— Брук! Идите сюда — сейчас же!

Глаза Молли расширились.

— Ого! — воскликнула она. — Гарт, кажется, вне себя. Нам лучше пойти.

— Мне лучше пойти. — Брук не знала, что случилось, но решила выяснить это без Молли.

Однако она опоздала. Молли уже была за дверью.

Брук побежала следом. Вихрем влетев в комнату Гаррета, она остановилась как вкопанная.

На кровати Гаррета сидел Гейбл и облизывал лапы. Вокруг него валялись остатки свитера… свитера Гаррета. Негодник даже не потрудился принять виноватый вид!

Брук испуганно переводила взгляд с бесстыжего животного на владельца свитера, который, кажется, готов был схватить Гейбла и придушить. Напряжение росло; Брук затаила дыхание.

И тут Молли начала хихикать. Одной рукой она прикрывала рот, но не могла удержать смеха. Гаррет грозно обернулся к Молли.

Девочка показала рукой на остатки свитера.

— Гарт, помнишь, ты рассказывал мне про кота, который проглотил канарейку?

— Ну да, но при чем здесь это?

Молли затряслась от смеха.

— Гейбл похож на кота, который проглотил свитер. У него в зубах застряли нитки!

Какое-то мгновение Гаррет смотрел не отрываясь на кота, а затем начал улыбаться… посмеиваться… и наконец разразился хохотом.

Сев на край кровати, он раскрыл объятия, и Молли, не раздумывая, бросилась в них. Оба безудержно хохотали. Брук какое-то время смотрела на них, затем тихо повернулась и выскользнула за дверь. Она была здесь лишней — этот момент принадлежал только им двоим.

Позже она извинилась перед Гарретом и предложила замену его свитеру.

Но он на ее предложение лишь пожал плечами и улыбнулся.

— Объятие Молли стоит дюжины свитеров, — сказал он, — это даже смягчило мое сердце в отношении старины Гейбла.

Последние слова тут же смягчили сердце Брук в отношении самого Гаррета. Мужчина, который так заботится о ребенке, что способен снисходительно отнестись даже к ненавистному коту, не может быть совсем пропащим. Она почувствовала, что ее сердце даже слишком смягчилось.

— По крайней мере позвольте мне как-нибудь компенсировать нанесенный вам ущерб, — настаивала она, — что-нибудь на ваш выбор…

— На мой выбор? — Этот огонек в его золотистых глазах заставил ее насторожиться.

— Кроме того, — произнесла она смеясь, — что я по-прежнему не собираюсь приносить вам завтрак в постель…

— Вы обходитесь со мной хуже, чем с кошками, — пожаловался он со скорбным видом.

— Кошки никогда не злоупотребляют моим расположением, — парировала она.

— Насколько вам известно, — прибавил он, подмигнув ей. — Ну ладно, сдаюсь. А как насчет… того, чтобы искупаться сегодня вечером? Вы, Молли и я. Я устрою барбекю.

Она замотала головой.

— Не могу.

— Но…

— Послушайте, это я проиграла пари, — мягко напомнила она ему, — а не вы. Я готова расплатиться… — Она приподняла одну бровь. — В разумных пределах. Я устрою для вас с Молли ужин у себя, идет? Я не большой специалист по барбекю, но соус и рис получаются у меня хорошо.

— Что, это свидание? — Он протянул руку, словно для пожатия.

Она спрятала свою за спиной.

— Не свидание, а просто встреча… нет, приглашение на ужин.

— Нет, свидание. Не обманывайте саму себя.

Прежде чем она сообразила, что он делает, или по крайней мере отдала себе отчет в этом, он заключил ее в свои объятия.

И поцеловал ее с таким страстным желанием, с каким никогда еще не целовал и какому она не знала, как противостоять.

Не раздумывая, она обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Она не протестовала, когда он приподнял ее, только припала щекой к его шее, судорожно хватая ртом воздух.

Но когда он опустил ее на кровать с балдахином, она застонала и выскользнула из его объятий.

— Перестаньте, Гаррет.

Он перестал. Уже поставив одно колено на кровать, он смотрел на нее так, как будто не мог поверить в это.

— Вы шутите? — спросил он глухим голосом.

Она страдальчески тряхнула головой, потом спрятала свое пылающее лицо в руках.

