— Что ты здесь делаешь? — спросила она, не испытывая никакой радости при виде его после того, как он вел себя прошлым вечером.
— Неужели не ясно? Сижу мерзну, поджидая тебя, чтобы пригласить на ленч.
— Мы во Флориде, а здесь не бывает очень холодно.
Действительно, день выдался погожий, вот почему она решила съесть свой ленч на свежем воздухе. Об этом она и сказала ему.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — спросил он.
— А для тебя имеет значение, если я возражаю?
— Не лучше ли перестать препираться и спокойно поговорить? — спросил он.
— Мы не препираемся. Но если ты будешь вести себя как мужлан, я сейчас же уйду.
Скотт ухмыльнулся. Да, выдержки и смелости у нее всегда хватало. Именно это его и привлекло в ней с самого начала. В школьные годы многие девушки были бы счастливы стать его подружками, но Люси Одам вела себя так, словно делала одолжение, встречаясь с ним. Он подозревал, что ее поведение было как-то связано с тем, что она была дочерью Дарнела Одама и стремилась самоутвердиться.
— Хорошо, договорились, — сказал он.
Люси прошла к расставленным на лужайке легким столикам. Скотт последовал за ней, отметив про себя, как строго и по-деловому она выглядит в темно-красном костюме и в безукоризненной, словно с иголочки, блузке. Волосы зачесаны назад и схвачены на затылке золотистой заколкой. На лице минимум макияжа, но при этом она излучала блеск красоты, которого невозможно было добиться искусственными средствами. Вид у нее был элегантный и самоуверенный. Глядя на нее, никто бы не догадался, что она дочь простой заводской работницы и горького пьяницы.
Люси выбрала столик и осторожно села, заботясь о том, чтобы не порвать колготки. Скотт стоял, явно ожидая приглашения сесть. Надо было быть слепой, чтобы не обратить внимания на то, как он хорошо выглядел в черном костюме и при галстуке строгой расцветки. Тем не менее в нем чувствовалось беспокойство: он был напряжен и готов к решительным действиям. Стало ясно, что он пришел с определенной целью и не уйдет, пока не выполнит ее.
— Что ж, можешь сесть и присоединиться ко мне, — сказала она.
Скотт сел напротив и ждал, пока она доставала бутерброды и бутылку холодного чая.
— С чем бутерброды? — поинтересовался он.
— С тунцом. Пожалуйста, угощайся, половина твоя, но ты, вероятно, не ешь тунец.
Казалось, это замечание обидело его.
— Да я ел его сотни раз, — сказал Скотт, хотя в действительности не припоминал такого случая. Он не понимал, какое значение это имело для нее.
Она откусила кусочек бутерброда и выжидательно посмотрела на него.
— Итак, какая причина привела тебя сюда?
Он беспокойно поерзал на стуле.
— Я кое-что проверил вчера вечером и узнал, что ты действительно родила девочку в день аварии.
— Думаю, отец научил тебя этому.
Скотт непонимающе посмотрел на нее.
— Чему научил?
— Проверять все, что тебе говорят.
Он стиснул зубы.
— Если ты имеешь в виду, что мой отец был осторожен в делах, тогда ты права. Он не добился бы того положения, которое имел, если бы позволил обманывать себя.
— Люди, возможно, обманывали его, но лишь потому, что он сам поступал точно так же. Я знаю, как он третировал и обманывал своих рабочих, видела это по своей маме. — Люси наклонилась ближе к нему. — А еще я видела лагеря для переселенцев. Дома хуже собачьей конуры. И не пытайся убеждать меня, что твой отец был хорошим человеком.
На скулах Скотта заиграли желваки. Лагеря для переселенцев были яблоком раздора между его отцом и им многие годы. Скотт победил только потому, что пригрозил, что выйдет из семейного бизнеса. Теперь дома содержались в чистоте, велась борьба с грызунами и тараканами, бытовые удобства поддерживались в хорошем состоянии. Впрочем, какое Люси было до этого дело?
— Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать недостатки своего отца, — произнес он наконец. — Давай поговорим о нашей дочери.
— Ее зовут Келли, — сказала Люси.
— И ты пятнадцать лет ждала, чтобы сказать мне это?
— Я уже говорила о причинах своего молчания.
Скотт положил руки на стол и сцепил пальцы.
