Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Глядит! – сказал Благомир.

– Глядит, – согласился Радим.

– Запах дивный!

– Как же без запаха? Внутрях-то у батюшки медку бочек сорок! – Добромысл подставил ладонь ветру и понюхал пальцы.

– Хе! Сорок! – засмеялся Радим. – Здесь сама земля медом напоена. У батюшки дуба мед никогда не брали.

Подошли ближе, сели на длинную древнюю скамью, струганную из целого ствола.

– А куда птицы подевались?! – удивился Благомир.

– Хе! – высоким голоском откликнулся Радим.

Доброслав, протерев глаза, окинул быстрым взором небо.

– Вон куда смотри! – указал отцу Добромысл.

Темная птица, тяжко взмахивая крыльями, летела со стороны леса.

– Орел! – узнал Благомир.

– Орел, – улыбнулся Радим. – Кушанье деткам несет.

– Собака, что ли, у него?! – удивился волхв.

– Должно быть, волчонок.

– Волчонок?!

– Наши орлы своих деток волчатами откармливают, – сказал Добромысл.

Орел сделал круг над дубом, посмотрел на гостей, признал за своих, сел на дерево, и густая крона скрыла его от глаз.

– Не станем мешать великой птице! – Волхв поднялся, поклонился дубу, а Баяну разрешил: – Поди коснись кореньев. Да будет милостив к тебе батюшка.

Когда возвращались в весь, увидели ребят на пригорке. На гостей глядели. Среди детишек стоял на задних лапах – медвежонок. Ребята – ладошки к глазам, чтоб лучше видеть, и медвежонок лапу к морде.

– Медведь-то не озорник? – спросил Благомир старцев.

– Ручной. Матушка его липы с дуплами ломать взялась. Убили неистовую, а медвежонок в избе живет, у Дубыни. Добрый мишка, такой же ребятенок.

Благомир положил руку на плечо Баяну:

– Ступай поиграй! Мы пойдем помолимся. А ты – поиграй, порезвись.

Ребята глядели на робко подходившего волхвенка разиня рты.

– Здравствуйте! – Баян поклонился ребятам в пояс.

Ребята молчали, изумившись еще более. Медвежонок, урча, пошел, пошел да и обнял гостя. Закряхтел, напирал упрямо, силясь.

– Ты покорись ему! Покорись! – ожили ребята.

– Как покориться-то? – не понял Баян.

– Поддайся! Пусть он тебя поборет.

Медвежонок уже взрыкивал, сердясь. Баян подогнул колени, повалился. Победитель, ликуя, опять-таки рыкнул и благодарно лизнул Баяна в лицо.

Ребята обступили гостя. Иные трогали. Пригожая девочка сказала:

– Ты волхв? А меня зовут Синеглазка.

Личико у нее было ласковое. Ладошки она заранее сложила у подбородка, готовая ахнуть на всякое слово пришельца.

– Меня в учебу взяли, – сказал Баян. – Мы слова ищем.

– Ахти! Слова! – изумилась Синеглазка. – Кличут-то, спрашиваю, как?

– Баян.

Ребята почтительно примолкли. Но Синеглазка сказала:

– Пойдемте с горки кататься-валяться.

– Пойдемте, – согласился Баян.

Все обрадовались, побежали. Медвежонок впереди. Он, всех поваливший, почитал себя вожаком.

Взбежать на горку было не просто. Горка крутая, трава скользкая. Баян заспотыкался, но Синеглазка схватила его за руку, потащила вверх:

– Гляди, как мы ходим-то!

Баян тотчас и сообразил, в чем хитрость: ребята ноги ставили по-гусиному. Попробовал – получилось. Взбежавшие на гору, приплясывая, пели:

Мы возьмем-ка в грудь ветра буйного,
Покатаемся, поваляемся.
Слезай, страх, со спины.
Не носить нам тебя,
Не твои мы угоднички.

Один за другим дитяти ложились наземь, катились с горы перевертышем, а медвежонок – кубарем.

– Давай в другую сторону покатимся! – предложила гостю Синеглазка.

Другая сторона была пологая, но катанье здесь зато долгое.

– Давай, – согласился Баян.

Легли, перевернулись на бок, покатились, покатились… Небо, земля, небо, земля и синие глаза между землей и небом.

Далеко укатились. Лежали. Так и плыло все: небо плыло, земля плыла.

– Хорошо? – спросила Синеглазка.

– Хорошо.

– Вот у нас какая горка-то! У вас такая есть?

