Литмир - Электронная Библиотека
A
A

  Полковник улыбнулся, но от комментариев воздержался.

  - Значит, Странник и Ведьма. Они уцелели в перестрелке, в которой погиб Седой. Они знали, кто их предал, выследили Войновского и ликвидировали его. По нашим сведениям, Войновский давно уже на подозрении у руководства эсеров, и с этой стороны накладок быть не должно. Теперь о вашем внедрении. Через несколько дней в Александринском театре дают пьесу Зинаиды Гиппиус 'Зеленое кольцо' в постановке Мейерхольда. На спектакле ожидается муж Гиппиус Мережковский, Керенский, ну, и, думаю, кто-то из господ эсеров тоже пожалует. Вы пойдете на спектакль, прихватив с собой трость Войновского. Дело в том, что в его агентурном деле прописано, что эта трость является неким отличительным знаком этого господина. Заметили, у нее ручка необычной формы? Ваше появление в театре с тростью Войновского вызовет к вам интерес со стороны тех, кто вам нужен...

   - ... А дальше по обстановке, - закончил за него я. Прекрасно! Отличная работа, Петр Евгеньевич.

   - Был рад оказаться полезным, - произнес Львов, отвернувшись в сторону, чтобы я не мог видеть выражение его лица.

   - Мне бы еще описание личности этого Седого, - произнес я, сделав вид, что не заметил демарша полковника. - Как-то не хочется засыпаться на мелочи.

   Львов достал из кармана фотокарточку и, молча, протянул мне. Группа мужчин позировала стоя на фоне незнакомого мне пейзажа. Присмотревшись, я обнаружил на снимке знакомые лица.

   - В центре Азеф, а рядом Савинков, - произнес я, как бы рассуждая вслух.

   Полковник тут же насторожился.

   - Откуда вам это известно?

   - Петр Евгеньевич, у НАС эти лица присутствуют в каждой приличной энциклопедии, - снисходительным тоном пояснил я.

   - Ну, конечно! - язвительно произнес полковник. - Я мог бы и догадаться. Эти господа, верно, стали, то есть, я хотел сказать, станут значимыми людьми?

   - В какой-то мере, - кивнул я. - Имя Азеф стало синонимом предательства, а Савинков погиб в статусе врага народа.

   - Даже так? - изумился Львов. - Что же там у вас такое творилось...

   - Скоро узнаете, - усмехнулся я. - Впрочем, с вашей помощью, я надеюсь, нам удастся кое-что исправить. Так кто здесь Седой?

   - Слева от Азефа.

  ОЛЬГА

   Нормальная женщина не станет долго существовать без зеркала, в котором она может увидеть себя в полный рост. Пришлось немного поработать 'пилой', зато результат на всю фигуру. Треснувшее зеркало перекочевало в чулан, а его место заняло очень похожее, правда, не волшебное, зато целое. И вот теперь в нем отражается очень даже симпатичная дама в вечернем платье, срочно сшитом на заказ очень модным дамским портным, в меру приправленная украшениями (спасибо дедушке Юзеку) и с новой прической. Мишка положенную долю комплементов уже отпустил и теперь сидит на диване и ноет, что нам пора выходить. А ведь этот тип во фраке и с 'бабочкой' - никогда его прежде таким не видела - прав. Надо подъехать к театру - разумеется, мы возьмем извозчика - минимум за полчаса до начала спектакля, чтобы освоится, на других посмотреть и себя, красивую, показать. Потому не без сожаления отворачиваюсь от зеркала и коротко произношу:

   - Я готова!

* * *

   Возле театра я уже бывала. Не так давно, когда сто лет спустя мы гуляли с Мишкой по Невскому проспекту. Мы тогда свернули к памятнику Екатерине II, а потом дошли до театра. Мишка мне тогда все уши прожужжал и про Росси, и про то, что, хотя официальное название театра 'Российский государственный театр драмы имени Пушкина' - о, боже, я это запомнила! - название 'Александринка' приклеилось к нему еще с тех незапамятных времен, в которых мы теперь и пребываем. А вот внутри здания я оказалась впервые. Это что-то! Наш Новосибирский театр оперы и балета выглядит на фоне этого великолепия бедным родственником. А на меня обращают внимание и это приятно. Билеты Мишка купил в ложу второго яруса. По его словам, отсюда и видно хорошо и к себе особого внимания мы привлекать не будем. Корзину с цветами, которую Мишка приволок с собой, он сдал в гардероб вместе с верхней одеждой и там же разжился театральным биноклем. Теперь высматривает кого-то в зале. Видимо, нашел, кого хотел, тянет мне бинокль и тихонько говорит, сопровождая слова стрельбой глазами:

   - Посмотри, в директорской ложе Гиппиус, Мережковский, Керенский, остальных я не знаю.