— Теперь, когда я все знаю, чего ты ждешь от меня?
Она посмотрела на его кисти и отметила про себя, что из тонких юношеских они превратились в крепкие мужские руки. Она припомнила, с какой гордостью держалась за его руку во время свиданий. В те годы ни для кого не было секретом, что Скотт мог иметь любую приглянувшуюся ему девушку. Но он выбрал ее, дочь Дарнела Одама, чем удивил не только одноклассников, но и ее саму. Больше всего ее тронуло то, с каким волнением и робостью он подошел к ней, чтобы в первый раз пригласить ее на свидание. А она-то ожидала, что сын Обри Баффорда высокомерный и самонадеянный.
Тогда Скотт был молод и наивен. Влияние отца еще не наложило на него отпечаток. Оторвав взгляд от его рук, она взглянула на него. Карие глаза смотрели на нее настороженно.
— Ты думаешь о деньгах, не так ли? — спросила Люси. Он неопределенно дернул плечом.
— А разве это не так?
— Каким ты стал злым.
— На то была основательная причина, должен заметить.
Люси закрыла глаза и мысленно досчитала до десяти. Ей нельзя было терять самообладания. Она глубоко вздохнула, открыла глаза и холодно посмотрела на него.
— Нет, Скотт, деньги тут ни при чем. Я взяла деньги, предложенные твоим отцом, потому что вынуждена была покинуть город и устроить жизнь для себя и Келли. Сейчас я не нуждаюсь в твоей материальной помощи.
— Что же тебя подтолкнуло сказать, что она моя дочь? — спросил он.
Люси посмотрела на недоеденный бутерброд.
— Потому что я обязана рассказать Келли, кто ее отец, а когда она узнает правду, то, возможно, захочет встретиться с тобой. Я не могу допустить, чтобы ты хоть чем-то, словом или поступком, причинил ей боль.
— Я не настолько жесток, Люси, — сказал он, силясь понять, как ей удается заставлять его чувствовать себя негодяем.
— Честно говоря, я не знаю, что ты теперь за человек.
— Ну, в этом отношении мы равны, потому что я тоже не знаю тебя, — с горечью произнес Скотт.
Она задумалась.
— Хорошо, поскольку я мать твоей дочери, думаю, ты имеешь право знать обо мне все. Спрашивай.
— В самом деле?
Люси утвердительно кивнула.
— Что ж… Пролежав месяц в коме, я пришел в себя и узнал, что девушка, которую я любил больше всего в жизни, уехала из города, даже не попрощавшись. А ребенок, которого мы ждали, — погиб. Что мне следовало делать?
Она глубоко вздохнула.
— Прежде всего поправиться. Затем нанять частного детектива, что для тебя было по средствам, и провести расследование, чтобы узнать правду о том, что произошло.
Скотт удивленно посмотрел на нее.
— Не могу в это поверить. Ты пытаешься свалить всю вину на меня?
Она с грустным видом покачала головой.
— Здесь нет ничьей вины, Скотт, — сказала Люси, хотя в глубине души знала, что до конца своих дней будет во всем винить Обри Баффорда. — Что случилось, то случилось. Мы не можем изменить прошлое, но должны думать о будущем.
— Ты действительно считаешь, что у нас есть будущее? — спросил он.
Его слова больно задели Люси. Поразительно, что спустя столько лет Скотт все еще мог влиять на ее чувства.
— В том, что касается Келли, да. Ради нее мы должны найти взаимопонимание, быть вежливы друг с другом, в конце концов.
— У меня есть еще один вопрос, — сказал он.
Люси посмотрела на часы.
— Хорошо, спрашивай.
— Неужели тебе никогда не приходило в голову, что я, вопреки всему, мог выжить?
Она вздохнула. Было видно, что он готов наброситься на нее с упреками, что, возможно, дало бы выход долго сдерживаемым эмоциям. А она могла бы показать ему листок с отпечатанным некрологом. Но ее не радовала перспектива нанести Скотту еще одну болезненную рану, представив ему доказательства чудовищного поступка его отца. Кроме того, он мог не поверить ей. Люси успела убедиться, что он во многом стал похож на отца, причем так похож, что у нее невольно закралось сомнение в его благоприятном влиянии на Келли. Тем не менее она обязана дать ему шанс.