Он кивнул, полностью соглашаясь с ней.

— К тому же они хотят содрать за работу подороже, а материал для починки использовать подешевле, — подхватила Лоретта. — Задаром никто не хочет работать.

Скотт продолжал кивать, словно хорошо понимал, откуда берутся такие работники. Люси же подмывало спросить его, приходилось ли ему когда-нибудь спать под крышей, которая протекает. Но она понимала, что ее вопрос привел бы к очередной перепалке, которая сейчас была совсем некстати.

Кроме того, она решила быть с ним как можно приветливее, несмотря на чувства, которые он испытывал к ней.

— Подожди минуту, я пойду скажу Келли, что ты пришел, — сказала она и направилась в спальню, которую разделяла с дочерью.

Люси постучала в дверь.

— Дорогая, Скотт пришел.

Скотт стоял на стуле и обследовал течь в потолке, когда она вернулась в гостиную.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Он легко соскочил со стула.

— Пытаюсь выяснить, насколько все плохо. — Скотт повернулся к Лоретте. — Я знаю одного хорошего кровельщика, который недорого с вас возьмет за починку.

— Меня не заботит, насколько он хорош, коль недорого возьмет, — подала голос Лоретта.

Скотт улыбнулся.

— Я договорюсь с ним и сообщу вам, когда он сможет прийти.

В гостиную вошла Келли, одетая в джинсы и свитер.

— Я готова, — сказала она смущенно и посмотрела на мать. — Я сделала все уроки.

Люси кивнула и проводила их до двери. Ей было приятно, что Скотт проявляет интерес к дочери, но в то же время она почувствовала себя брошенной, хотя понимала, что глупо поддаваться такому настроению.

— Желаю приятно провести время, — сказала она, пытаясь скрыть зависть.

Оставшись одни, Люси и Лоретта сели за скромный обед: отварная индейка с соусом, тосты с сыром, несколько тонких ломтиков хлеба с отрубями. Лоретта призналась, что поела сытно, несмотря на низкую калорийность пищи. На десерт Люси запекла два яблока, приправив их ложкой нежирного ванильного крема.

— Как плохо, что льет дождь, — сказала Лоретта, — мне так хотелось прогуляться.

Люси едва сдержала улыбку. Она подозревала, что на самом-то деле мать сгорает от нетерпения завалиться на софу, как только они кончат мыть посуду.

— У меня есть идея, — сказала она. — Помнишь пластинки сороковых-пятидесятых годов, которые мы слушали, когда я была ребенком?

Это было одно из немногочисленных приятных воспоминаний детства. Бывало, мать заводила пластинки с песнями Элвиса Пресли и Чака Берри, и они начинали танцевать. В такие минуты Лоретта казалась счастливой и помолодевшей.

— Они сохранились?

Лоретта удивленно посмотрела на нее.

— Где-то лежат. Скорее всего на чердаке.

— Поищу их, когда вымоем посуду.

— Для чего они тебе понадобились?

— Будем танцевать, чтобы избавиться от лишних калорий, — улыбнулась Люси.

Когда кухню привели в порядок, Люси, прихватив стул, вышла в прихожую, забралась на стул и, потянув за веревку, открыла люк на чердак, откуда на пол опустилась легкая, шаткая лестница. Лоретта придерживала лестницу, пока Люси взбиралась наверх. В лицо ударил запах нафталиновых шариков и сырости.

— Будь осторожна, — предупредила Лоретта. — Не знаю, выдержит ли тебя пол.

Оказавшись на чердаке, Люси нащупала выключатель. В тусклом свете лампочки без плафона она разглядела, что на чердаке стояло не больше дюжины коробок. Она заглядывала в одну за другой, пока не наткнулась на ту, в которой мать хранила все ее школьные тетради и различные памятные вещицы. Она улыбнулась и подумала, что будет забавно просмотреть их вместе с Келли.

Наконец она нашла старые пластинки в хорошо сохранившихся обложках. Прихватив коробку с пластинками, Люси спустилась по лестнице и закрыла люк чердака.

— Проигрыватель еще работает? — спросила она мать, посмотрев на телевизор и проигрыватель, которым было не меньше лет, чем ей.

Положив коробку на кофейный столик, Люси начала перебирать пластинки.

