На физиономии пленника отразилась некоторая работа мысли. Он кивнул и замолчал. Давыдов взвалил застонавшего пленника себе на спину и потащил на берег. По пути пришлось устроить несколько привалов. Транспортировка облегчалась тем, что пленный от боли потерял сознание и обмяк, как тряпичная кукла. Давыдов мог обращаться с ним достаточно бесцеремонно. Уложив пленного на подстилке, Анатолий занялся изучением содержимого аптечки. Руководствуясь соображением — хуже не будет, проглотил пару таблеток антибиотиков. Сейчас, правда, уместнее было бы что-нибудь от температуры, но знакомых препаратов Давыдов в аптечке не нашел, а принимать что попало не решился. Теперь настало время позаботиться о пище. Анатолий отправился к туше медведя и, морщась от исходившей от нее вони, отрезал несколько пластов мяса. Потом он отнес мясо к воде и тщательно промыл. Из книжек он знал, что медвежатину рекомендуется варить во избежание заражения какими-нибудь паразитами. Анатолий долго искал на берегу что-нибудь, способное сойти за кастрюлю. При эвакуации с тонущего самолета им пришлось оставить на борту всю посуду. Побродив по берегу, он нашел какую-то вогнутую железку размером с небольшой тазик. Набрав воды, он водрузил жестянку на огонь и опустил в нее мясо. Накрыв «кастрюлю» куском жести, он устроился рядом. Пленный лежал без сознания, по крыше барабанил дождь, гроза была уже совсем близко. Вскоре дождь хлынул сплошными потоками. Давыдов прилег на подстилку. Пока пленник без сознания, можно отдохнуть. В такую погоду сюда никто не заявится, ни по воздуху ни по воде. В посудине начало булькать, вода закипала. Крышка надежно закрывала костер от дождя, а ветер только раздувал пламя. У Анатолия явно подскочила температура, его бил озноб. Подбросив в костер дров, Давыдов провалился в тяжелый сон.

Проснулся от ощущения того, что рядом что-то движется. Сквозь приоткрытые веки он заметил, что костер прогорел и погас. Лишь жаркие угли бросали на потолок берлоги багряные блики. Осторожно скосив глаза, Давыдов с трудом заставил себя не дергаться. В руках раненого был нож.

«Волгу» трясло на проселочной дороге. За стеклами темень, дождь и мерзость. Весна не заладилась, какой-то циклон, зацепившись за Северо-Запад России, дурил уже вторую неделю. Свет фар терялся в струях дождя. И как только водителю удается что-то разглядеть в этой мешанине? Лучи галогенок то прыгали к небесам, то выхватывали сосновые стволы на очередном повороте; «Хозяева жизни понастроили особняков, а на дорогу хрен раскошелятся. Ждут, пока соседу надоест по канавам ездить и он на асфальт разорится». Архитектура этих коттеджей сообщала о пожизненной готовности их обитателей отражать полчища конных варваров. Машина петляла по извилистой дороге, пробираясь к нужной крепости. Из-под колес вылетали комья грязи и барабанили по днищу. На душе тоже слякотно. В жизни Михаила Петровича Слугарева настали черные дни. Сначала пропал катер с группой, работавшей в Петрозаводске. Последний раз старший вышел на связь и доложил о выполнении контракта и получении денег перед тем, как катер отправился к островку, на котором располагалась перевалочная база. Группа должна была отсиживаться на острове неделю. По расчетам, они находились на острове уже второй день, но никаких донесений не поступало. Более того, вчера ночью на катере заработал аварийный радиомаяк. Случайно его кто-нибудь включил, или что-то случилось? Судя по местонахождению источника сигнала, катер все еще находился на острове. О задании волноваться не приходилось, достоверность доклада подтвердили репортажи СМИ. Но что с группой? Потом прибавилась еще одна неприятность, на сей раз более серьезная. Исчез вертолет, который занимался самолетом, перевозившим комплекс. С борта, правда, поступило сообщение: группа зачистки обнаружила на берегу двоих. Один был ликвидирован сразу же. Командир группы доложил, что им удалось уничтожить все улики на месте вынужденной посадки самолета. Последним поступило сообщение о том, что вертолет помогает двум охотникам ликвидировать единственного оставшегося в живых свидетеля