— Должно быть, вы дочь Лоретты, — сказал он, протянув ей руку для рукопожатия. — А это прелестное создание — Келли. В кухне вы найдете чем закусить.
Люси была удивлена, что он знает, кто они такие. За все пятнадцать лет она ни разу не встречалась с матерью и не поддерживала с ней никаких контактов, если не считать поздравительных открыток без обратного адреса, которые посылала ей к дню рождения и на Рождество. Лишь два дня назад директор похоронного агентства позвонил в больницу, где она работала, и сообщил ей, что отец умер от цирроза печени. До этого звонка она даже не знала, что отец серьезно болен.
Пьянство в конце концов доконало его.
В доме было тепло, в маленькой кухне толпились люди, приодевшиеся по случаю похорон. На столе было расставлено столько закуски, что ее хватило бы для целого города.
— Поешь что-нибудь, — шепнула Люси Келли, — а я пойду проверю, как чувствует себя бабушка.
Быстро пройдя по коридору, Люси остановилась перед комнатой матери и осторожно постучала. Услышав за дверью приглушенный звук, она вошла. В комнате было темно, но она разглядела мать, лежавшую на кровати в платье, но без туфель.
— Ты поела, дорогая? — спросила мать. — Я представить себе не могла, что ты такая худая. Верно, ты из тех женщин, что питаются одними салатами.
— Поем попозже, — сказала Люси.
Она подошла к кровати и включила стоявшую на тумбочке лампу, чтобы получше разглядеть мать.
— С тобой все в порядке?
— О да, мне уже лучше. Видимо, последние несколько ужасных дней сказались на мне. Вообще-то, тяжело мне было все последние месяцы. Болезнь отца да все эти хлопоты… Знаешь, он ведь до самого конца не хотел ложиться в больницу. Говорил, что предпочитает умереть на своей кровати. Думаю, все это и отразилось на мне.
Люси не находила ничего странного в том, что отец предпочел провести оставшиеся дни жизни дома, где за ним круглосуточно могла заботиться жена, а не чужие люди, пусть даже и профессионалы. Неудивительно, что мать выглядела такой измученной.
Люси заметила стоявшие на тумбочке пузырьки с лекарствами.
— Что это за лекарства? — спросила она и взяла один из пузырьков.
— Вот тебе раз, Люси, — сказала мать со смешком. — Ведь ты медсестра и легко можешь определить, что это за лекарство. Но я так рада видеть тебя и Келли, и давай не будем сейчас говорить о болезнях и лекарствах.
Люси настороженно посмотрела на мать.
— Откуда ты знаешь, что я медсестра?
— Я нанимала человека, чтобы разыскать тебя. Пару месяцев тому назад, когда отцу стало совсем плохо. Потратила на это все свои сбережения, но, думаю, сделала это не напрасно. Хоть смогла увидеть свою внучку. Келли такая красавица. Точная копия отца. Говоря откровенно, он…
— Мне бы не хотелось говорить о Скотте, мама. Давно ли у тебя диабет?
— О Боже, многие годы. Да это и неважно, — сказала Лоретта, махнув рукой. — У моей матери был диабет, и, в свою очередь, ее мать страдала тем же. Вполне естественно, что и у меня он есть.
— Ты принимаешь инсулин?
— Лишь изредка. Слава Богу, лекарства хорошо помогают. Иногда, правда, бывают приступы, особенно тогда, когда забываю поесть или переутомлюсь.
— А ты все еще работаешь? — Люси знала, насколько изнурительной была работа на заводе по производству апельсинового сока, где мать проработала двадцать пять лет.
— О да, с работой я вполне справляюсь. Пару лет назад они перевели меня на работу в контору, а там намного легче. Все не так уж плохо, — улыбнулась Лоретта.
Люси присела на край кровати и взяла мать за руку.
— Ты прекрасно понимаешь, что усугубляет болезнь, — сказала она напрямик.
— Конечно. Я чересчур полная. Каждый раз на приеме у врача меня постоянно упрекают в этом.
— Теперь, когда Дарнел умер, у тебя будет больше времени, чтобы заняться собой.
Лоретта тяжело вздохнула.
— Не знаю, Люси. Думаю, мне просто не хватает стимула, — призналась она.
— А что, если речь идет о жизни или смерти? — спросила Люси осторожно.
