Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Как только разум — наиболее закоснелая часть человеческого «я» — подчинялась давлению, следом немедленно изменялась и окружающая действительность. Кто бы мог подумать, что разум, ни в коей мере не принадлежащий вещному миру, может стать куда более мощной силой, нежели любой материальный предмет? «Какая насмешка судьбы, — подумалось Октавиану. — Если кто-то сумеет обрести власть над несгибаемым, то все гибкое сразу же подчиняется ему само».

Ранее весь мир стоял на стороне врагов Октавиана, но теперь, благодаря тому, как умело Октавиан изменил образ этих самых врагов в умах их союзников, весь мир обратился против императора и царицы. Если не считать немногих упрямцев, все, кто проследовал за Антонием и Клеопатрой через весь мир, все, кто провозглашал их богами и спасителями, ныне стали их противниками. Люди переменили свое мнение — точнее, Октавиан заставил их поменять мнение. И сразу же переменилось все.

Октавиан рассмеялся. Скорее всего, ему больше никогда не придется выйти на поле боя. Впредь все битвы будут происходить в умах людей, где, как он полагал, ему нет равных.

Хвала богам за любовь Деллия к роскоши и за то, что его преданность оказалась столь податливой. Деллий изменил свои помыслы самостоятельно. Он перебежал к Октавиану как раз перед тем, как Антоний ввел свои корабли в залив, и выдал планы Антония. Октавиан не знал, смог бы он в противном случае обратить действия Антония против самого Антония, хватило бы ему тогда предвидения — или же быстрый разум подвел бы его. Если бы намерения Антония стали ясны только после приведения их в действие, а не были бы раскрыты в предательском шепоте Деллия, озарение не посетило бы Октавиана и он не смог бы сделать того, что сделал. Так, по крайней мере, полагал он сам. Увидев, что Антоний сражается только ради того, чтобы сбежать и перегруппировать свои войска в Египте, он просто махнул бы на это рукой и выждал бы еще год, ожидая новой войны и ломая голову над тем, как прокормить сто тысяч человек в течение долгой зимы в опустошенной Греции, поля и пастбища которой еще не ожили после последней гражданской войны Рима. Весь этот год его солдатам пришлось бы отбирать овец и коз у хныкающих пастухов и вырывать кусок хлеба изо рта у старух. И еще отправлять хоть какое-то продовольствие в Рим. Но предательство Деллия подарило Октавиану хитрый план Антония, и Октавиан сумел быстро переписать этот план на свой лад.

И когда флот Антония бежал из Амбракийского залива, то все, что потребовалось Октавиану, — это сказать пленным, что Антоний бросил их ради Клеопатры, что все это время они полагали, будто сражаются за своего великого римского полководца, в то время как в действительности этот полководец более не властен над своими чувствами и находится в рабстве — телом, душой и мужским естеством — у честолюбивой царицы. Они-то считали, что Антоний верен своим людям, что он пожертвует собой ради того, чтобы спасти самого малого из них, но самая эта верность оказалась мифом. Разве не проявил Антоний свои истинные устремления, свою неутолимую похоть к царице, когда бросил своих подчиненных погибать в битве в заливе, дабы сам он мог и впредь наслаждаться ее обществом? Какой мужчина — какой римлянин — мог проявить себя столь бесстыдно любострастным?

В последний момент Октавиан осознал, что большинство солдат не поймут слова «любострастный», а потому заставил себя быть грубым и назвал Антония «пиздолюбом», и все, кто его слушал, заржали при этих словах.

Увидев, как быстро он преуспел в том, чтобы заставить пленных изменить мнение касательно их полководца, Октавиан послал гонцов к армии Антония, которая под предводительством Канидия Красса двигалась маршем к Александрии. К тому времени, как посланцы Октавиана встретились с ними, солдаты Антония уже несколько дней не видели своего полководца и его блеск уже не ослеплял их разум. Услышав предложение золота и земли, армия Антония прямиком направилась к лагерю Октавиана, не обращая внимания на Канидия, кричавшего им в спину: «Товарищи! Не теряйте рассудка!»

