А Бокий уже совсем освоился. Говорит, как будто век с нами дружит:

   - В комитет я доложу, что с Абрамовым все в порядке и можно его привлекать под начало Ежова. А как нам поступить с Никольским?

   - Вы думаете, что он может представлять для нас опасность? - насторожился Михаил.

   - Помимо, что сволочь, так он еще и знает чего не положено, - заявил Бокий. - Вот и думайте, опасен он или нет? Кстати, существует подозрение, что он может быть провокатором.

  ОЛЬГА

   Проводив Бокия, я вернулась в комнату. Лица мужиков были сосредоточены, но сидели они молча. Видимо, ждали моего возвращения. На этот раз я не стала подпирать спиной косяк, а села за стол. Михаил вопросительно посмотрел на Ерша.

  - Похоже, у нас нарисовалась проблема?

   Тот неохотно кивнул.

   - Боюсь что Бокий прав: этот гад представляет для нас угрозу.

   - Будем убирать? - предложил Глеб.

   - Экий ты быстрый! - насупился Михаил. - Убирать - не побеседовать, а он, между прочим, состоит в той же партии что и ты.

   - Я пока что, вне всяких партий, - напомнил Глеб.

   - Но числишься ты за большевиками, пусть и в сочувствующих.

   - Вот из сочувствия к партии, которую эта сволочь позорит, я его и уберу, - усмехнулся Глеб. - Ты ведь с Войновским не церемонился.

   - Ты не путай хрен с пальцем! - извини, Оля. - Похоже, Михаил разозлился не на шутку. - У меня просто не было выбора.

   - А у нас он разве есть? - вступил в разговор Ерш. - Ну, посуди сам, - начал убеждать он насупившегося Мишку. - Оставлять за спиной врага, который уже начал тебе пакостить, как минимум, не разумно. Тем более провокатора.

   - То, что он провокатор - это надо еще доказать, - уцепился за последний аргумент Михаил. - Дадим поручение Львову, пусть осветит этот момент.

   - А как не осветит? - спросил Глеб. - Все-таки не его подразделение. Что тогда? Дадим этой гниде поучаствовать в революции? А ведь он может и возвыситься. Шторм - он всякую муть наверх поднимает. Глядишь и станет наш Савва комиссаром, а то и чекистом. Он-то церемонится не станет. Выпустит кишки и нам, и Бокию, и сотням, а то и тысячам, правых и виноватых - без разбора!

   Михаил поочередно обвел взглядом Глеба и Николая.

   - Вы, я вижу, решение уже приняли. Ну, а ты что скажешь? - обратился он ко мне.

   - А у меня, Мишенька, своя правда - бабская. Есть три дорогих мне человека и любой, кто представляет для них угрозу: белый, красный, зеленый или лиловый в крапинку - есть враг, которого надо нейтрализовать, хоть вот этими ручками. - Я протянула в Мишкину сторону обе свои красивые руки.

   На Мишку было больно смотреть, и Глеб поспешил прийти ему на помощь.

   - Ты, Макарыч, не принимай все на свой счет. Мы четверо составляем в этом мире одно целое. Если часть против, то и целое не может быть 'за'. Считай, что в этом вопросе у тебя есть право вето.

   Мишка слушал Глеба, не поднимая глаз от стола. После того, как прозвучала последняя фраза, в комнате установилась тишина. Мы трое, не отрывая глаз, следили за внутренней борьбой, ход которой отражался на Мишкином лице. Наконец он, так и не подняв глаз, произнес:

   - Будем считать, что я воздержался. Поступайте, как решили!

   Глеб шумно вздохнул и подмигнул мне. Потом обратился к Ершу:

  - Мы вечером будем около мастерских. Ты нам Никольского обозначь.

   День тонул в сырых февральских сумерках, когда я нырнул в знакомую арку. Дверь черного входа Ольга отворила сразу, поскольку была на кухне. 'Какая же ты у меня красавица!' - подумал я, прикасаясь к теплым губам своими чуть застывшими губами.

   - Макарыч и Ерш уже дома? - спросил я.

   - Нет, ты первый, - улыбнулась Ольга. - Ужинать будешь?

   - Позже, дождусь ребят, - ответил я и потопал в прихожую избавляться от пропитавшейся влагой одежды.