   Про Керенского я помню только то, что он убегал от большевиков в женской одежде. Фамилия Мережковский тоже о чем-то говорит, а вот про Гиппиус я узнала недавно от Мишки. Дни перед спектаклем были перенасыщены новой информацией. Мало того, что мы напару изучали светский этикет, так Мишка еще раздобыл книжки Мережковского и Гиппиус и заставил меня, их прочитать. Теперь я понимаю, почему мы их не проходили в школе - такого издевательства над детьми даже наша педагогическая наука допустить не могла. Хотя тут я немножко кривлю душой. Кое-что вполне даже читаемо. Рассматриваю директорскую ложу в бинокль. Керенский мужчинка вполне даже себе ничего, как и бородач Мережковский. А эта худосочная блондинка, значит, и есть Гиппиус? Мишка говорит, что она тут слывет за красавицу. Ну, не знаю, к тому же она, кажется, больна. Опускаю бинокль и слушаю бормотание Мишки, который изучает программку: 'И почему я был так уверен, что в этой пьесе играет Савина?'.

   Начался спектакль. И чем дольше я смотрю на сцену, тем больше начинают одолевать меня смутные сомнения: чей-то развратом попахивает! Выходит, мы там ничего нового не придумали?

   В антракте Мишка помчался вручать цветы. Поскольку мороженного у него нет, как и детей в директорской ложе, можно смело ему доверится и понаблюдать в бинокль, как он там управится.

  МИХАИЛ

   Вблизи от входа в директорскую ложу ошиваются два каких-то бугаеподобных типа: толи шпики, толи боевики - по рожам, скорее, последнее. Косятся, но не препятствуют. Оставляю корзину возле двери, заговорщески подмигиваю ближнему бугаю и вваливаюсь в ложу. Начинаю молотить языком прямо с порога, пока недоумение присутствующих не переросло в неприятие.

   - Господа, прошу прощения за то, что пришел, не зван, но не смог отказать себе в удовольствии выразить почтение столь приятному обществу. Позвольте представиться: Жехорский Михаил Макарович!

   Быстро окидываю взглядом ложу. Две женщины. Вторая, видимо, жена Керенского. Трое мужчин. Керенский и Мережковский на виду, а третий в тени, лица не разглядеть. Если те двое за дверью кого и охраняют, то только его. Похоже, я удачно зашел. Трость в моих руках он разглядел отлично!

   Мережковский, подождав, не добавлю ли я еще чего, вежливо произносит:

   - Сударь, от имени присутствующих я благодарю вас за визит и если у вас все...

   - Еще одну минуточку, уважаемый Дмитрий Сергеевич, - припускаю в голос просительные нотки. - Позвольте обратиться к вашей очаровательной супруге?

   Недоумевает, сомневается, но - вот что значит истинный интеллигент! - соглашается.

   - От чего ж? Извольте!

   Быстро выволакиваю из-за двери корзину с цветами и преподношу Гиппиус со словами:

   - Позвольте, несравненная Зинаида Николаевна, преподнести сей скромный дар в знак глубочайшего восхищения вашим литературным талантом!

   Будь ты хоть декаденткой, хоть символисткой, а против лести-то как устоять? Вот и 'белая дьяволица' слегка порозовела щеками, принимая корзину, и хорошо поставленным голосом произнесла:

   - Благодарю вас сударь, вы очень любезны!

   Произношу с пылом:

   - Ну что вы, Зинаида Николаевна, это мы все должны благодарить Отца, что живете вы среди нас и озаряете нам путь вашим богоподобным талантом!

   Совсем растрогалась 'девушка' и в забытьи произнесла фразу, о которой, верно, тут же и пожалела:

   - Сударь, нынче вечером мы будем отмечать премьеру в 'Привале комедиантов', что на Марсовом поле, приходите и вы.

   О таком я не мог и мечтать! Ай, да Жехорский! Чтобы не дать успеть Гиппиус отреагировать на уже потянувшиеся к ней недоуменные взгляды, я скороговоркой выпалил:

27
{"b":"152440","o":1}