Как только большая часть войск перешла к Октавиану, завершение задачи стало детской игрой. Оставалась лишь одна трудность. В Италии не было земли и денег, чтобы выдать солдатам обещанную им непомерную плату. А солдаты, которым не платят жалованье, нередко переходят на сторону первого же, кто покажет им золотую монету. И если упустить время, этим «первым» окажется Антоний. И без того уже солдаты, не встретив немедленного удовлетворения своих требований, подняли в Италии бунт, и даже Агриппа не смог утихомирить их. Вместо того чтобы преследовать Антония до самого Египта и закрепить свою победу, Октавиану пришлось плыть в Брундизий, приказать конфисковать все земли и достояние союзников Антония и раздать все это старшим ветеранам. Остальных он успокоил, лично поклявшись, что вскоре они получат все, что им причитается. Дабы убедить их в серьезности своих слов, Октавиан выставил на продажу свои собственные земли, однако не раньше, чем его друг Меценат заверил его в том, что никто не окажется достаточно глуп, чтобы купить их.

Октавиану нужно было действовать очень быстро, пока он еще сохранял преимущество за собой. Землю в Италии следовало приобретать у ее законных владельцев. Не осталось ни клочка, который можно было бы отобрать у кого-либо, кто считался врагом. Октавиан не имел права рисковать: если бы он конфисковал владения у тех, кто выступал на его стороне, возникла бы реальность новой гражданской войны. Между тем деньги следовало выдать как можно скорее — прежде, чем солдаты найдут себе нового господина или вернутся к прежнему.

Сейчас важнее всего было время. Некогда захватывать земли, поднимать налоги и грабить храмы. В мире осталось лишь одно место, где хранилось много денег, которые можно было захватить разом. И именно в этом направлении сейчас были обращены все помыслы Октавиана.

АЛЕКСАНДРИЯ

Двадцать первый год царствования Клеопатры

Мая первого числа,

из города Гера на острове Самос.

Клеопатре VII, царице Египта.

От Гая Октавиана,

сына божественного Юлия Цезаря.

Госпожа!

Миновало уже немало месяцев со времени нашей встречи в Амбракийском заливе, и я долго ждал известий от тебя. Наконец я получил твое письмо с предложением начать открытые переговоры. Я сознаю, что тебе есть что предложить. Но боюсь, что не смогу вести переговоры с тобой, пока ты не докажешь, что готова и впредь нести титул, который некогда пожаловал тебе Сенат, — титул друга и союзника римского народа.

Есть лишь один способ доказать это: передай Марка Антония в руки ближайшего представителя римских властей либо предоставь неоспоримые свидетельства его казни. Могу ли я предложить, чтобы мой заместитель Корнелий Галл, ныне находящийся в Кирене, стал нашим посредником в этом вопросе? Как только ты отделаешься от Марка Антония — любым путем, который сочтешь приемлемым, — мы приступим к заключению союза, который можем установить в память о моем отце и твоем друге, божественном Юлии Цезаре.

Запечатано и подписано Октавианом, сыном божественного Юлия Цезаря.

Клеопатра смяла письмо в кулаке и прижала стиснутую руку к животу. Сколько ударов можно нанести одним-единственным коротким посланием? Это первое открытое заявление о столь долго лелеемых намерениях Октавиана: он жаждет видеть Антония мертвым. Клеопатра никогда не верила, что Октавиан захочет делиться властью, и теперь у нее в руках доказательство ее правоты. Октавиан ждал, пока ступит на Самос, на ту самую землю, где Клеопатра и Антоний праздновали победу своих воинств, и только тогда ответил на ее послание.

Теперь она сожалела, что вообще написала ему, но тогда они с Антонием пришли к мысли, что должны притвориться, будто готовы к переговорам. Тем временем они будут собирать силы для новой борьбы. Быть может, Октавиан разгадал их намерение и потому прислал ответ, полный наглых предложений и самоуверенности.

98
{"b":"153128","o":1}