Шляпа защищала глаза Вайета от слепящих лучей заходящего солнца. Нервы были на пределе, сердце бешено колотилось. Обычно он выступал в роли зрителя, но сегодня на карту поставлена его репутация. «Примерный»! Дьявол — это тебе не церковный хор!

По лицу Вайета струился пот. Лихорадочно вспоминая правила, он ухватился за петлю левой рукой, а правую поднял вверх. Ворота загона распахнулись, и жеребец выскочил. Только каким-то чудом Вайет умудрился не свалиться.

Мак-Калли провел в седле бесчисленное количество часов. Он всегда участвовал в загоне скота, после чего спина и ноги надолго немели. Сначала отец, а потом дед учили его объезжать лошадей. Как всякий мужчина в этих краях, он увлекался родео. И каждое лето пробовал свои силы на механическом «скакуне», который Дорали привозила в свой салун «Крейзи Хорс». Но механическая кукла не имела ничего общего с Дьяволом.

Жеребец полностью оправдывал свою кличку. Он вылетел из загона как пружина. Казалось, Дьявол не касается земли копытами. Тело его извивалось, уши были прижаты, зубы оскалены. В свое время отец Вайета хвастался, что его сынок интуитивно чувствует, где у лошади находится центр, и всегда садится правильно. Сейчас папа мог бы им гордиться.

Дьявол делал все возможное, чтобы скинуть седока. Он бросался то вправо, то влево, резко опускал голову и с такой силой взбрыкивал задними ногами, что Вайету казалось — у него не осталось ни одной целой косточки. От ужасного напряжения у него звенело в голове, он уже не слышал ни криков толпы, ни голоса комментатора.

Но тут Вайет вспомнил о поцелуе Лайзы и еще сильнее сжал ноги.

По условиям родео всадник должен продержаться на лошади по крайней мере восемь секунд. Мак-Калли казалось, что прошла целая вечность: мускулы ног дрожали, пальцы левой руки свела судорога. Дьявол опустил голову, взбрыкнул задними ногами, прозвучал гонг, жеребец встал на дыбы, и Вайет вылетел из седла.

Наверное, он вспомнил, что нужно отпустить петлю, потому что, когда делал кульбит в воздухе, рука была уже свободна. Некоторые наездники утверждали, что падение происходит как в замедленной съемке. Вайет грохнулся так быстро, что даже не понял, что произошло. Он чувствовал, что у него все страшно болит, — плевать, главное, гордость не пострадала.

— Вайет Мак-Калли, леди и джентльмены! — прокричал комментатор. — Похоже, что шериф графства Джонс может зарабатывать себе на жизнь как профессиональный наездник, если решит оставить службу.

Вайет поднялся на ноги и огляделся. Как и большинство мальчишек в Южной Дакоте, он когда-то мечтал стать одним из таких вот кривоногих чемпионов родео, у которых количество наград и переломов было примерно одинаковым. Но особым безумством он никогда не отличался и, уж конечно, влез на Дьявола не потому, что собирался сменить карьеру. Вдохновляло его совсем другое. Отряхнув брюки и шляпу, он помахал зрителям и направился к воротам, где находился источник его вдохновения.

— Ты собирался покончить жизнь самоубийством? — воскликнула Мэл.

В ответ он покачал головой, не отрывая глаз от женщины, стоявшей у ворот рядом с сестрой. На Лайзе были коричневые джинсы и бежевая майка. Он никогда не видел, чтобы кому-нибудь еще так шел этот цвет.

— Ну как ты? — спросила Лайза.

Он медленно поднял глаза, посмотрел ей в лицо и мгновенно забыл обо всем на свете — она смотрела на него с таким восхищением!

— Вот уж не думал, что тебя это волнует.

Она фыркнула.

— Меня волнует судьба любого живого существа, независимо от его умственных способностей.

Вайет широко улыбнулся.

— А ты говорила Батчу Бруннеру, что он тупица, перед тем как его поцеловать?

Лайза замерла. Лукавые чертики в его глазах привели девушку в замешательство.

— А почему ты решил, что я и тебя поцелую?

Вайет оглянулся. Увидев, что арена пуста, он оперся о ворота и продолжал:

— Мне кажется, что это было бы честно. Ты не согласна?

