— Добро пожаловать домой, милорд, — произнес он чинно, как всегда, принимая пальто и шляпу хозяина. — Мистер Уиттерс нанес вам визит, и он ожидает вас в Голубой гостиной.

Эдвард тяжело вздохнул. Да, он должен возвращаться к работе, вновь подставить плечи под груз забот, как велит ему чувство долга, но отчего-то после вчерашнего нести этот груз казалось легче.

— Отлично. Вскоре я с ним увижусь. Мистер Уайт еще не прибыл?

Блэкбридж сопровождал Эдварда, когда тот поднимался на второй этаж.

— Да милорд. Он в своем кабинете. Работает.

— Очень хорошо. — На верхней площадке Эдвард остановился и круто повернулся. Он увидел дом новыми глазами. После уютного маленького домика Франчески собственный дом казался Эдварду слишком официальным и холодным. Он не собирался перекрашивать стены в ярко-желтый цвет и, разумеется, не стал бы менять Блэкбриджа на миссис Дженкинс, но он мог бы внести кое-какие небольшие изменения. — Почему в доме нет цветов? — вдруг спросил он.

Блэкбридж замер на ступеньке. Он даже заморгал от неожиданности вопроса.

— Не было приказано, сэр.

— Каждое утро пусть приносят свежие букеты — один здесь, другой там, из любых цветов, по сезону. — Эдвард сопроводил указание жестом, показывая, куда необходимо поместить букеты. — Какие-нибудь яркие цветы, Блэкбридж.

— Да, милорд, — с поклоном ответил дворецкий, но Эдвард успел заметить удивление в его глазах еще до того, как он опустил голову.

Эдвард про себя усмехнулся и направился в свои комнаты, где слуга уже приготовил для него свежую одежду, словно хозяин каждое утро приходил домой, одетый в вечерний наряд, который был на нем накануне. Не то чтобы слуги посмели бы хоть слово по этому поводу сказать, но, наверное, кое-какие слухи по дому прокатились, когда карета вернулась вчера вечером домой без хозяина, когда Эдвард отпустил кучера возле дома леди Гордон.

— Вы будете принимать ванну, милорд? — спросил Миллс.

Эдвард скинул сюртук и протянул Миллсу смятый шейный платок, достав его из кармана.

— Нет, этим утром — нет. Я только побреюсь — но быстро.

Полчаса спустя он вошел в Голубую гостиную.

— Мистер Уиттерс! — сказал он, когда солиситор вскочил при его появлении. — Вы ждали меня? Приношу свои извинения:

— Это ничего, милорд. — Уиттерс поклонился.

— У меня новости.

— Вот как? — Эдвард указал на кресла перед камином и сел напротив солиситора. — Хорошие новости или плохие?

Мистер Уиггерс пожевал губами.

— Осложнения, нельзя сказать, чтобы неожиданные, но все-таки нежелательные. Я узнал, что ваш дальний родственник Августус де Лейси намерен в течение ближайших двух недель подать прошение его величеству, заявляя свои права на герцогский титул.

— Понятно. — Действительно, неприятные новости. — Полагаю, вы к этому подготовились, поскольку, по вашим же словам, эта новость не явилась для вас неожиданностью?

— Разумеется. Исходя из предположения, что все именно так и произойдет, я взял на себя смелость навести некоторые справки о положении вашего родственника. У него будут определенные проблемы с доказательством чистоты своей родословной. В его генеалогии имеется по крайней мере один предок, законнорожденность которого вызывает серьезные сомнения, и к тому же Августус де Лейси не является прямым потомком носителя титула герцога. И графский титул имелся лишь у его прапрадеда. Кроме того, ему придется представить свидетельства, оспаривающие права лорда Грешема, и я лично убедился в том, что эти свидетельства необычайно сложно раздобыть. Наше прошение почти готово. Я хотел бы лишь иметь в запасе еще несколько дней, чтобы уточнить пару-тройку пунктов и отредактировать текст.

Эдвард ничего не сказал, и тогда адвокат продолжил:

— Я остаюсь на прежних позициях относительно шансов на успех дела, милорд. Это тем не менее не означает, что дело решится быстро.

Эдвард кивнул:

— Хорошо. Делайте то, что необходимо.

