвин тем временем заглянул в образовавшуюся нишу — и тут же присвистнул. Альтаграсиа и Оливер подскочили к нему.

Увидев, что лежит в тайнике, они лишились дара речи: их взорам открылась коллекция документов, связанных в тугие пачки. Бумага обветшала от времени и была покрыта густым слоем пыли.

Вытащив из углубления добычу, они в растерянности замерли, не зная, как поступить дальше.

— Полагаю, теперь нам следует изобразить на памятнике подпись Христофора Колумба, — усмехнулся Эдвин.

Его спутники переглянулись. А что? Вдруг это и в самом деле так? Вдруг Таварес только что разгадал тайну появления подписей на месте преступления в Санто-Доминго и Севилье?

— Господи, — заговорил Оливер, — а ведь это, вероятно, объясняет, зачем грабители ставят подпись адмирала, выпотрошив очередной памятник!

— Верно, верно! — подхватила Альтаграсиа. — Воры тем самым оповещают, что вскрыли тайник и забрали его содержимое.

— Точно.

— У нас остается памятник Колумбу в Генуе, — закончила доминиканка. — Там тоже были подпись и разбитая доска, судя по словам сеньоры Солер.

Детективы, довольные, поспешили прочь. Они нащупали верный след и получили в распоряжение документы. Но их еще предстояло изучить.

А того, что у монастыря, чуть поодаль, стояла машина с затемненными стеклами, они не видели. Водитель из салона снял камерой всю сцену. Он подъехал как раз в ту секунду, когда женщина начала взбираться на монумент. В какой-то момент у него мелькнула мысль, что она сорвется и покалечится. Он не сразу сообразил, чем именно занимается троица. Его недоумение длилось до той минуты, когда раздался ужасающий грохот и плита разлетелась на куски, ударившись о землю.

Как только открылся тайник, водитель нацелил на него объектив, снимая вожделенный архив документов. Шеф просто не поверит!

Схватив трубку мобильного телефона, он вызвал номер, записанный в памяти аппарата.

— Они уезжают, — сообщил он. — Увозят документы, найденные внутри памятника Пикман.

— Что они нашли?

— Толстую пачку каких-то бумаг, возможно, планов… Все листы пожелтели, так что, я думаю, они довольно древние.

— И в какую сторону они поехали?

— Я слежу за ними. Похоже, в гостиницу. Не волнуйся.

— Отлично. Надеюсь, ты все снял?

— Да, до последней подробности.

— Не теряй их из виду и привези пленку, как только сможешь, — распорядился Ричард Рональд.

Вернувшись в гостиницу, детективы освободили стол в номере Оливера, чтобы на нем изучить найденное. Они извелись от нетерпения, желая поскорее узнать о содержании драгоценной находки, хотя следовало бы прежде обсудить планы дальнейших действий.

— Мы должны поставить в известность испанские власти, — взмолилась Альтаграсиа.

— Я представляю испанские власти, — рассмеялся в ответ Оливер. — Я для тебя не сгожусь? Вспомни, я же полицейский.

— Да, конечно. Но как же я переживаю из-за того, что повредила памятник! — сокрушенно призналась Альтаграсиа.

— Не беспокойся. Я уже переговорил с Антонио. Туда отправили бригаду полицейских экспертов, чтобы собрать полностью все возможные данные и любую полезную информацию. Памятник восстановят и плиту реконструируют.

— Посмотрим, что у нас здесь… — бормотал в это время Эдвин, раскладывая на столе документы.

Детективы убрали все цветочные композиции и другие мелочи, украшавшие гостиничный номер, стараясь приспособить комнату для предстоящей работы. Их ждал напряженный вечер, и, следовательно, нужно было обустроить пространство так, чтобы потрудиться максимально продуктивно. Они переставили мебель оптимальным образом, чтобы создать себе комфортные условия, и остались довольны плодами своей деятельности.

Найденные бумаги по типу делились на три группы: схемы, рисунки тексты.

— Не возражаешь, Эдвин, если ты возьмешь на себя схемы, а мы займемся текстами? Идет? — предложил испанец, перелистывая бумаги, которые им предстояло изучить в ближайшие часы.

Коллеги согласились и немедленно приступили к делу. Они так спешили узнать содержание найденного, что просидели, не поднимая головы, довольно долго.