катастрофы. После этого донесения вертолет как в воду канул. Послать туда людей для уточнения обстановки и выяснения всех обстоятельств было невозможно из-за разыгравшегося шторма. Ко всему прочему, сейчас к этому району приковано внимание армии и ФСБ. Вертолету пришлось идти над самой водой, чтобы не обнаружили радары. Один раз проскочили, на другой может повезти гораздо меньше. События на острове никак не связаны с акцией в столице Карелии, но уж слишком все складывается одно к другому. Не наследили ли где? Неужто прокололись? «Нет, все было сработано без ошибок», — успокаивал себя Михаил Петрович. В его организации работали профессионалы, они должны… нет, они просто не имели права на ошибку, не тому их учили. Совпадение, не более того. Но тревожные мысли не оставляли бывшего чекиста. Больше всего его беспокоил вертолет. То, что все улики уничтожены, — конечно, отрадно. Даже если последний свидетель и уцелеет — не страшно. Его нужно отогнать в лес и устроить облаву. Как только станет известно, кто именно уцелел, задача существенно упростится. Вот только чертов вертолет сам превращался в улику. Если упал в озеро — не страшно, можно будет имитировать все что угодно: от вылета на спасение унесенных штормом рыбаков до аварии в спасательной операции. А ежели проклятый вертолет свалился где-нибудь возле обломков самолета? Тогда не отвертеться, все выйдет наружу. Вертолет — не автомобиль, установить принадлежность проще пареной репы. Придется уходить. К уходу, впрочем, он был готов давно, и средства были, и домик в тихой Дании. Только идиоты рвутся в Америку да на Канары. Тут нужно другое — затаиться и ждать. Деньги в надежных акциях. Дети учатся за границей. Супруга проинструктирована, что и как делать в случае чего. Она опытная по этой части еще с комитетских времен, когда приходилось вместе за рубежом работать. Женушка, между прочим, тоже не из аппаратчиков, она была не самым последним оперативником. Главное — завершить дело с чертовым комплексом, и все — можно уходить. Бросать организацию было не жалко. Во-первых, невозможно до старости жить на полулегальном положении, во-вторых, сколько веревочке ни виться… когда-нибудь наступит провал. Настоящих специалистов становится все меньше, «трудовая дисциплина» падает, а чем больше в организации дилетантов… Удивительно, как на них до сих пор никто не вышел. К тому же настоящий хозяин организации не он. Настоящий босс в Москве, оттуда командуют, оттуда средства, экипировка и оружие. Их команда считается подразделением охраны при госконцерне, занятом поставками оружия, но для силовиков их вроде как бы и нет. Мало ли кто чего сейчас охраняет. Хозяин, насколько Слугарев разбирался в таких вещах (а ему хотелось надеяться, что он все еще разбирается), в свое время занимался финансовыми диверсиями за рубежом и имел в конторе немалый чин. Сколько денег прошло через его руки и сколько прилипло к ним — одному Богу известно. Комитета, понятное дело, больше нет, но остались связи, завязки, точки соприкосновения со многими влиятельными лицами. Тем более что их «фирма» всегда готова оказать нынешним вождям необходимые услуги, особенно когда законно у них не все получается. В оперативном отношении Слугарев, понятное дело, до каких-то пределов независим, но денежный поводок короток, и хозяин держит его крепко. Пока у Слугарева ни разу не возникало желания попробовать ослушаться распоряжений из первопрестольной. Мигом зачистят, и пикнуть не успеешь, как выйдешь в тираж. Повода для таких действий у хозяина, конечно, нет, так как особых проколов в работе не было. Слугарев терпеть не мог слово «бизнес». И все же при кажущейся незыблемости своего положения в последнее время Михаил Петрович все чаще задумывался о «выходе на пенсию». Приехали. Машина замерла перед воротами с узором из металлических прутьев. Подошел охранник в насквозь промокшем дождевике. В руке его вспыхнул фонарик, луч прыгнул в салон и погас. В такую погоду никакие камеры не справятся, понятное дело. Створки ворот плавно разошлись в стороны. Машина зашуршала шинами по каменным плитам дворика.