Только десять минут назад воображение рисовало ему заманчивые картины: вот она лежит в его объятиях, он страстно целует ее, а она отвечает на его поцелуи. Он не исключал, что это предзнаменование.

— Что? — спросил он мягко, не отпуская ее.

Она облизнула губы.

— Я, ах… У тебя самого, наверное, свидание… или что-то в этом роде. Я не хочу задерживать тебя.

Он усмехнулся. Она и не подозревала, как поощряюще прозвучали ее слова.

— Ты меня не сможешь задержать. Но я готов остаться, чтобы смотреть на тебя.

— Камерон…

Пегги тихо выдохнула его имя. Такая неуверенность и колебание позволяли Слейтеру надеяться на ее благосклонность. Он дотронулся до ее волос.

— Я думал, что мне будет легче, если мы перестанем встречаться.

— И что же?

Заглянув ему в глаза, она прочла в них страстное желание. Он ни на миг не сомневался, что и Пегги чувствовала то же самое.

— Мне не хватает наших походов по магазинам, — признался он. — Я скучал по тебе.

Пегги не отстранилась, теплые пальцы согрели его руку, грубая шерсть пальто коснулась обнаженной груди. Ее губы были мягкими и сочными, а поцелуи — он ведь помнил — нежными и страстными. Ему захотелось вновь прикоснуться к этим губам, почувствовать их аромат и вкус, вновь пережить блаженство, на вершины которого вела его эта женщина, и тот невероятный взрыв ощущений, о которых до сих пор ему не приходилось даже мечтать.

И Камерон поцеловал Пегги, потом еще и еще. Поцелуи становились все более страстными, язык все глубже проникал в мягкую и сладкую нежность ее рта. Вдруг Пегги, словно очнувшись, вздрогнула, и Камерон отпустил ее, говоря:

— Я хочу тебя, Пегги, и ты знаешь об этом. Ты знала с самого начала… с нашей первой встречи…

— Да. И что будет дальше?

— Дальше? Зачем думать об этом сейчас? Не лучше ли дарить друг другу радость и наслаждение? — спросил Камерон, отстаивая свою независимость.

— Не знаю, — прошептала Пегги, стараясь сохранить благоразумие.

Но Камерон своими поцелуями приводил ее в смятение и лишал рассудка. Она не могла больше противиться все возрастающему желанию — и Камерон был тому причиной. Он обрел над ней слишком большую власть, подавил волю к сопротивлению. Пегги боялась, но Дарлин, возможно, была права, спрашивая, не пожалеет ли ее подруга спустя многие годы о том, что сегодня отстояла свои взгляды, защитила принципы, оттолкнув человека, которого любила?

— Ты ведешь нечестную игру, — хрипло произнесла она, медленно обнимая его.

— В любви, как и на войне, честности не бывает.

— Но ты меня не любишь, и это — не война.

— Ты не права. Это — война желаний. И я хочу тебя.

Она вынуждена была поверить — его губы не лгали, неистово целуя ее. Ее тело, нет — ее душа! — жаждало этой близости, пусть на один день, на одно мгновение, насколько он пожелает. Она никогда не пожалеет о том, что отдалась ему, даря и принимая наслаждение.

Камерон запустил пальцы в ее волосы, губами прильнул к губам, проникая языком в их сладкую, бархатную глубину. Он целовал ее медленно и жадно, наслаждаясь и упиваясь каждым прикосновением.

А она… она часто представляла себе момент их близости. Длинными бессонными ночами Пегги мечтала о его объятиях, поцелуях и ласках. Самых интимных. Она хотела принадлежать ему.

Сначала Пегги сопротивлялась своим чувствам и желаниям — такая связь, по ее мнению, не имела будущего, лишь боль и горечь оставляя в сердце. Поэтому Пегги отвергала все ухаживания и домогательства Камерона. Внешне ей это даже неплохо удавалось, но сердцу не прикажешь, и, не заметив когда, она все же влюбилась — страстно и безнадежно.

Он расстегнул верхнюю пуговицу ее пальто, и она уже знала о том, что нет такой силы, которая способна остановить их сейчас, оторвать друг от друга. Но он ее не любил, мимолетное увлечение скоро пройдет, и они расстанутся — без каких-либо обязательств и обещаний. «И без сожаления», — заранее решила Пегги.

— Камерон, — проговорила она.

— Да, — пробормотал он, расстегивая вторую пуговицу.

— Я тоже хочу тебя, — призналась Пегги.

