— Товарищи, вы должны войти в положение руководства. В настоящее время, учитывая реакцию на ваши действия в верхних эшелонах власти, оно не могло поступить иначе. Но в то же время, — он обвел взглядом присутствующих, — руководство не желает лишиться таких высококлассных специалистов. Сейчас происходят реорганизации, создаются новые структуры, не связанные с бывшим комитетом. Вам предлагается временно продолжить работу на несколько ином положении. До окончательного формирования нашей системы вы будете задействованы для работы на отдельных спецоперациях.
— А что нового-то? Мы всю жизнь на этом специализируемся!
— Вы выходите из ведения управления, в котором служили ранее. Связь с руководством будет осуществляться через меня. Официально вы будете числиться уволенными…
Народ возмущенно зашумел.
— Вы заключите контракты особого вида! Впрочем, тех, кто не желает, насильно тянуть никто не собирается. Зарплата будет куда выше нынешней…
Старослужащие негодовали в открытую, от этого предложения за версту несло гнилью. Государство в последнее время и так не очень-то вступалось за людей в погонах, а новая организация сильно смахивала на разбойничью банду. У всех на слуху была история, когда соседнее ведомство отказалось от своих, попавших в руки боевиков в Закавказье. Власти официально отказались от людей, выполнявших в горах задание по поддержке одного из полевых командиров. Мужиков показали по телевизору, и многие их узнали — вместе ездили на одно и то же стрельбище.
— Пошел ты знаешь куда! — не выдержал командир ударной группы Ильин. — Мы тебе что, наемники? Еще та история не утихла, а вам уже новое пушечное мясо подавай?
В итоге в новый отряд перешла только треть людей, в том числе и Александр. Большинство «стариков» ушли, их с радостью приняли многочисленные частные охранные фирмы. К удивлению многих, в числе перешедших оказался и капитан Прокофьев. Свое отношение к происходящему он выразил очень кратко:
— Лучше всего мы умеем делать то, что умеем. А раз пошла такая пьянка, мне плевать, кто будет заказывать музыку. Прежней конторы больше нет, начальники управлений грызутся между собой, каждый хочет иметь свою маленькую армию. А тот, который способен содержать команду вроде нашей, человек явно не последний. Тем более что контора хоть и переделана, но все же сохранилась, и из нее убегать пока рано. Может, еще все и утрясется. Не пропадем. Дальше видно будет.
И правда не пропали. Работы для них неожиданно оказалось очень много. Затишье кончилось. То и дело их привлекали помогать отрядам РУОПа и ОМОНа. То бандитов брать, то охранять депутатов или банкиров. Постепенно и незаметно их деятельность вошла в иное русло. Теперь они практически не контактировали с МВД или ФСБ напрямую, и хотя те по старой памяти считали их чем-то вроде своего спецподразделения, группа давно перепрофилировалась. Первое задание Александр получил через месяц. Это была акция устранения. Прокофьев вызвал его к себе и протянул тоненькую папку. В ней оказалось досье на некоего гражданина, выдвинувшего свою кандидатуру на выборы в мэрию. Прошлое и настоящее гражданина оказалось далеко не идеальным. Кандидата двигал криминал, документы не оставляли ни малейших сомнений относительно его личного участия в рэкете, похищениях и пытках предпринимателей. Бандгруппа, в которой он был предводителем, не останавливалась ни перед чем. Похитив сына директора рынка и получив за него выкуп, бандиты с особой жестокостью убили малолетнего свидетеля. Убийства, изнасилования, взрывы, поджоги, показательные расправы над не желавшими платить. Банда действовала нагло: похитила жену и дочь вице-директора одного банка и через него начала отмывать грязный нал. Когда банк прогорел, заложницы были убиты. Несколько раз члены банды оказывались за решеткой, но всегда выходили на свободу то за недоказанностью, то из-за отсутствия состава преступления. Свидетели меняли показания, потерпевшие забирали заявления, а группировка росла, подминая под себя более мелкие шайки. Один сыщик из РУОПа, пытавшийся довести расследование до конца, получил видеокассету с записью группового изнасилования и жестокой казни своей жены. Сыщики МВД и ФСБ всякий раз получали по рукам, как только подбирались к мало-мальски значительным фигурам в банде: группу поддерживал кто-то из членов правительства. Потом Остапов узнал, что руководителя банды им просто «заказали» уставшие бояться городские бизнесмены, которые поняли, что дорвавшийся до власти мафиози превратит город в свою безраздельную вотчину.