– Такой нет, – сказал Баян и вспомнил, как летел с белой горы белый конь. Сердце сжалось.

Синеглазка вдруг вскрикнула:

– Смотри! Ах, злодейка! Ах ты – волк полосатый!

Баян поднялся.

– Кого ты ругаешь?

– Оса пчелку убила. Работницу. Смотри, да у них здесь, у злыдней, – целое гнездо. Ну да будет же вам на орехи!

Синеглазка вскочила, закружилась на одной ноге, приговаривая:

– Оса, мать всем осам, – ты мне не мать. Осатки-детки, всем детям детки, – вы мне дети. Беру я закручень-траву, сушу на сыром бору, жгу на зеленом лугу. Остяки, летите на дым! Оса, беги в сырой бор! Слово – замок, ключ – язык!

Рухнула в траву. Сидела, закрыв глаза. Подняла одно веко.

– Улетают! Улетают!

Баян так и ахнул про себя.

– Ты сама придумала заговор?

– Да кто ж заговоры придумывает? – удивилась девочка. – Меня бабушка научила отваживать ос. Мы – бортники, мы – пчелок храним. Они – кормилицы наши.

– Научи заговору.

– А ты меня замуж возьмешь?

Баян покраснел.

– Мы же еще ребята.

– Хе! – сказала девочка. – Это мы сегодня ребята, а завтра будем жених и невеста.

Раз вздохнула, другой.

– Ты, если не хочешь взять, понарошке скажи. Заговоры чужим нельзя передавать.

– Я тебя и по правде возьму, – сказал Баян, не поднимая глаз на девочку.

– Ой! – обрадовалась Синеглазка. – А ты мне с первого погляда полюбился… Смотри! Я тебе верю. Ну, коли ты мой, а я твоя – слушай. Наш заговор крепкий.

И опять ойкнула.

– Ты чего? – спросил Баян. – Оса, что ли, тяпнула?

– Я придумала. Нам надо присушить друг друга, чтоб было крепко, чтоб на весь наш век! Согласен ли?

– Согласен.

– Давай вместе говорить. Сначала я скажу, потом ты. Я на тебя словечко наведу, а ты на меня. Только глаза закрой. Закрыл?

– Закрыл.

– Ну тогда слушай и повторяй. Смотри, чтоб слово в слово… Пойду я, внучка дедушки Рода Всеведа Синеглазка, во чистое поле, в восточную сторону.

– Пойду я, внук дедушки Рода… – вторил Баян девочке.

– На восточной стороне, – пела, ликуя, заговорщица, – есть бел-белехонек шатер-шатрище. Во том шатре-шатрище сидит храбр Вихорь Ветрович. У храбра у Вихоря Ветровича есть двенадцать братцев, двенадцать рассыльщиков. Пошли мои слова, храбр Вихорь Ветрович, внуку дедушки Рода Баяну…

– Внучке дедушки Рода Всеведа Синеглазке…

– Где бы эти слова не захватили внука дедушки Рода Баяна, в пути ли, дороге, сидящего ли, спящего, да ударили б его в рот, в живот и в горячую кровь!

Баян слушал да по-своему заговор переиначивал:

– Не могла бы без меня она жить, ни быть. Ни день дневать, ни ночь ночевать, ни час часовать. Слово мое бело, как бел-горюч камень Алатырь. Кто из моря воду всю выпьет, кто из земли всю траву выщиплет, и тому мой заговор не превозмочь, силу могучую не увлечь.

Девочка замолчала. Молчал и Баян. Глаза не открывал. Вдруг услышал на лице своем быстрое дыхание.

– Не открывай глаза! Не открывай. Поцелуемся для крепости! А когда отвернемся друг от дружки, тогда уж открывай.

Он почувствовал запах земляники, губы коснулись его щеки, и он тоже чмокнул губами, попал в бровку. Сидели спиной друг к другу.

– Теперь повернемся? – спросил он.

– Да уж повернемся, – согласилась девочка, но глаз не поднимала. – Слушай теперь осиный заговор. Повторяй.

Баян повторил.

– Запомнил? Без меня скажи.

Баян сказал. Девочка кивнула головой:

– Правильно запомнил.

Вскочила, побежала. Он побежал за ней. Она остановилась, сказала строго:

– Пусть никто ничего не приметит. Но ты – помни.

И снова припустилась на гору.

Погост княгини Ольги

Шли по набитой, по наезженной дороге. Баян пропел волхву заговор на ос.

– Искал и нашел, – сказал Благомир одобрительно.

– Но ведь не сам придумал.

11
{"b":"152206","o":1}