В часовне Святого Антония возникла паника. Братья, которые думали, что они одни в церкви, помчались вдоль нефа, ругаясь и крича, словно их преследовали демоны. Шум донесся до ризницы. Приходской священник стремительно спускался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Дама Пернель заметалась по церкви и оказалась в самой ее середине. Объятая ужасом, она обернулась. Прямо перед ней находился алтарь. На освященном камне она заметила серебряный фермуар. Не раздумывая, она сняла накидку, вытащила окровавленную книгу, найденную в подвале, и бросилась к фермуару, в котором лежала Библия. Резким движением она расстегнула аграф и заменила книгу.

Нечестивое произведение, принадлежавшее ее мужу, легло на место священной книги. Она сунула Библию под накидку и стремительно выбежала из церкви, словно от этого зависела ее жизнь.

Священник окинул взглядом церковь. Ни шума, ни демонов. Просто упал светильник. Он поднял его. Снова собаки, проникшие внутрь через открытую маленькую дверь. Такое случалось и раньше. Надо будет сказать об этом в одной из проповедей.

Направляясь в ризницу, он вспомнил, что в спешке забыл возблагодарить Господа.

— Боже всемогущий, прости меня за небрежность и прими мою молитву.

Священник опустился на колени перед алтарем, посмотрел на серебряный фермуар, освещаемый двумя длинными свечами, и простерся ниц перед священной книгой.

Нью-Йорк, Гарлем, наши дни

Он вышел из такси с неприятным чувством. На Нью-Йорк опустились сумерки, но об этой части Манхэттена можно было сказать, что тьма въелась в шероховатые камни. Вдали, на юге, виднелись золотистые отблески небоскребов. Здесь же первым, что бросалось в глаза, были стигматы нищеты и абсолютной разрухи. Контраст с южными кварталами оказался разительным. Он больше не находился в той же процветающей стране, на том самом континенте. Редкие прохожие, все чернокожие, пробирались, словно тени, по пустынной улице.

Воспоминания Марка не имели ничего общего с окружавшим его унылым пейзажем. Он только один раз приезжал в этот квартал, чтобы послушать Джеймса Брауна в легендарном театре «Аполло» на Сто двадцать пятой улице. Вечерний поход в черный квартал вместе с приятелями в 1980-х годах… Он помнил радостную толпу, окружавшую этот храм негритянской культуры. На этот раз он был один на враждебной ему территории.

Он посветил на план маленьким карманным фонариком, купленным на развале возле гостиницы. Храм или то, что от него осталось, находился в трех кварталах, занимавших на плане всего несколько сантиметров, но на самом деле почти в километре ходьбы. Марка застегнул черную полотняную куртку на «молнию» и быстро зашагал в направлении дома, отмеченного на плане. Он мог бы подождать до завтрашнего дня, но любопытство оказалось сильнее. Он должен был найти это место.

Вскоре он заметил человек десять негров, сидевших на тротуаре, по которому он шел. Из предосторожности он перешел на другую сторону улицы, не желая встречаться с ними, и двинулся дальше. Он свернул влево и двинулся вдоль огромного десятиэтажного здания с ветхим фасадом. Все окна были темными, кроме одного, светившегося словно чудом. Он спросил себя, каким образом в эту развалину поступает электричество. Улица же была погружена почти в кромешную тьму. На ней стояли несколько фонарей, но они не работали.

Он замедлил шаг и попытался различить номер улицы, указанный на ржавой вывеске. Ничто не соответствовало подсказкам, нарисованным на плане.

Он переоценил свое умение ориентироваться и углубился в мерзкую зону, почти точную копию квартала одного из балканских городов, разрушенных войной.

Он прошел еще метров пятьдесят до перекрестка, на этот раз освещенного, тоже, вероятно, чудом. Из левого тупика до него донеслись смешки и звуки музыки. Он осторожно приблизился и с ужасом увидел трех негров в жилетках и бейсболках, пинавших ногами пьяного нищего, который с трудом полз вдоль ржавых мусорных контейнеров, стоявших в проулке. Его мучители удвоили свои усилия. Один из них, самый старший, лет шестнадцати, поставил на землю огромный серебристый CD-приемник, который буквально выплевывал яростный рэп, немного смягченный вариациями на тему Седьмой симфонии Бетховена. Удары башмаков с железными набойками по телу несчастного наносились в соответствии с музыкальным ритмом.