— Да. Разве я могу позволить себе все эти новомодные магнитофоны и проигрыватели дисков? А Мелвин Хендерсон из магазина «Умелые руки» помогает же содержать его в отличном состоянии.

— Удивляюсь, где он только находит детали для него. Их ведь наверняка уже не производят. — Она просматривала пластинки с записями Френка Синатры, Чабби Чекера, Ната Коула, Джонни Матиса, Джерри Ли Льюиса и, конечно же, Элвиса Пресли.

— У Мелвина большие запасы. Он все собирает и хранит. А если какой детали у него нет, то обязательно где-нибудь найдет, только не сразу.

— Давай-ка разомнемся под «Тюремный рок», — сказала Люси, передавая пластинку матери.

Пока та возилась с проигрывателем, Люси свернула ковер, отодвинула в сторону стулья. Скинув шлепанцы, она попросила мать сделать то же самое. Замерев в ожидании, они прислушивались к шипящему звуку иглы, скользившей по ободку диска, пока не зазвучала музыка и Элвис не запел о вечеринке в тюрьме.

— Давай танцевать, — сказала Люси, беря мать за руку.

Лоретта смущенно засмеялась и начала двигаться в ритме музыки. К тому времени, когда пришлось менять пластинку, обе вспотели. Люси завязала концы блузки под грудью, обнажив живот, подобрала волосы с затылка, прихватив их резинкой.

Теперь, разогревшись и расслабившись, они танцевали как заправские танцоры и немного кривлялись, подражая движениям известных эстрадных певцов. Люси отбивала чечетку, сопровождая ее вызывающими движениями тела и рук, чем заставляла Лоретту, которая копировала Майкла Джексона, смеяться до колик в боку. Они были так увлечены, что не заметили, как вошли Келли и Скотт.

Скотт замер на месте, увидев голый живот и вращающиеся бедра Люси. Его тело отреагировало молниеносно; во рту пересохло, сердце бешено забилось. Он наблюдал, как она зажала пальцами нос, словно собираясь окунуться в воду, а затем начала выделывать вызывающие па шимми, отчего у него перехватило дыхание.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он Келли, пытаясь перекричать музыку.

Келли покраснела и окликнула мать, но та не услышала из-за громкой музыки. Люси только начала твист, когда Лоретта, покончив с чарльстоном, случайно оглянулась.

— О Боже, — пробормотала она и остановилась как вкопанная.

Люси, закрыв глаза и ничего не слыша из-за гремящей музыки, продолжала изгибаться и подпрыгивать, не замечая появления зрителей. Но вот музыка кончилась, и она открыла глаза. Увидев изумленное выражение на лице матери, Люси обернулась.

— О Господи, — сказала она, заметив Скотта и Келли. — И давно вы здесь стоите?

— Недавно, — ответила Келли, щеки которой стали пунцово-красными.

— Но достаточно долго, чтобы понять, что ты проглядела свое главное призвание в жизни, — с трудом проговорил Скотт, преодолевая спазм в горле. — Ты никогда не думала поступить в кордебалет?

— Ничего плохого нет в том, что мы решили немного повеселиться, не так ли? — сказала она, стараясь не выдать своего смущения. — Если жизнь воспринимать слишком серьезно, то это вредит здоровью.

Он понял, что ее последние слова обращены к нему.

— Я люблю хорошо провести время, но прежде надо позаботиться о выполнении своих обязанностей.

Конечно, Люси могла бы ответить ему в том же тоне, но она не стала этого делать. Поборов раздражение и придав лицу беззаботное выражение, она сказала нараспев:

— Не надо мне напоминать о моих обязанностях.

Ей хотелось напомнить ему, что в семнадцать лет она стала матерью-одиночкой, что сумела получить образование и вырастить дочь без его помощи, но тут же решила, что подобный разговор может превратиться в очередную ссору между ними.

Поэтому Люси спокойно повернулась к дочери и только теперь заметила, что Келли прячет что-то за пазухой.

— Что это у тебя? — спросила она с любопытством.

— Щенок.

Келли расстегнула куртку, и оттуда выглянула крошечная мордочка, поросшая серебристо-черной шерсткой.

— Он, как и Аби, йоркширской породы. Папе переслали его самолетом из Дженсонвилла, а он мне его подарил. Я назвала его Чемп, потому что у него в роду сплошные чемпионы. Не правда ли, он самый милый щенок из всех?