С мола нас окликнули стражники, слов я не поняла. Нас явно заметили, но, судя по тону, не узнали и теперь спрашивают, для чего мы выходим.

Ксандр с запинкой отозвался.

Окрик повторился, на этот раз говорил кто-то постарше и поважнее.

Ксандр односложно ответил.

Еще один окрик, более строгий и повелительный. Ответ их не убедил, это слышалось по манере обращения.

С нашей задней палубы донесся другой голос — мальчишечий, высокий и чистый. В нем звучало невинное недоумение, язык Библа лился бегло и свободно. Аштера.

— Афродита Кифера, Аштерет морей! Я не знала, что ты откликнешься на мою молитву так скоро… — прошептала я.

Аштера продолжал болтать со стражниками, с мола донесся смех. Мы проходили мимо, держа левые весла над водой по приказу Ксандра.

Затем, оставив мол позади, мы вышли из гавани в открытое море. «Дельфин» качнулся, воспрянув как конь, почуявший свободу, парус подхватило морским ветром — и мы устремились к югу, в Египет.

Погода не улучшалась. Рассвет встретил нас рваными тучами, низко нависшими над зыбью волн. Из-за ограждения, под которым сидят гребцы, я видела еще три наших корабля на расстоянии друг от друга: «Крылатая ночь», «Охотник» и «Очи Владычицы» неслись к югу, движимые штормовым ветром, как и мы. Остальных не видно — должно быть, идут далеко впереди или позади нас. Я перешла на корму и взобралась на палубу к Ксандру, стоящему у руля. Налетевший порыв ветра швырнул меня о поручень.

— Держись! — крикнул Ксандр. — Ветер сильный.

— Что с другими кораблями?

— Из гавани благополучно вышли все. Но с тех пор я остальных не видел. При такой погоде невозможно идти рядом.

Кассандр пробирался к нам по проходу, его то и дело обдавало пеной, перелетавшей через борт.

— Госпожа, Кос просил тебя прийти к Тии, скорее, — испуганно передал он.

Я поспешила в каморку, уже зная, что меня ждет.

Тия скорчилась, прижавшись к мешкам с чечевицей. Низ ее хитона весь промок.

— У нее отошли воды, — сказала Полира. — И резко начались схватки.

Я оттащила ее подальше от Тии, к двери.

— Вроде бы слишком рано? — прошептала я.

Она кивнула:

— Кажется, на целую луну. Нужна Лида, она больше других смыслит в повивальных делах.

— Лида сейчас на «Семи сестрах», — сказала я. — Мы слишком далеко, я даже не могла их разглядеть, когда выходила на палубу. Но будь мы и поблизости — в такую погоду невозможно подойти и взять ее на борт.

Полира медленно выдохнула. Потом глубоко вдохнула.

— Ты когда-нибудь помогала при родах?

— Я? Нет. Мне запрещено видеть кровь, я и близко не подходила туда, где рождались дети.

— Я родила двоих, — сказала Полира. — И еще девушкой видела, как мать рожала мою младшую сестру. По крайней мере знаю, как все должно идти.

— Я буду делать, что скажешь, — ответила я. — И помогать чем можно.

Полира снова вдохнула.

— Отведи моего сына в кормовую будку. Не тот возраст, чтобы оставлять его здесь. И возьми у Ксандра нож — потом понадобится острое лезвие.

Я проводила мальчика на корму и поручила его Косу. Кос умоляюще вцепился в мою руку и не преминул призвать всех богов, какие только пришли на язык.

— Ты ведь будешь рядом, и ничего не случится, да?

— Мы с Полирой сделаем что можно, — ответила я, отцепляя его пальцы от своего рукава и беря его за руку. — Тия молодая и сильная. Все будет хорошо.

Я ничего не сказала о ребенке. Где-то совсем близко реяли Ее крыла. На целую луну раньше срока, и Тия еще так юна, и бурное море вокруг, и неоткуда взять тепло и огонь — суждено ли выжить тому ребенку…

Я пошла обратно к носовой будке. Гребцы сидели по скамьям, опустив головы, капли дождя стекали с волос. Соленая пена взлетала над бортом, забрызгивая меня с ног до головы. «Милостивая Владычица, я видела твою руку на этом младенце, — подумала я. — Молю, дай мне верно истолковать твой знак».

Я почувствовала Ее, словно биение своего сердца. «Кровью залит город Владычицы Моря, кровью Ее народа. Смерть искупится смертью».