Одновременно с Александром аналогичные задания получили еще несколько снайперов. И в один вечер был выбит костяк банды. Криминал получил серьезное предупреждение — в городе есть сила, способная навести порядок. Она действует, не оглядываясь на закон, и готова бороться с беспределом любыми методами. На следующий день были уничтожены работники прокуратуры, позволившие бандитам безнаказанно хозяйничать в течение такого долгого времени. К концу недели от банды ничего не осталось.
Потом были и другие задания. Мишенями становились политики, бизнесмены, банкиры. Изменился и состав группы, пришли новички. Вместо обычного для спецслужб проверенного контингента новички больше походили на бойцов бандитских бригад или охранников из частных охранных агентств. У Александра уже не было никаких иллюзий относительно причастности группы к официальным госструктурам. Они превратились в полувоенную организацию, основным источником бюджета которой стала плата за ликвидации, за выполнение обязанностей «крыши» для нескольких региональных финансовых гигантов, за услуги по ведению слежки и сбору информации. Потеряв официальный статус подразделения силового ведомства, отряд невольно становился на одну ступень с теми, с кем вел борьбу, и теперь был вынужден играть по общим с ними правилам. Костяк группы по-прежнему составляли комитетские специалисты, но их стало гораздо меньше, чем несколько лет назад. И они сторонились новых легионеров. На нечастых вечеринках вспоминали прежнее время и старых товарищей. Заводилой обычно был Прокофьев. Как-то за очередной бутылкой он провозгласил:
— Я еще могу понять, когда мы избавляем общество от криминала, но мы часто убираем людей, которые ни в чем не виноваты. Перешли кому-то дорогу… а мы их…
— Кончай морализировать. У нас в стране любой, занятый более-менее крупным бизнесом, так или иначе связан с криминалом. Откуда у честного гражданина возьмутся большие деньги? Либо украл у государства еще при Горбачеве, либо чей-то общак, либо уже сейчас обдурил народ. Так что жалеть их нечего.
— Но эти люди все-таки чего-то делают. Какая-то польза от них есть!
— Кончай ты этот треп, — горько рассмеялся Прокофьев. — Производителя у нас угробили, а на тех, которые продают друг другу воздух, мне плевать. Хоть на своих, хоть на импортных. Людям от них ни холодно ни жарко.
— Но народу не все равно…
— Кому? Народу? Да нет у нас никакого народа. Что с ним власти сделали? Болото! Одних натравливают на других, и каждый ненавидит своего соседа. Все ему кажется, что сосед живет лучше. То деньги отдали учителям, отобрав у военных, то не платят пенсий, якобы все ушло на армию. Особняки растут, как грибы, детишки новых бонз учатся за границей, и начхать им на историческую родину. Да ну, противно уже. Даже спорить не хочу. Работяг превращают в быдло, а те, с кем мы должны были когда-то бороться, — хозяева жизни. Этот бардак закончится, когда люди перестреляют друг друга под руководством какого-нибудь Че Гейары либо к власти придет какой-нибудь русский Пиночет. Может, тогда они перестанут быть электоратом и станут народом. А так… — Бывший капитан махнул рукой и налил себе новую стопку.
— Так что по-твоему? Чем хуже — тем лучше?
— Вот именно, — подтвердил: Прокофьев. — Думаешь, мне не противно указики нашего шефа выполнять? Еще как противно! Я-то думал, мы останемся при конторе, а вон как все завернулось. Хрен поймешь, кто мы теперь.
— А шеф по-прежнему в рядах или как?