Эти три типа вместе весили не меньше полутонны, не считая массивных стальных цепей, болтавшихся у них на шеях.

Нищий продолжал ползти. Его мучители смеялись, видя, как он извивается от боли. Марка почувствовал себя бессильным. Он должен был вмешаться, но легко мог получить по физиономии. Однако раздумывать долго ему не пришлось. Один из хулиганов заметил его и завопил, размахивая кулаками. Двое других прекратили выбивать чечетку на куче истерзанной плоти и стали наблюдать. Марка почувствовал, как в его крови повысился уровень адреналина. Подростки что-то крикнули на незнакомом ему языке. Однако он догадался о смысле. Теперь настала его очередь стать их жертвой. Когда он бросился бежать во весь дух по противоположной стороне улицы, единственным утешением ему служило то, что он дал нищему возможность передохнуть.

Юнцы бежали сзади, метрах в тридцати. Он слышал бряцание их цепей, которые они вращали над головой. Марка ринулся в узкую улочку, загроможденную ржавыми бытовыми приборами, — настоящее кладбище холодильников, кухонных комбайнов и стиральных машин. Он чуть было не упал, споткнувшись об остов мотоцикла, затем машинально свернул вправо.

Проход ему перегораживала куча мокрых кирпичей, каждый размером с носовой платок. Он резко остановился и протиснулся в ржавую цистерну, забитую мусором. Его сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он почувствовал под ногами мелкие предметы, которые разлетались со звуком разбиваемого стекла. Использованные шприцы. Вероятно, цистерна служила прибежищем для местных наркоманов. Он попытался установить контроль над дыханием. Давление крови в шее становилось невыносимым. Он проклинал себя, что не начал тренироваться с коллегами в спортивном клубе бригады.

Вдруг Марка услышал стук башмаков по щебенке, лежавшей менее чем в двух метрах от его укрытия. Шум нарастал, затем стал стихать. Он с облегчением ждал, когда он полностью исчезнет.

«Пусть мир воцарится в наших сердцах, пусть…» Чтобы успокоиться, он начал шепотом читать старинный ритуальный стих, который наизусть знают все масоны.

Едва он произнес последние слова надежды, как заслонка цистерны открылась со скрежетом ржавого железа. Один из юнцов стоял перед ним, держа в левой руке цепь, а в правой — разбитую бутылку. Смеясь, он вертел головой во все стороны. Его красные глаза почти вылезли из орбит. Марка раньше уже видел подобный взгляд у подростков не намного старше, когда в Париже, в районе Сталинградской улицы, преследовал банду грабителей. Явный любитель кокаина. Юнец был пропитан этой дрянью до мозга костей. Находясь под действием химической субстанции, он мог его зарезать, не испытывая ни малейшего чувства вины.

Антуан знал, что есть только один выход — нападение. Он бросился на юнца, весившего по крайней мере на четырнадцать килограммов больше, чем он сам. Выбросив руку вперед, он ударил обидчика прямо в живот. У того перехватило дыхание, и он покачнулся. Когда Антуан отводил руку, негр ударил его цепью. Вскрикнув от боли, француз занял оборонительную позицию. Если дело пойдет так и дальше, он долго не продержится. Преимущество юнца заключалось в том, что он был вооружен и казался взбешенным до предела. Марка попытался вспомнить приемы кравмага, боевого искусства, разработанного израильской полицией и применявшегося в отдельных подразделениях полиции Франции. В последний момент он уклонился от цепи, промелькнувшей в двух сантиметрах от его лица. Надо было брать инициативу в свои руки. Он слегка нагнулся, напряг указательный и большой пальцы и нанес точный удар своему противнику туда, где челюсть соединяется с шеей. Колосс закричал замогильным голосом, словно из его легких вышел весь воздух, застыл на месте, посмотрел на Марка удивленным взглядом и упал.