Я никому об этом не сказала — и надеюсь, на моем лице не читался приговор, когда я открыла дверь. Я села возле Тии, и говорила утешающие слова, и принесла ей свежей воды. Когда схватки прекращались, наступал период затишья.

День выдался серым и рваным, нас по-прежнему гнал штормовой ветер, волны вздымались и буйствовали.

Каждый мучительный прилив боли выгибал Тии спину, на искусанных губах выступала кровь. Затем боль утихала, отхлынув, словно морская волна. Я не видела, уменьшается ли промежуток между схватками — они казались бесконечными, и все же временами наступало затишье.

Пришла ночь, шторм усиливался. Ветер выл и стенал, прорываясь в щели между досками палубы.

Тия, отхлебнув воды, чуть задремывала после каждого приступа, впадая в оцепенение с полуоткрытыми глазами.

Полира покачала головой:

— Уже почти сутки, как отошли воды. Чтобы ребенок родился живым, нужно, чтобы он родился сейчас.

И все же боль приливала и откатывалась вновь.

Темнота. Лишь мучительные крики Тии, цепляющейся за меня словно в попытке пересилить боль, перебраться через волны тьмы, набегающие одна за другой.

Время остановилось. Там, в море, могли тонуть суда и гибнуть народы. Привязанный к кормилу Ксандр, в ознобе от холода и усталости, по-прежнему будет направлять корабль сквозь волны.

Мы с Тией и Полирой боролись за младенца так, словно в нем одном сосредоточилась судьба целого народа. Пойди корабль ко дну — мы вряд ли заметили бы: кроме одной-единственной жизни, ничто другое не имело значения.

При первом отсвете серой зари Полира оглядела Тию.

— Смотри, — сказала она, когда Тия вновь сжалась от приступа боли. Внизу, между двумя растянутыми полосками кожи, виднелось что-то безволосое и бледное.

— Это темя ребенка, — объяснила Полира, опускаясь на колени и беря за руку Тию. — В следующий раз надо тужиться, Тия. Поняла? Уже близко.

И Тия тужилась, снова заходясь в крике. Темя, кажется, и не двинулось вовсе — я вообще не понимала, как там может что-то пройти.

Еще раз. И еще.

— Дай нож, — велела Полира.

Острый бронзовый клинок, взятый у Ксандра, я еще раньше вымыла морской водой. Полира обмотала его тканью, оставив только кончик лезвия длиной в палец.

На Тию снова накатила боль.

— Давай тужься, давай еще, — приговаривала я, держа ее за руку. — Еще раз…

Сверкнуло лезвие, кончиком рассекая угол растянутой плоти. Брызнула кровь, головка двинулась. Маленькое окровавленное лицо, потемневшее от усилий, непривычно удлиненный череп…

— Вот и молодец! — сказала Полира, откладывая нож. — Умница, Тия! В следующую схватку потужишься еще, чтобы вышли плечи.

Тия сопела, прикусив нижнюю губу.

Я видела, как по ее животу побежала волна — снова начали сокращаться мышцы.

— Давай, детка.

Вдохнув, она привстала на локтях, и дитя легко скользнуло прямо в руки Полире — плечи, туловище, длинные ножки… Полира подняла его, дуя ему в рот и нос, чтобы разбудить дыхание. И тогда раздался высокий жалобный звук, словно крик морской чайки.

Снова мелькнул бронзовый нож: Полира перерезала пуповину.

— Еще раз потужься — чтобы вышел послед.

Тия пыталась подняться на локтях.

— Дай мне!

Полира передала мне ребенка и нагнулась за последом.

Легкое, невероятно крохотное дитя, тонкие ручки и ножки с просвечивающей кожей, безволосая головка, личико без бровей и ресниц… Но уже бьем ножками и кричим, кричим…

— Тия, — сказала я, передавая ей девочку, — твоя дочь просто красавица.

Ее глаза переполнились слезами, и она поднесла ребенка к себе, крошечные окровавленные кулачки прижались к ее груди.

— Иди ко мне, моя маленькая, — сказала она, — такая кроха…

Послед она, наверное, даже не заметила. Когда Полира омывала порез соленой водой, Тия чуть поморщилась, но не подняла глаз, продолжая нашептывать нежности. Я села на пол, откинувшись на мешки с чечевицей, и дала волю слезам.