   Позже, нежась у зажженного камина, - Оля, умница, постаралась - я прокручивал в голове события последних дней.

   Основные исторические события пока следовали той же чередой, что и в покинутом нами мире. В феврале в Петрограде начались перебои с хлебом. Не знаю, воспользовался ли купец Клейменов из далекого Каинска моим советом, но даже если и воспользовался, то помогло это одному ему. Хлеб исчезал с прилавков с пугающей быстротой. Все что смогли противопоставить этой лавине мы, так это взять под контроль народных дружин и боевых групп большинство хлебных лавок. Эта мера позволила упорядочить выдачу жизненно необходимого продукта и предотвратить массовые разгромы булочных и мелочных лавок, но, понятное дело, не могла изменить ситуацию в целом. И все же польза получилась немалая. Во-первых, нам удалось проверить НД и БГ в деле и найти упущения в их подготовке. Во-вторых, народ поверил в силу и порядочность дружинников и, что может быть наиболее важно, в эту силу и порядочность поверили многие нижние полицейские чины. Этому обстоятельству Макарыч был особенно рад. Он, будучи по всей своей сущности ментом, сильно переживал по поводу неизбежной гибели во время грядущих беспорядков многих простых полицейских. Теперь же появилась возможность через правильную агитацию убедить хотя бы часть из них не выступать против осатаневшего народа. И Макарыч с утра до ночи мотался по Петрограду, начиняя тугие полицейские головы крамолой, которую те в прежние времена пресекли бы в зародыше, и которой теперь хоть и с хмурыми лицами, но внимали.

   Что касательно подготовки отрядов особого назначения, то тут мы, на мой взгляд, особо не преуспели. Помимо моей шестерки какую-то ценность представляли тринадцать - тьфу! тьфу! тьфу! - снайперских групп (семь большевистских и шесть эсеровских), подобранных в основном из бывших фронтовиков, для которых удалось раздобыть винтовки с оптическим прицелом по одной на группу. Из более чем тридцати групп, вооруженных 'Самопалами', - прижилось это название за 'Борзами', которыми большевики с большой неохотой вынуждены были поделиться с товарищами эсерами - только четверть можно было хотя бы отдаленно причислить к спецназу. Потому перед этими группами пришлось ставить задачи различной сложности. У большевиков подготовкой спецгрупп руководил я, у эсеров - Ольга. Когда я спросил у нее, чего достигли ее подопечные, Ольга только печально усмехнулась: 'В основном отучились лапать инструктора'. И перехватив мой потяжелевший взгляд, поспешила добавить: 'Да ты не хмурься. Кроме как попытаться я им ничего не позволила'. В это я охотно поверил, потому сразу успокоился.

   Несмотря на не слишком обнадеживающие результаты, пара дюжин бойцов (по совокупности с той и другой стороны) на примете все же была. Их я постарался запомнить, поскольку в ближайшем будущем собирался расширять свой отряд.

   В коридоре послышалась возня и вскоре рядом со мной тянули к огню озябшие руки Ерш да Макарыч.

   - Чё припозднились? - оглядел я друзей. - Небось, по заседаниям зады просиживали?

   - Было дело, - подтвердил Ерш, когда Макарыч только щурился на огонь. - Так поперед того и натопали немало. Ты про локаут на Путиловском уже слышал? - Я кивнул. - Большевики постановили завтра отметить Международный женский день чередой стачек и митингов.

   - У эсеров та же фигня, - сказал Макарыч. - Все, как и в наше время. Завтра начнется Февральская революция!

   - Да погоди ты с революцией! - прервал я Макарыча. - Что вы там про Международный женский день говорили?

   - Завтра восьмое марта по новому стилю, только и всего, - пожал плечами Ерш.

   - А мне напомнить слабо было? - упрекнул я товарищей. - Где я, на ночь глядя, цветы для Ольги достану?!

   - Как это где? - удивился Ерш. - Достанешь из рукава.

   - Я вам что, факир? - возмутился я.

   - С такими друзьями как мы можешь стать и факиром, - улыбнулся Макарыч. - Цветы уже спрятаны в твоем пальто. Мы с Ершом их туда засунули.