Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Вот тебе урок. Поищи слова, чтоб отваживали ос от избы, от человека, от дупел с медом.

– А где же их искать? – испугался Баян.

– Повсюду… Лукошко у тебя пусто?

– Пусто.

– Вот как будет полнехонько отборными словами, так все само собой и получится, слово к слову прилепится.

На обратной дороге Благомир пел немудреные заговоры.

– По полям, по долам, по зеленым лугам да по желтым пескам, по быстрым рекам ходил я, волхв именем Благомир, ходил, глядел, слова собирал. Как желты пески пересыпаются, реки быстрые переливаются, как с зеленой травы росы скатываются, так и с меня, с волхва, с Благомира, страх мой скатился бы. С буйной головы, с ретивого сердца, с ясных очей, с кровяных печеней и со всего тела белого.

Поманил Баяна подойти, положил руку на плечо.

– Складно пою?

– Складно.

– Спрашивай, коли чего спросить хочется.

– Про что заговор?

– От испуга.

– Неужто ты, волхв Благомир, чего боишься?

– Кому много открыто, у того страхов великое множество, – вздохнул старец. – Предчувствия томят… Ты слушай да учись ладу в словах.

И опять запел:

– Выйду я, волхв Благомир, во чистое поле, стану лицом ко дню, хребтом к ночи. Акиры и Оры и како идут цари, царицы, короли, королицы, князи, княгини, народы и роды да не думают зла и лиха, а видят меня, волхва Благомира – да сердцами-то возвеселятся, возрадуются. Как не поворотить колесницу небесную, пресветлую, вспять, так и слова моего не поворотить. Во веки веков.

И опять подозвал Баяна:

– Чтоб с пустым лукошком не являться, собирай грибы… Смотри, боровички какие стоят!

Баян рад, что дело ему указали. Собирает крепыши, да все невеликие попадаются, плоховато лукошко полнится.

– Погляди-ка в тех молоденьких дубках, – показал Благомир. – Там место влажное, а землю поутру парило.

Кинулся Баян в дубки, а там – чудо! Стоит гриб – сам в аршин и шапка в аршин.

– Ох ты! Ох ты! – закричал Баян, призывая Благомира.

Волхв подошел, посмотрел, удивился:

– Таких молодцов я, пожалуй, не видывал. Твое счастье.

Нес Баян гриб на плече.

Всяк пришел на этот боровик поглядеть. А ребята, черногубые от вишни, еще и позавидовали товарищу:

– Ты хоть мал, да удал. Тебе сам царь грибов дался!

Баян не смотрел в глаза товарищам: показаны ему были дивные чудеса, а рассказать про то нельзя. Заповедано.

Диво огня

Баяна определили в подпаски. В стаде было сорок коров. Пастухов двое. Один пастух учил подпаска играть на гуслях, другой на рожке. Рожок – берестяной ремень, вырезанный из ровнехонького молодого дерева. Захотелось поиграть, коров взбодрить, зверей пугнуть – свил бересту в дудочку, уставил гудок, полую палочку из бузины, с прорезью: дуй – загудит. Но чтобы играть, гласы выводить – без ученья, без премудростей не обойдешься.

В пойме пригляд за коровами невелик. Разве что овода в солнцепек досадят. Тогда стадо перегоняли к воде, в тень ивняка. Полудничать.

Коров в это время доили, а пастухи обедали, вздремывали. Баян же получал полную волю. Уходил от людей подальше, садился возле осиных норок, пел, что в голову придет.

– Ой вы, осы язвящие! Вы не жгите меня, меня жжет огонь и крапива жжет! Не ходите в мою избу, в дымную, ходите в свою, в золотую да в медовую, заждались вас детки-куклешечки, они криком кричат, медку хотят.

Осы, любопытствуя, вились возле отрока, на голову ему садились. Не жалили, но и прочь не летели от неумелых заклинаний.

Однажды пастух-гусляр укололся о сухую траву. Заругался:

– Ох ты, закручень трава, осиная страсть! Спалил бы тебя, да ос тревожить не хочу.

Баян присмотрелся к травке, а слова уже тут как тут:

– Беру, беру закручень-траву! Беру в бору закручень-траву! На зеленом лугу сожгу, сожгу. Разбегайся, разлетайся, осиный народ.

Но осиному народу не было дела до мальчишьих прибауток.

Пришло ненастье, Баян простудился, и ему было велено пойти со старшими ребятами в кузню, возле огня погреться.