Мать пожала плечами и покачала головой. И тут Люси поняла, что мать столько лет заботилась о муже, забывая о себе, что теперь не знала, как начать заботиться о себе.
Как пятнадцать лет назад, так и теперь Люси не могла понять, почему ее мать терпеливо выносила Дарнела Одама. Конечно, в любой книге по проблемам семьи можно было найти ссылки на взаимозависимость и природный женский инстинкт, но все эти доводы не могли убедить Люси, когда она в семнадцать лет решилась покинуть родителей, имея на руках новорожденного ребенка.
Обри Баффорд заставил ее воплотить это решение в действительность.
— Мама, я хочу, чтобы ты поехала со мной и Келли в Атланту, — сказала Люси. — Я не могу оставить тебя здесь одну.
Лоретта удивленно посмотрела на дочь.
— Здесь я родилась и выросла, здесь моя церковь и друзья. И кроме того, я и пяти минут не выдержу в большом городе.
Люси признавала правоту матери, но не меньше четверти часа спорила с ней, пока не сдалась. Наконец она встала, решив проверить, что делает Келли.
Она нашла свою дочь в столовой, играющую в карты с тем человеком, что встретил их на пороге дома.
Проходя мимо кухни, Люси заметила, что женщины, помогавшие матери на похоронах, теперь занимаются уборкой и моют посуду.
— Я хотела бы отнести маме что-нибудь поесть, — сказала она, входя на кухню.
Седовласая женщина, стоявшая у мойки, обернулась и улыбнулась:
— Мы обо всем позаботились. Я приготовила тарелку с закуской для вас и для Лоретты. Она стоит на плите.
Люси развернула фольгу, прикрывавшую тарелку, и нахмурилась, увидев, что на ней лежит. Толстые куски жирной ветчины, запеченный картофель, тушеная капуста с кусочками свинины, а кроме того, несколько маринованных зеленых помидоров и большой кусок хлеба.
«О Боже! — подумала она, — если мать выживет после этого, то ей уже ничего не страшно».
— Что-нибудь не так? — спросила одна из женщин.
Люси через силу улыбнулась.
— Нет, все в порядке. Я вот только не могу решить, чем бы мама хотела все это запить, — сказала она.
— Я уже налила ей стакан чая со льдом.
Люси отнесла тарелку и стакан в комнату матери.
— Я принесла тебе поесть, — сказала она, протягивая матери тарелку. — Но хочу сразу предупредить, что с завтрашнего дня ты должна покончить со всем жареным и жирным. Утром же схожу в магазин и куплю что-нибудь диетическое.
Лоретта, казалось, ничуть не удивилась такой перспективе.
Проводив последних гостей, Люси показала Келли спальню, где им предстояло провести ночь.
— Когда-то это была моя комната, — сказала она, отметив про себя, что обстановка совсем не изменилась. Только теперь здесь царили пыль и запустение.
— Надеюсь, ты не будешь возражать, что мы будем спать вместе. В доме лишь две спальни.
Келли было не до возражений, она была рада, что может наконец лечь в постель. Переодевшись в ночную рубашку, она скользнула под одеяло и свернулась калачиком.
— Ты жалеешь, что уехала отсюда? — спросила она, зевая.
Люси на минуту опешила, не зная, что ответить дочери. Казалось, это было так давно, словно в другой жизни, когда она стояла у больничной койки впавшего в кому Скотта Баффорда. Она до сих пор помнила опустошенный взгляд его отца в ту минуту, когда сестра с большой неохотой вкатила ее коляску в палату Скотта, и то только после того, как Люси пригрозила, что сама доберется до его палаты, даже если ей придется сделать это ползком.
— Врачи полагают, что он не доживет до завтра, — сказал тогда Обри Баффорд безжизненным голосом. — Они даже спрашивали меня, не отключить ли систему жизнеобеспечения. Поэтому я хочу провести последние часы с сыном наедине.
Люси казалось, что все происходящее — это только кошмарный сон. Ее левая рука была в гипсе, а тело от талии до шеи забинтовано. То, что ребенок уцелел, было настоящим чудом, а решиться в одиночку родить его — подлинным подвигом для юной Люси. Но она решилась на это и отказалась от болеутоляющих средств, так как опасалась, что лекарства могут повредить будущему малышу.