— Я его уведу, — сказала Лида, поднимаясь. Марей, бросив извиняющийся взгляд на жену, тоже встал и помог Лиде вывести все еще бурчащего Анхиса. Никто не заметил — слуги то и дело сновали взад-вперед, отвлекая гостей, и к тому же на помосте между столами началось выступление танцоров.

Ней, склонившись к Басетамон и едва не касаясь локтем ее груди, чему-то смеялся.

«Уж ее-то грудь ему не мешает», — пробормотала я тихо.

Ксандр проследил мой взгляд и поморщился.

— Он чуть не тонет в ее глазах. Ты бы посмотрела в Тамиате. Никому не приходило в голову, что мы, чужеземцы, можем понимать их язык, и там то и дело отпускали шутки и бились об заклад: когда же царевна приберет к рукам нового дикаря — грозного и соблазнительного зверя. — Он пожал плечами. — В Египте женщины заводят любовников открыто, не стесняясь. А тут вдруг кто-то новый, такой диковинный…

Я взглянула в ту сторону. Грозный зверь, не иначе. Он и впрямь напоминает молодого льва.

— И такой великолепный, — договорила я. Мне не случалось видеть людей красивее Нея. Сейчас, одетый в царские одежды, он выглядел так, что не устояла бы ни одна женщина.

Ксандр кивнул.

— А что мы можем выставить против сокровищ Египта? — Едва заметная насмешка, прозвучавшая в голосе, явно относилась к нему самому.

— Дружбу и верность. Ведь мы его друзья, — ответила я.

— Я его друг — до конца жизни, до последнего вздоха. И не променяю это ни на что. — Ксандр поднес к губам чашу. Темные глаза смотрели внимательно и серьезно.

— Я тоже его друг, — ответила я. — И его сивилла. Это все, что мне судили боги. — Я знала это слишком хорошо. И не нужно желать иного. Он мой царевич, я его прорицательница…

Ксандр посмотрел на меня искоса, словно хотел что-то сказать.

Я подняла тяжелую чашу и передала ему в руки. Ней очарован царевной, и не мне на это жаловаться, но Ксандр оставался собой. По каким бы морям нас ни носило, что бы ни выпало нам на долю — Ксандр был все таким же пытливым, умным и искренним, каким я его знала.

Мимолетно улыбнувшись, Ксандр поднес чашу к моим губам, и я отпила вина из его рук, словно мы заключали союз. Теплый взгляд его глаз, таких же черных, как мои, не отрывался от меня ни на миг.

— Друзья, — повторил он.

— До конца, — ответила я, зная, что для меня это останется истинным еще долгие годы.

Возвращались мы всего лишь вчетвером. Анхис, Марей и Лида ушли раньше, Ней остался во дворце. Носилки доставили нас к казармам; Аминтер, пьяно пошатнувшись, нетвердой походкой направился к себе, Идела сразу побежала узнавать, как добрался Марей. Я вышла к пристани.

Накрахмаленные складки моего одеяния разгладились и опали, серьги в ушах казались невероятно тяжелыми, ладони пахли жареным мясом. После невыносимо душного пиршественного зала, пропитанного запахами благовоний, ароматических конусов, лампового масла, еды и душистых притираний двухсот гостей, прохлада реки приносила облегчение.

Шаги за спиной — я знала, что это Ксандр. Подойдя, он остановился рядом; мы вместе смотрели, как гаснут огни во дворце. Через некоторое время он сел на причал и сбросил золоченые сандалии. Я тоже скинула обувь и села рядом с ним, болтая ногами в речной воде. При бледном свете луны искалеченная щиколотка, прочерченная синими жилками, выглядела странным подобием живой плоти. Капли воды, падая на кожу, вспыхивали слабыми отблесками.

Плечи наши едва соприкасались.

Огни над водой меркли один за другим. Какой-то из них загасила царевна в своей опочивальне, увлекая Нея на ароматные простыни. Или, может быть, она оставила зажженным последний светильник, чтобы видеть над собой его золотистую кожу…

Интересно, о том же ли думал Ксандр. Наверное, да.

— Завтра верну одежды обратно в храм, — сказала я.

— Конечно, — ответил он. Мы посидели в молчании, Ксандр покачивал ногой в воде. — Ты многому учишься? Ну, у Хри…

— Да. В мире столько всего, о чем я даже не знала, что я этого не знаю. Звучит путано.