— Вы можете предоставить какие-нибудь сведения, свидетельствующие о слабости его позиций? — Уиттерс подвинулся на самый край сиденья. — Какие-нибудь предположения о том, где мы могли бы поискать его слабые места?

Эдвард с трудом заставлял себя сосредоточиться на теме разговора. А ведь ему очень важно было ничего не упустить — Августус был негодяем, жуликом, человеком без чести и совести, и он разорит Дарем в два счета, стоит ему только его заполучить. Одна лишь мысль о том, что этот негодяй воспользуется плодами его трудов, пустит на ветер все то, во что он вложил столько сил и стараний, приводила Эдварда в ярость. И он, разумеется, разозлился, но отчего-то гнев его был каким-то вялым, приглушенным. Теперь у него не было ощущения, что все его чаяния и надежды принадлежат исключительно Дарему. Он все еще был твердо настроен на то, чтобы удержать свое наследие всеми доступными ему способами, но, возможно… Если лишь на минуту предположить, что немыслимое произойдет и Августус выйдет победителем или поместье окажется без хозяина, пока вопрос о собственности не будет решен, то мир его не рухнет, как это представлялось ему ранее. Тридцать тысяч фунтов останутся при нем. Конечно, это ничтожная сумма по сравнению со стоимостью Дарема, и Ластингс — поместье, завешанное ему отцом, уже не будет ему принадлежать, но тридцати тысяч вполне достаточно, чтобы вести тихую жизнь, в особенности если он разделит эту жизнь с женщиной, у которой уже есть свой дом и скромный доход…

— Августус на самом деле не хочет титул, — сказал Эдвард, со вздохом перекрыв это направление мысли. — Он хочет денег. Насколько мне известно, финансовое положение Августуса весьма нестабильно, он постоянно балансирует на грани банкротства. Не думаю, что его адвокат захочет вести долгую и трудную тяжбу, зная, что Августус никогда с ним не расплатится, если не выиграет дело. И если уж быть до конца откровенным, нет никаких гарантий того, что Августус заплатит все, что обещал, и в случае триумфа. Мой родственник куда больше известен как человек, уклоняющийся от уплаты долгов, чем как тот, кто платит по счетам. — Он посмотрел на Уиттерса. — Полагаю, вы знакомы с солиситором, которого нанял Августус?

— Действительно, сэр, я с ним знаком. — Уиттерс улыбнулся своей холодной хитрой улыбкой. Мы коллеги. Конкуренты, конечно, но при этом принадлежим одному цеху. Не так уж много в Лондоне солиситоров, готовых профессионально отстаивать права своих клиентов перед комиссией по привилегиям в палате лордов.

— Не так много, это верно. — Эдвард на мгновение закрыл глаза.

Он должен сосредоточить мысли на этой теме и перестать размышлять о том, как приятно было бы помечтать о жизни с Франческой. Он был знаком с этой женщиной меньше месяца. Они были любовниками меньше суток. Он слишком далеко забегал вперед в своих планах, слишком многое принимал на веру. На самом деле на одной чаше весов была вся его жизнь и наследство, а на другой — пробирающее до мозга костей наслаждение, которое он нашел в объятиях Франчески. Так что же перевесит?

— Тогда я оставляю вам улаживать этот вопрос, — сказал он Уиттерсу. — На профессионально-коллегиальном уровне, конечно. Подайте прошение от имени моего брата так скоро, как сочтете это необходимым. Возможно, верховный суд укажет на свои предпочтения, и это заставит Августуса отказаться от дальнейших притязаний. Но как бы ни развивались события, мы не намерены отступать, будет ли Августус оспаривать наше прошение или нет.

— Разумеется, мы не отступим, милорд.

— Я хочу, чтобы в недельный срок петиция была передана в соответствующие инстанции, чтобы не было ни намека на сомнения или колебания. Я по-прежнему верю, что все преимущества на нашей стороне, и собираюсь отстаивать нашу правоту. Если Августус испугается, тем лучше, но действовать надо в рамках закона.

— Да, милорд. — Уиттерс, казалось, был в восторге от того, что ему дали столь агрессивные указания.

Эдвард кивнул и поднялся.

— Хорошо. Рассчитываю услышать от вас что-то новое через несколько дней.