— Нет, — тихо ответила она. — Я не желаю быть еще одной зарубкой на спинке вашей кровати.

— Еще одной? — ошарашенно произнес он. — Так вот что, по-вашему, происходит здесь?

Она заставила себя отнять руки от лица и взглянула на него.

— А что же еще? Я уже вам не раз говорила, что не желаю этого. И сейчас тоже. Если это все, чего вы хотите от меня…

— Нет… не все.

— Ага, чуть не забыла, вас интересует еще и мой дом.

Он рывком поднялся с кровати и обеими руками откинул с лица волосы. Он не разозлился, скорее, не знал, что и думать.

— Господи, Брук, вы просто маньячка!

Она посмотрела на него с недоумением.

— Кто бы говорил! Что же касается моей земли…

— Да забудьте вы о проклятой земле!

Она уставилась на него.

— Но разве не в ней все дело?

— Черт возьми, я уже не знаю, в чем дело! — Он судорожно глотнул воздух. — Простите мне мое разочарование, но я правда думал…

Что же он думал? Что же он такое думал?

— Неважно что, — грубо продолжал он. — Шесть подойдет?

— Подойдет для чего?

— Для ужина, для чего же еще?

— О… да. Конечно. Но вы уверены, что вы все еще хотите прийти после того, что случилось?

Он повернулся к двери и бросил на нее через плечо загадочный взгляд.

— Ничего не случилось. С вами ничего никогда не случается. Я, конечно, приду. — Его глаза сузились. — Вы ведь не передумаете, да?

— Не… нет. Дело в том, что… — В чем? В том, что она не может находиться с ним в одной комнате, не испытывая желания оказаться в его объятиях? Что, находясь в его объятиях, она жаждет оказаться в его постели? Что, если бы она когда-нибудь уступила этому желанию, она до конца дней своих не смогла бы простить себе?

Чувствуя полную беспомощность, она сдалась.

— Что ж, увидимся в шесть.

— В шесть.

Брук смотрела, как он выходит из комнаты, затем долго сидела, уставившись на дверь, пока на ее глаза не навернулись слезы и не затуманили ее взгляд. Тогда она прижалась щекой к атласному покрывалу и дала волю слезам. Она и не догадывалась, что у нее так много скопилось слез.

Чувствуя, что ее сердце разрывается на части, она вдруг ощутила, как что-то влажное и теплое ткнулось ей в висок. У нее перехватило дыхание, она застыла в оцепенении. Что за…

Замерев, Брук осторожно приоткрыла один глаз, приготовившись либо вскрикнуть, либо убежать, либо отбиваться от того, что подстерегало ее по ту сторону слез. Это оказалось чем-то большим, и мохнатым, и…

Барон тихонько заскулил и лизнул ей руку. Брук никогда не видела такого сочувствия в глазах другого живого существа, а может, она просто нуждалась в сострадании, и потому оно ей почудилось. Но она не могла ошибиться — большая собака проявляла к ней заботливое участие. С придушенным всхлипом Брук обвила ее шею и зарылась лицом в ее жесткую шерсть.

Иногда, думала девушка бессвязно, мы не должны отказываться от предлагаемого сочувствия, даже если исходит оно от собаки.

Ей стало гораздо легче. Она всегда держала свои эмоции под контролем, и было невероятным облегчением наконец дать им волю.

Не меньшим облегчением было и то, что в лице Барона девушка обрела друга. Нельзя сказать, что она изменила свое мнение о собаках вообще, — например, девушка по-прежнему испытывала отвращение к этому маленькому ужасному Ларри. Но она была готова признать, что Барон — особый случай.

Это было по крайней мере первым шагом.

К счастью, ей удалось выскользнуть из дома, избежав встречи с кем-либо и неприятной необходимости объяснять свои покрасневшие глаза и пылающее лицо.

Вернувшись к себе, Брук, прежде чем заняться ужином, бросилась к кошкам. Каждый питомец требовал свою порцию корма и внимания. Она скоро справилась со всеми своими обязанностями, но как-то машинально. Казалось невероятным, что мысли о Гаррете вторгаются в ее святая святых — в заботу о кошках.

Что будет с ней… с Гарретом… с ее надеждами на счастливое будущее?