Легорже посмотрел на снимок.

— Похоже на страницу из Библии.

— Tu as raison. [55]Это она и есть. Взгляни повнимательней.

Легорже склонился над текстом. Это был отрывок из книги пророка Исайи. Он начал читать вслух:

— «Делающие идолов все ничтожны, и вожделеннейшие их не приносят никакой пользы, и они сами себе свидетели в том. Они не видят и не разумеют, и потому будут посрамлены. Кто сделал бога и вылил идола, не приносящего никакой пользы? Все участвующие в этом будут постыжены: ибо и художники сами из людей же; пусть все они соберутся и станут; они устрашатся, и все будут постыжены…»

— Давай читай дальше, — подбодрил его Бизо.

— «Кузнец делает из железа топор, и работает на угольях, молотами обделывает его, и трудится над ним сильною рукою своею до того, что становится голоден и бессилен, не пьет воды и изнемогает». А эта часть обведена. «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме»… Что все это значит?

— Не знаю. Но это ключ к разгадке.

— Я понимаю, что это ключ, но…

— Я сам ее разгадать не могу. Поэтому и обратился к тебе, — с улыбкой сказал Бизо, потягивая вино.

— Не можешь? Ничего удивительного.

— Послушай, — произнес Бизо, — это явно какое-то послание, но непонятно, от кого и о чем. Сплошная конспирация, как в шпионском фильме. Значит, эта писулька очень важна и для получателя, и для отправителя. Надо бы пошерстить галерею. Может, тогда что-нибудь прояснится.

— А у тебя есть ордер на обыск? — поинтересовался Легорже.

— Получил сегодня утром. Весь день об этом думаю. В чем смысл этой цитаты? Я имею в виду тот отрывок, где говорится о художниках, которые должны устыдиться того, что сотворяют ложных идолов. Знакомый мотив. А почему обведен стих сорок четыре — тринадцать? «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме». Здесь говорится о мастерстве плотника…

— Между прочим, Христос тоже был плотником, — заметил Легорже, гордясь своей сообразительностью.

— Плотником был его отец по имени Иосиф. Я, кажется, тебе уже говорил, что Люк Салленав пожертвовал большую сумму организации, которая называется…

— Братство Иосифа, — торжествующе закончил Легорже.

— И находится она по тому же адресу, что и галерея Салленава. Ничего себе совпадение.

— Да, — эхом отозвался Легорже. — Мне даже расхотелось есть десерт.

— Да брось ты.

— Ладно, посмотрим, что имеется в меню. Значит, ты думаешь, что мы найдем похищенную картину в галерее Салленава?

— Или в квартире над ней.

— Ты в этом уверен?

— Ягоды в сметане, — сказал Бизо, изучая меню. — Давай подумаем. «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию…» Плотник измеряет и размечает дерево, из которого собирается что-то вырезать. Может, это означает гравюру на дереве? Вполне возможно, если это игра слов. Какая там следующая строка? «…остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его…» Если понимать буквально, то имеется в виду некий деревянный предмет, в котором находится картина Малевича. Возможно, она спрятана в сарае или за фальшивой стеной. Что касается слов «округляет его», то это может означать, что деревянный предмет имеет круглую форму.

— Возможно, это дворовая уборная.

— Дальше идет «…и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме». Значит, эта деревянная конструкция имеет форму человеческого тела и находится внутри дома.

— А что значит «красивого вида»?

— Этого я понять не могу. И мне не совсем ясно, что может быть вырезано из дерева в виде человеческой фигуры. Я подумал о саркофаге, но это уже чересчур.

— А зачем вообще писалось это послание? — спросил Легорже. — Может, вор спрятал где-то картину и сообщает своему заказчику о ее местонахождении?

— Так далеко я не заходил, Жан. Мозги у меня не бог весть какие, и я не могу одновременно решать несколько головоломок. Но решение одной обязательно дает ключ к следующей. В своей практике я всегда придерживался принципа домино. Нет смысла рассуждать о вещах, о которых тебе ничего не известно. Только напрасно мозги напрягать, а я этого не люблю.

— Мускулы напрягать ты тоже не любишь.

— Короче говоря, я решаю проблемы по мере их возникновения. Надеюсь, ты записываешь.

— А разве следователи не должны думать на несколько ходов вперед, чтобы перехитрить преступника? Как это делали Шерлок Холмс и мисс Марпл?

— Разве я похож на Шерлока Холмса?

Легорже смерил приятеля взглядом.

— Ты больше похож на мисс Марпл.

— Ха-ха.

— Если бы ты носил кепку с ушами…

— А если бы ты заткнулся, — проворчал Бизо.

Тут он заметил, что рядом стоит официант, ожидающий, когда они закажут десерт. Судя по блеску в глазах, их разговор вызывал у него живейший интерес.

— Не знаю, что мы там найдем, но уверен — искать надо именно там, — заключил Бизо.

Легорже посмотрел на официанта.

— Мне профитроли, пожалуйста. Ты думаешь, его спрятали? Я имею в виду Малевича.

— Нет никакого сомнения! — отрезал Бизо. — Мне тоже профитроли.

— Хотелось бы надеяться.

— Для тебя это только шуточки, Легорже. А для меня работа.

— Да брось придуриваться. Ты ведь получаешь от нее удовольствие.

Бизо сложил на груди руки.

— Ты прав. Если остается время для десерта, никакая работа не в тягость.

Легорже откинулся на спинку стула и ухмыльнулся, показав лошадиные зубы.

— Для десерта время всегда найдется.

На следующее утро в кабинете ван дер Меер было полно народу. Гарри Уикенден направил туда четырех офицеров полиции, которые поколдовали над телефонным аппаратом, надеясь таким образом засечь вымогателя. Правда, многолетний опыт подсказывал Уикендену, что надеяться особенно не на что, разве что вымогатель сделает какой-нибудь промах. Любой мало-мальски опытный преступник всегда опасается прослушивания. Такая рыба вряд ли попадется на крючок. Но людям свойственно ошибаться, и поэтому надежда умирает последней.

— Как вы думаете, они скоро позвонят? — спросила ван дер Меер.

Ей не нравилась вся эта возня у нее в кабинете.

— Не беспокойтесь, мадам. Мы будем ждать сколько потребуется, — ответил офицер, сидевший перед ноутбуком.

«Этого я и боюсь», — подумала она.

Прошло полтора часа. Все это время ван дер Меер пыталась чем-нибудь заняться, однако в присутствии двух полицейских сосредоточиться было довольно сложно. Да и ситуация к этому никак не располагала. Однако ей по-прежнему приходилось руководить музеем да еще всячески скрывать от публики произошедшее. На столе лежала пачка писем с просьбами об экспозиции картин. Нью-йоркский музей современного искусства просил Пикассо; галерея Тейт устраивала ретроспективу, и ей требовались эскизы Барбары Хепуорт; Музей Вигелана в Осло хотел получить глиняную модель одной из монументальных скульптур Вигелана, находящуюся в коллекции Музея современного искусства. Надо было планировать выставки на три года вперед, писать письма, делать запросы в другие музеи, заниматься кураторством. Ван дер Меер послала несколько писем по электронной почте, поговорила с куратором отдела современного рисунка, повозилась с бумагами. К телефону она не притрагивалась, но все время посматривала на него. Наконец раздался звонок.

Директриса бросила вопросительный взгляд на полицейских. Один из них прошептал что-то в рацию, другой сел перед ноутбуком и надел наушники. После третьего звонка в комнату вошел Уикенден с двумя другими полицейскими. Все они тоже надели наушники, после чего Уикенден кивнул ван дер Меер, и она сняла трубку.