— Да нет, понятно, — отозвался Ксандр. — Тебе там нравится.

— Да.

А как иначе? Я ведь тянусь не к пиршествам и изысканной еде, мой голод могут утолить лишь знания, собранные в храме Тота, — все знания мира.

Ксандр вздохнул:

— Нам нельзя здесь остаться. Иначе мы сделаемся такими же, как нубийцы и ливийцы, что служат фараону.

— Ты о чем?

— У них нет своих богов, они не живут своим народом. Они не рабы, но принадлежат Египту. И Египет никогда не даст им воли. — Ксандр качнул ногой в воде. — Я видел их в Тамиате. Дикари! Чужеземцы! Пасынки богов! Люди, обделенные счастьем родиться в Черной Земле… — Голос звучал язвительно. Ксандр посмотрел в мою сторону и объяснил: — Египтяне не стесняются разговаривать при мне — наверное, считают бессловесной скотиной.

Я улыбнулась:

— Им невдомек, как быстро ты учишься языкам. — В Ксандре и вправду поначалу трудно распознать живой ум: он обычно молчалив и неохотно высказывается на людях.

— Египтяне с удовольствием позволяют нам служить их благу. Они даже могут преломить с нами хлеб. Но мы не такие, как они. Мы отпрыски ничтожных народов, мелких богов. Здесь уважают только рожденных в Черной Земле. Худшие из них относятся к нам, дикарям, с презрением. Лучшие испытывают к нам такую искреннюю жалость!..

— У них все-таки есть основания, — проговорила я. — Посмотри на землю, которую они создали. Разве у нас есть что с ней сравнить?

— Наше достоинство. И мужество, — ответил он. — Значимо не то, что боги дали тебе при рождении, а то, как ты с этим обходишься.

— Иногда данное при рождении еще как значимо, — произнесла я, вспомнив о детях рабынь — детях насилия.

— Меня добивает эта их жалость, — сказал Ксандр. — Им жаль нас, рожденных не в Египте! Но если мы будем лезть из кожи, то еще можем стать людьми!

— Они не такие, — ответила я, вспомнив храмовых прислужниц, которые старались сделать меня красивой, и Хри, который слушал мои сказания как равный, как служитель таких же богов.

— Да? Неужели они приходят сюда, к нам? Едят нашу еду, празднуют наши праздники?

— Хри так и делал. Он был гостем Приама.

— Возможно. Из всего бывают исключения. Но большинству из них нет дела до того, что происходит за пределами Египта. Они не знают, где лежат наши земли, и их это не гнетет. Им безразлично. Их внимания заслуживает только то, что происходит здесь.

— Ксандр, но кто, кроме Египта, мог остановить Неоптолема с его гигантским флотом? У кого еще есть такая мощь?

— Ни у кого. Но нам от этого не легче. И островитянам тоже. Тут Ней прав.

— Если бы Египет пал, было бы много хуже, — произнесла я. — Ксандр, неужели ты так завидуешь их спокойствию и процветанию?

— Нет, мне лишь претит их самодовольство. Они не знают забот, они даже не утруждаются тем, чтобы защищать своих детей, — они просто берут наемников, которые делают за них грязную работу. Думаешь, мне нравится убивать? Думаешь, я люблю то, чем мне приходится заниматься?

Его глаза вспыхивали огнем, я не отрывала взгляда от его лица.

— Я всегда хотел только одного — быть моряком, — сказал он. — А остальное… Это лучше, чем смерть. И это нужно для Нея. Поэтому я делаю что могу. Но все же я не Ней. И ненавижу убивать. И содрогаюсь каждый раз, снова и снова.

— Ты хорошо владеешь этим ремеслом. — Я вспомнила юного ахейца на улице Библа. В Ксандре не было тогда ни жажды крови, ни безудержной боевой ярости, но лишь пугающее, ледяное сострадание.

Его губы сжались тверже.

— Да.

Я пыталась найти нужные слова.

— Ксандр, так будет не всегда. Когда-то наши невзгоды кончатся, и настанет время возделывать поля и растить деревья. И выходить в море за рыбой. Придет конец нашим странствиям, нам снова откроется мирная жизнь.

— Ты правда в это веришь?

— Да. Я видела это будущее для Нея.

Он посмотрел мне в лицо:

— Значит, мы здесь не останемся.