Фаулгейту пришлось довольствоваться фигуркой Бинтуронга — неуклюжим коротконогим животным, похожим строением тела на помесь кошки с медведем.

А Крафту соответственно оставался последний предмет. Это была коротконогая цапля — птица Бенну. Взяв фигурку, он повертел ее в руках некоторое время.

— Как же египтяне называли ее… Свет Ра? Нет, вроде бы солнце Ра.

— Только ты ошибся на пару тысяч лет, Крафт.

— Тем не менее, я всё же думаю направиться в Египет. Им это понравиться.

— Главное, чтобы ты успел вовремя вернуться со своим игроком обратно, — Левиафан повернулся к Деметрию. — Сколько времени у тебя займет подготовка Арены?

— Месяца два, не больше. К тому же, к этому времени истекает мой запрос на исследование данной червоточины. И нам в любом случае придется вернуться. Я свяжусь с вами, когда всё будет готово.

— Ну что ж, думаю мы здесь закончили, и можем расходится. Ближайшие поселения находятся в провинции Иудея.

— Не сотвори себе кумира, да?. Иудеям запрещено создавать и использовать изображения живых существ, не так ли? Наверное непросто им будет всучить наших милых зверушек.

— Искушению власти никто не устоит.

— Я только прошу вас не вмешиваться ни во что, — еще раз напомнил им всем Деметрий. — И само собой разумеющееся — все предметы должны быть возвращены в Сферу после игры. Надеюсь вы не потеряете их.

— Займись лучше Ареной. И для начала оцепи периметр и установи маскировочные экраны. А то кто знает, кого еще сюда занесет. Чем быстрее сделаете, тем меньше вероятность, что кто-то из людей наткнется на вас в этой пустыне.

Крафт оттянул рукав своей одежды и, коснувшись определенного места чуть повыше локтя, активировал изображения сенсорных экранов. Касаясь этого сенсорного изображения, он задавал какие-то параметры в систему. И вскоре его черный костюм стал менять свой цвет, окрашиваясь в серо-белые тона, и трансформируясь в некое подобие хитона или рубахи, которые были более уместны в этом времени.

После этого он достал небольшие контактные линзы, чтобы скрыть свои разноцветные глаза. Все остальные протекторы проделали тоже самое. И только небольшой жезл ртутного серебрящегося цвета, за их спинами, оставался без изменений.

И восемь странников, называющих себя протекторами, выдвинулись в путь по Иудейской пустыне, под этими лучами обжигающего солнца.

Кирпичный завод для каторжников, 2 год н. э. (За месяц до Явления в пустыне)

Эфраим направлялся навестить своего отца, больше надеясь застать того еще живым, чем в здравом уме. Каторжные работы любого сломают. А отец не был силен здоровьем, но его дух и вера были крепки и непоколебимы. А вот Эфраиму понадобилось немало времени собраться с собственным духом, и отпустить чувство вины перед отцом, чтобы сделать этот сегодняшний шаг.

Всё завязалось узлом и пошло крахом еще в прошлом году. Болезнь царя Ирода все более и более ухудшалась. Лихорадка была не такой уж и сильной, но на всей коже он испытывал нестерпимый зуд. Иногда у него наступали приступы одышки, приводившие к тому, что он не мог лежать. И всё это ухудшалось тем, что он уже приближался к своему семидесятилетнему рубежу, а семейные несчастия доставляли лишь скорбь.

Это был человек, одинаково жестокий ко всем, необузданный в своём гневе, попиравший справедливость, но при этом пользовавшийся большей удачей, чем кто-либо иной. Ирод был жив благодаря лишь одной ярости, и вопреки всему еще волочил свои ноги и своё существование.

Много ходило слухов об этой тяжелой и неизлечимой болезни царя, находившегося практически при смерти. И некоторые решили, что настало удобное время спасти славу Господню и уничтожить все начинания царя Ирода, противоречившие основным древним законам. В основном это были юноши, представители молодого поколения, недовольные тем что происходило в их родной стране.