Он приподнял ей голову, чтобы взглянуть в глаза, и тогда Пегги заметила удивление и растерянность на его лице. Видимо, он не ожидал от нее слов признания. Протянув руку, она коснулась его щеки. Его еще влажные волосы казались темнее и длиннее, чем обычно. Пегги взъерошила их пальцами, ощущая на себе внимательный взгляд зеленых глаз.

— Ты удивлен?

— Нет, — сказал он тихо и улыбнулся, — но должен сказать, что не ожидал от тебя признания.

— Не слишком ли ты уверен в себе?

— Нет. Совсем нет.

Он снял пальто с ее плеч, позволив упасть ему на пол, затем перешел к свитеру и тонкой кофточке, бросив их на кресло. Она повернулась, чтобы дать ему возможность расстегнуть крючки на лифчике, и в тот самый момент, когда лифчик расстегнулся, Камерон прижал ее к себе, и его ладони накрыли ее грудь.

— Какой прекрасный живой лифчик, — прошептала она, глядя на большие руки, укрывшие холмики грудей. Он заставил ее чувствовать себя маленькой и слабой, и очень желанной. Как же она могла противиться его желанию?

— Тебе это нравится? — спросил он, нежно потирая пальцами ее соски и вызывая сладкую дрожь во всем теле.

Он целовал ее шею и плечи, осторожно посасывал мочку уха, а потом повернул Пегги лицом к себе. Его взгляд обжигал и завораживал.

— Тебе хорошо?

Он склонил голову, целуя впадинку у основания шеи, нежно коснулся языком сначала одного, потом другого соска, заставляя женщину стонать от наслаждения.

— Я уронил полотенце, — выдохнул он и положил ее руку себе на живот.

Пальцы Пегги легонько погладили мягкую кожу, упругие мышцы вздрогнули от этой ласки. Камерон медленно продвигал ее руку вниз, и в теле Пегги росло предвкушение блаженства.

Зеленые глаза Камерона потемнели, в них зажглись желтые огоньки, ноздри вздрогнули, а рот раскрылся в судорожном вздохе, когда пальцы Пегги сомкнулись на его возбужденной плоти.

— Пегги… — простонал он, целуя ее губы.

Этот поцелуй был жестким и требовательным, и она ответила движением ладони. Камерон прекратил целовать ее и отвел в сторону руку, сжимающую его плоть.

— Это кончится неприятностями, — тяжело дыша, заявил он и, кивком указывая в сторону спальни, предложил: — Хочешь посмотреть мою новую спальню? Мой дизайнер по интерьеру — женщина, у которой хороший вкус.

Он склонился над Пегги, поцеловал ее в щеку и удовлетворенно улыбнулся.

— Очень вкусно.

— Надеюсь, там больше нет зеркал на потолке, — серьезным тоном проговорила Пегги, подыгрывая его веселому настроению, хотя легкомыслие не было свойственно ее натуре. На самом деле она испытывала страх — страх за себя, за свое будущее. По спине пробежали мурашки, вызывая дрожь и лишая ее сил, и она, как тонущий за соломинку, ухватилась за его руку.

— Никаких зеркал, никаких наручников, никаких плеток, — сказал он.

— Я что-то не помню ни наручников, ни плеток, — ответила она дрожащим голосом, когда они вошли в спальню, которую она так недавно оформляла.

— Я прятал их вместе с надувными женщинами.

Она засмеялась, представив себе Камерона с надувной женщиной.

— Да ты хулиган, Камерон Слейтер.

Дверь в ванную была приоткрыта, и влажный воздух проникал в спальню. Огромное ложе, приобретение которого стоило Пегги немалых трудов, было накрыто ярко-синим стеганым бархатным одеялом. В изголовье лежали светлые разноцветные подушки. Не сводя глаз с Пегги, Камерон отодвинул подушки и откинул одеяло, открывая простыни в белую и синюю полоску.

Камерон смотрел на Пегги, губы которой слегка припухли от страстных поцелуев, волосы рассыпались и свободными волнами падали на плечи, оттеняя молочную белизну кожи. Затвердевшие соски, которые он только что ласкал, венчали грудь, словно розовые бутоны.

Женщины всегда казались Камерону существами не слишком умными, вполне предсказуемыми и… очень опасными. Их нежность и сердечную заботу он ценил высоко, но боялся попасть под их влияние, поэтому заранее пресекал любые попытки посягнуть на его свободу, желание контролировать и управлять им. Он всегда держал их на расстоянии, беря то, что они ему предлагали, но давая лишь то, что сам считал нужным. Он давно пресытился женскими чарами, и это несколько беспокоило его. Но на этот раз он встретил женщину необычную, другую, непохожую на остальных.