По прошествии некоторого времени половина документов была обработана. Альтаграсиа встала, чтобы размяться и, пользуясь моментом, полюбоваться городом из окна. Солнце садилось, и от кипарисов, выстроившихся в ряд вдоль сада гостиницы, ложились непропорционально большие тени.

Детективы решили сделать перерыв и поужинать. Они не отважились оставить бумаги в номере без присмотра и договорились, что двое спустятся в ресторан, а третий посторожит документы. Еду ему принесут сюда.

Нести караул по жребию выпало доминиканцу.

В ресторане Альтаграсиа и Оливер принялись искать подходящее место, чтобы спокойно, без помех поговорить. Столик с видом на Гвадалквивир представлялся идеальным местом, где два усталых человека могли расслабиться и насладиться непринужденной беседой.

— Как тебе в Севилье? Нравится город? — спросил Оливер, выбирая вино, подходившее к заказанным блюдам.

— Да, очень. Было бы удивительно, если бы он кому-то не понравился. Тут фантастически много всяких достопримечательностей и культурных ценностей и люди очень приветливые. Ты бывал здесь раньше?

— Да. На самом деле у меня выдалась возможность приезжать сюда несколько раз во время Всемирной выставки в 1992 году, но больше я в Севилью не возвращался. Представляешь, я не виделся с Антонио с тех самых пор. Мы подружились на факультете и потом оба пошли служить в полицию, а встречаемся очень редко.

— А что ты изучал?

— Мы оба получили степень лиценциата [25]истории искусства. Он всецело посвятил себя работе полицейского, впрочем, как и я, но я поддерживаю связь с университетом, так как читаю лекции как внештатный профессор.

— По-моему, я еще не спрашивала, женат ли ты. У тебя есть семья? — полюбопытствовала Альтаграсиа.

— Нет. Живу один с собакой. Я много путешествую, и мне не хватает времени на женитьбу. Правда, я бы не возражал. Я вырос в очень дружной семье и люблю детей. У меня случались более-менее длительные отношения, но из них ничего не вышло. Может, я слишком многого хочу от своей избранницы. Мне кажется, то общество, в котором мы вынуждены существовать, требует от нас жизни на огромной скорости, что мешает строить личные отношения. Кто знает. А ты замужем?

— Нет. У меня примерно такая же история. Что до меня, я сама считаю себя человеком несемейным, который довольствуется компанией близких друзей. Видишь ли, я с ранней юности занимаюсь политикой.

— Я бы сказал, что ты очень юная.

— Да, но не настолько. На самом деле я довольно быстро встроилась в систему и хорошо продвигаюсь. Помнишь донью Мерседес Сьенфуэгос? Я училась у нее. — Глаза Альтаграсии заблестели. — Она дала мне массу ценных советов и очень помогала, когда я писала докторскую диссертацию. Я действительно ей многим обязана. Благодаря донье Мерседес я лучше разбираюсь в проблемах своей страны и, возможно, поэтому занимаюсь активной политикой. По ряду причин я в долгу перед этой женщиной, которой глубоко восхищаюсь.

— Да, мне она тоже показалась очень яркой личностью.

— До сих пор моя жизнь складывалась удачно, хотя и движется в бешеном ритме. Что касается романтической стороны дела, мой опыт в чем-то схож с твоим. У меня были отношения, более или менее постоянные, но ничем серьезным они не закончились. Я тоже предъявляю высокие требования к избраннику. В этом мы с тобой совпадаем.

Они переглянулись, и каждый быстро опустил глаза. Оливер ненадолго впал в задумчивость. В сущности, в Альтаграсии нашли отражение все лучшие качества женщины, родившейся на Карибах. Она не могла не нравиться.

— Я считаю, очень важно испытывать удовольствие от того, что ты делаешь, и заниматься тем, что тебе нравится, — рассудительно произнес наконец Оливер. — В моем случае научный отдел полиции предоставляет мне широкий спектр интереснейших дел и ответственных заданий. Мне всегда нравилась работа, и фактически я посвящаю ей всю жизнь. Университет служит лишь приятным дополнением, позволяющим мне не терять связи с источниками научных знаний, а главное, с молодежью. По-моему, благодаря этому я чувствую себя счастливым человеком.