Они распускали молву, что болезнь Ирода есть ни что иное, как небесная кара за богохульство и преступления против Предвечного. И действительно, Ирод кое в чем нарушал древний закон предков — воздвиг над главным фронтоном храма очень дорогой жертвенный дар римского императора в форме огромного золотого орла. А закон запрещает внесение в храм статуй, бюстов и иных изображений, носящих имя живого существа. Вот этого орла и предлагали сорвать и уничтожить.

Когда же прошла весть, что царь Ирод якобы окончательно скончался, то они смело двинулись к этому храму. Среди белого дня, когда множество случайного народа толпилось вокруг храма, юноши опустились на канатах с храмовой кровли и разрубили золотого орла топорами.

Вскоре явился царский военачальник во главе приличного отряда солдат. Вполне достаточного для того, чтобы дать отпор черни. И он совершенно неожиданно для всех напал на толпу у храма. Паника обрушилась, пробежав волной по собравшейся толпе людей. Началась резня, и довольно многие пострадали в тех жутких беспорядках. Обычные люди и случайные прохожие бежали врассыпную от храма, но их настигали преследователи из царской стражи. И около ста человек в тот день были схвачены как зачинщики беспорядков внутри страны.

Озлобленные солдаты тащили на суд и правых и виноватых. Отец Эфраима был обвинен в нелепом преступлении и подстрекательстве против власти Рима. Конечно же, он невиновен, и лишь по ошибке был задержан во время тех волнении у храма вместе с остальными такими же несчастными. Но доказать что-либо было невозможно. Особенно тем, кто и не собирался оправдывать задержанных.

Царь Ирод, который как оказалось еще не отправился к праотцам, был в здравии, несмотря на все слухи и молву о его преждевременной кончине. И узнав о случившемся в храме, он впал в непомерный гнев. И приказал сжечь живьем всех тех, кто спустился с храмовой крыши и сорвал злополучного орла. А остальных задержанных отправить на каторжные работы для нужд Рима.

Их отправили сначала в копи, но многие там не выдержали. В том числе и бедный Мелех, отец Эфраима. Осужденные на принудительные работы обычно используются для постройки дорог, очистки клоак и на водокачках. Но в связи с недавним резким ростом строительства в Иудее, римляне всё больше требовали людей на кирпичные заводы.

Каторжная работа на кирпичном заводе считалось одной из самых легких и простых. Но управляющие очень неохотно брали на нее евреев. Они были вечно чем-то недовольны, отказываясь работать — и пища не по ним, да и в субботу не желают работать. А тут ведь каждый должен приналечь, и даже еврей. План должен быть выполнен, а необходимое количество кирпича выработано, независимо ни от чего.

Аппетиты римских архитекторов не отличались умеренностью, и никак не собирались уменьшатся. Пятнадцать рабочих часов — отныне официальный минимум. И за неделю из тысячи заключенных издыхают в среднем пятьдесят-сто человек в месяц. Что является официально допустимым максимумом. Правда, частенько он нарушался перевыполнением, но это скрывалось от официальной статистики.

Каждый день, в течении всего того несчастного года, что отец провел в заключении, Эфраим чувствовал ужасное чувство вины, и винил он в первую очередь себя. Винил за то, что оставил отца одного и не защитил его. Винил себя за то… что отрекся тогда от него. Пытаясь достучаться до царя Ирода с просьбами о помиловании невиновных, многие просто-напросто оказывались вместе с ним. И Эфраим не хотел повторить их судьбу.

От сотворения мира так уж заведено, что один появляется на свет, а другой его покидает. И вот сейчас настал черед царю Ироду — не родиться, само собой, а умереть. И когда пару месяцев назад Ирод действительно скончался в одном из своих дворцов в Иерихоне, процарствовав тридцать семь лет после своего провозглашения царем со стороны римлян, Эфраим решил добиться прощения.