— А мне кажется, что я достаточно ясно дала тебе понять…

— О, да! Ты думаешь, что я такой славный…

Он влез на ворота и, не спуская с нее глаз, спрыгнул вниз, стянул зубами кожаную перчатку и подошел к ней вплотную. Лайза понимала, что должна как-то воспротивиться. Понимала, но не противилась. Он был так близко, что она видела темные точки в его светло-карих глазах и отросшую за день щетину. Его губы коснулись ее губ, сначала мягко, а затем все с большей силой, большим чувством, большей страстью.

За последние несколько месяцев Лайза целовалась с дюжиной мужчин, но ни один из них не мог сравниться с Вайетом. Ей казалось, что поцелуй столь добродетельного шерифа может быть только целомудренным. Ничего подобного. Она чувствовала, как желание овладевает ею, поднимаясь изнутри и разливаясь по всем клеточкам, хотя это совершенно противоречило ее намерению оставаться безразличной и холодной. Она не заметила, как обвила руками его шею. В ответ Вайет крепко обнял ее и прижал к себе. Девушка слышала его учащенное дыхание и чувствовала жар его тела. Она была потрясена! Боже, что она делает?

Лайза резко отвернулась и опустила руки. Словно очнувшись, она опять услышала голос комментатора, крики зрителей, болеющих за очередного ковбоя, отступила назад и взглянула на Мэл. Та изо всех сил делала вид, что ничего не заметила. Ладно, с Мэл она объяснится позже, а сейчас… Она взглянула на Вайета, и ее опять охватило желание. Лайзе казалось, что она ничего не видит, кроме огня в его глазах.

— Этого не должно было случиться, Вайет.

— А ты говорила это Батчу Бруннеру, когда целовала его? — спросил он, видимо заранее уверенный в ответе.

Конечно, она ничего подобного не говорила Бруннеру. Тот поцелуй не произвел на нее никакого впечатления и вообще ничего не значил.

Как отличался сейчас Вайет Мак-Калли от того шерифа, которого она знала. Он стоял, широко расставив ноги, в потемневшей от пота рубашке, грязной шляпе, с морщинками в уголках глаз, словно провел долгие годы в прериях под ярким солнцем, гордый и независимый, — настоящий ковбой. Но никакой он не ковбой, он — шериф, и об этом нужно помнить. Стараясь привести мысли в порядок, она спросила:

— Зачем тебе понадобилось садиться на этого жеребца?

Вайету, видимо, не понравилось строгое выражение ее лица. Он надел шляпу и глубоко вздохнул:

— Так ты до сих пор думаешь, что я примерный?

От удивления она даже приоткрыла рот.

— Ты хочешь сказать, что все это ради меня?

— Ну, может быть, мне хотелось доказать… И знаешь, что я думаю, Лайза?

Она вопросительно вскинула бровь.

— …что мне это удалось. Ты до сих пор уверена, что я слишком славный, чтобы пойти со мной пообедать?

Он заметил, как у нее перехватило дыхание, но взгляд потеплел. Собрав остатки решимости, Лайза начала:

— Вайет, я не думаю…

— Хорошо, — прервал он ее, понимая, что получит сейчас очередной отказ. — Ты можешь не отвечать прямо сейчас. Подумай столько, сколько сочтешь нужным. — И, не дав ей больше сказать ни слова, он приподнял шляпу, кивнул Мэл, смотревшей на них глазами, круглыми от удивления, и удалился.

Пройдя шагов десять, Вайет, сам не зная почему, оглянулся. Лайза смотрела ему вслед. Он медленно повернулся — она стояла, скрестив руки на груди, склонив голову, а легкий августовский ветерок развевал ее волосы. Казалось, она не знает, что теперь делать. Но шериф готов был поспорить на свою любимую лошадь, что она уже не считает его пай-мальчиком. Вайету очень хотелось подойти к ней и расцеловать. Но как она на это отреагирует? Да и себя тоже надо пожалеть, ему и так досталось сегодня от Дьявола. Поэтому Вайет только улыбнулся и пошел дальше. Отдав Клейту штаны, он сел в кабину своего старенького пикапа. Завтра мышцы будут чудовищно болеть, но это его не волновало. Поцелуй Лайзы стоил и боли, и грязи, и пота. Облизав губы, он почувствовал вкус ее помады.

— Э-э-э-ххх!

И тут же размечтался. В следующий раз он будет целовать ее в месте более тихом и спокойном, чем шумное, многолюдное родео. Только надо дать ей немного времени. Ничего — он умеет быть терпеливым.