Ворота в кузне – настежь, а жарко. Огонь в огромной печи трубит, как лось. А кузнецы знай подкидывают в ярый зев пни да плахи. Потом взялись мехами пламя раздувать, запели, огню угождая:

Как царь багрян, рода дивного,
Как солнце яр, как жизнь пригож,
Как коровье молоко, белехонек.
А норовом зверь, пожиратель дубов.
Размечи, огонь, золотые свои власы.
Загуди, затруби рыжей бурею.
Порезвись, как дитя неразумное,
А натешившись, послужи ты нам, тебя кормящим.
Кто носит дрова, в поту, в дыму, от сажи чернехонек.
Кто служит тебе от зари до зари и ночь напролет.
Распусти своих птиц, раскидай головни,
Не дай никому повязать себя!
А нам послужи, ковалям-кузнецам,
Песнопевцам служи, златословию,
Будь доступен нам да еще певцам,
Как родитель доступен детушкам.

Подошли кузнецы к печи, поклонились огню, за дело взялись. Чего-то несут, чего-то оттаскивают.

Расступились вдруг от печи, первый кузнец грохнул по печи молотом, и из жерла – солнце полилось. Такая ярь – потемнело в глазах у Баяна.

Оттеснили его в сторону.

Пока проморгался, молотки по наковальне пошли постукивать. Искры сыплются, как звезды. А кузнецы с двух сторон – хвать да хвать. Зазвенело в ушах. Присмотрелся Баян – меч куют кузнецы.

Подошел Любим, лицо черное, а зубы блестят.

– Жарко у нас?

– Жарко.

– Хорош огонь?

– Диво.

– Пошли подышим, дождик кончился.

Сели под навесом, на дрова.

– Что это? – спросил Баян, показывая на пепельный шар на стропилах.

– Осиное гнездо. Ты не бойся! Если сам к ним не сунешься, они не трогают.

– А что внутри домика?

– Соты. Осиная матка. Видел пчелиные маточники?

– Не видел.

– С палец бывают. Мой отец бортник.

В ту ночь снился Баяну яропламенный меч.

На Любима, Лучезара, Любомысла смотрел он с той поры как на чародеев.

Про выпеченное в печи солнце пробовал на гуслях рассказывать, но красота живого огня была краше, в рожок трубил о своем восторге, но не смел словами волхвовать. Знал: нет у него слов, достойных дива, подрасти нужно. На смирение осы не мог верного слова сыскать.

Белый жеребенок

Вдруг жизнь переменилась. Жрецы день-деньской пели славословия Жертвенному коню. Все мальчики оказались дивноголосыми, а у Баяна горлышко было птичье, серебро позлащенное.

– Нас всех сюда за голос взяли, – сказал Баяну Горазд.

– Я не пел Благомиру.

– Другие волхвы тебя, знать, слышали. Сварог любит чистоголосых.

В день праздника тихое место святилища наполнилось народом. Люди приходили селениями, занимали места на склоне горы перед Белым Каменным конем.

Кое-где в склоне были пробиты ступени, а внизу так даже каменные сиденья для особо почетных гостей.

Восславить Сварога приехал молодой князь Святослав[5] со старшим сыном Ярополком. Святославу было двадцать лет, а Ярополку – шесть. Правительница, княгиня Ольга, крестившаяся в Царьграде[6], – идолов и волхвов не жаловала, называла бесами. Не бывала она здесь вот уже десять лет.

С князем приехало сорок гридней. У каждого меч, лук, копье. Но все без доспехов, даже без щитов. Рубахи на всех праздничные, конями на груди расшиты.

Святослав в плечах матерый, станом юноша, одет как все, только шапка на нем белая как снег и опушена белым, горностайкой. Князь снял с седла Ярополка, поставил на землю и, весело улыбаясь, поманил к себе Баяна с Гораздом.

вернуться

5

…молодой князь Святослав… – Святослав I (?–972) – князь Киевский, сын князя Игоря. До 969 г. при нем правила княгиня Ольга, поскольку жизнь его проходила в походах. В 964 и 966 гг. ходил на вятичей, в 965 г. разгромил Хазарское царство, воевал с волжско-камскими булгарами, на Северном Кавказе разбил ясов и касогов. В 968 и 971 гг. совершил походы в Болгарию, в 971 г. воевал с Византией. Погиб в бою с печенегами.

вернуться

6

Правительница, княгиня Ольга, крестившаяся в Царьграде… – Ольга (?–969) – княгиня, жена киевского князя Игоря. Около 957 г. приняла христианство.

6
{"b":"152206","o":1}