Ей припомнились события вчерашнего вечера: спор с Джорджем Миллером, совет Эдны Миллер относительно умения манипулировать мужчинами и Камерон, открывающий бутылку шампанского. Он предложил ей выпить, и она согласилась. Последнее было непростительной ошибкой. Дальнейшие события перепутались в ее памяти. Вопросы, которые она задавала Слейтеру, смешались с его жестами и улыбками, которые предназначались ей и которые постепенно совратили ее, так что она в конце концов поддалась его поцелуям.
Но каким поцелуям!
Она облизнула губы, еще хранившие вкус его губ.
Шум возобновился.
— Пегги?!
— Иду! — крикнула она в ответ. — Подождите одну минуту!
У нее не было халата. Ее старый и любимый был изорван в клочья, и она пока не успела его заменить другим. Однако на спинке кремового дивана висел афганский плед. Обернувшись им так, чтобы не была видна ее короткая ночная сорочка, она схватила со стола очки и босиком направилась к двери.
— Кто там? — спросила она, хотя прекрасно знала, кто находится по ту сторону входа. Ей никогда не забыть его голоса, убедительности его губ, сильного тела. Ей никогда не забыть искушения и… разочарования.
— Камерон, — послышался ответ. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Сейчас только семь утра.
— Знаю. Извини, что разбудил тебя, но в восемь меня ждут к чаю. Я займу буквально минуту.
Судя по решительному, командирскому тону голоса, Камерон проснулся давно и теперь не испытывал угрызений совести, тревожа других в столь ранний час. Пегги попыталась привести себя в такое же бодрое состояние.
Разобравшись с задвижкой и цепочкой, она распахнула дверь и отошла назад. Он стоял в коридоре, загораживая собой весь дверной проем, — слегка взъерошенные волосы, повседневные брюки, надетый поверх белой спортивной рубашки светло-голубой свитер и теннисные туфли. Он словно сошел со страницы спортивной рекламы. Она чувствовала себя при нем замарашкой и оборванкой.
Пегги снова провела пальцами по волосам, спутавшимся во сне, откидывая их с лица и пытаясь пригладить. Плед соскользнул, обнажив хлопчатобумажное розовое кружево на ее плечах. Его взгляд тут же отметил это, а затем соскользнул ниже. Зеленые глаза буквально пожирали ее всю, и она почувствовала, как утренняя дрожь уступает место всепоглощающему жару возбуждения.
— Можно войти? — спросил он, делая шаг вперед.
Он прошествовал мимо нее в квартиру с таким видом, будто это он был здесь хозяином. Она думала, что никогда его больше не увидит, и вот он здесь. Она не торопясь закрыла дверь.
Для начала Камерон осмотрел квартиру. Он не ожидал увидеть здесь студию. В одном углу разместились небольшой диванчик и кресло, другой угол заняли круглый стол и четыре табуретки. Кухонька была весьма компактной и представляла собой длинный кухонный стол со шкафчиками, в то время как возвышение очерчивало границы спальни. Все здесь казалось ярким и радостным; кремовый цвет и цвет слоновой кости оттенялись штрихами зеленого, желтого и оранжевого. Даже простыни на ее двуспальной кровати были выдержаны в общей цветовой гамме.
— Мне нравится, — проговорил он, восхищенный тем, как она сумела объединить цвет и пространство, создав ощущение энергии и простора. Здесь можно было наглядно увидеть, что может сотворить хороший вкус с незатейливой, тесноватой квартиркой, расположенной в дешевом здании.
— Я называю это домом, — сказала она.
Очки криво сидели на кончике ее носа, волосы были растрепаны, а макияж и вовсе отсутствовал. Она выглядела так, как и должна выглядеть женщина, которую неожиданно подняли с постели. Он должен был смутиться и растеряться, лишь взглянув на нее и разобранную кровать.
Но он не смутился и тем более не растерялся.
Этой ночью ему не пришлось насладиться сном. Возбужденный и подавленный одновременно, он метался на кровати, не находя удобной позы и проигрывая в мыслях случившееся несколько часов назад… несколько дней назад. Он не верил предсказаниям ясновидящей, но он желал Пегги, и это желание — эта настоятельная необходимость — вывело его из равновесия. Еще до того, как она ушла, он решил, что так дальше не пойдет.
Около пяти утра он начал размышлять над юридическими последствиями ее увольнения. И тогда он изменил свое решение.
Он достаточно хорошо разбирался в законах, чтобы осознать ту шаткость положения, в котором он окажется, уволив ее после отказа переспать с ним. Ему был совершенно не нужен судебный процесс о сексуальном домогательстве. Требовалось поговорить с ней.
— Ты их оставила на кухне, — сказал он, протягивая ей три поваренные книги.
— О! Я совсем про них забыла. — Она потянулась за книгами, и плед соскользнул вниз, открыв более чем соблазнительные очертания плеч и холмики грудей. Она поймала его взгляд; на мгновение их глаза встретились, и она тут же отвела взгляд в сторону. Взяв из его рук книги, она быстро водрузила плед на место.
— Спасибо. — Она отнесла книги на стол. — Похоже, у меня вошло в привычку забывать вещи в твоей квартире.
— Надежный способ увидеть меня снова.
Взметнувшиеся брови образовали золотистые блики за стеклами очков.
— Ты так думаешь?
— Со мной такое бывало и раньше.
— Ты забыл, что я не играю в игры.
— Все женщины играют в игры.
Она с вызовом вскинула голову.
— Зачем ты пришел, Камерон? — Она перевела взгляд на книги. — Наверняка не для того, чтобы вернуть их. Да еще в столь ранний час.
— Я хотел поговорить с тобой. — Час назад ему казалось чрезвычайно важным встретиться с ней незамедлительно. Сейчас, когда он находился здесь, он засомневался в разумности своих действий. — О прошлой ночи…
Он умолк, не совсем представляя, о чем будет говорить дальше. Он находился в том же помещении, где стояла ее кровать, и знал, что, кроме пледа, на Пегги почти ничего нет, поэтому в голове у него все окончательно смешалось. Если бы сегодня утром он проснулся рядом с ней, все было бы иначе.
А может быть, и нет.
— Прошлой ночью я переступил рамки… — продолжил он. — Я не должен был…
Когда он умолк и в этот раз, Пегги усмехнулась. Неправдоподобно, но светский лев из Чикаго был вынужден подыскивать слова.
— Тебе не следовало быть столь похотливым? — закончила она за него.
Она поймала молниеносный взгляд, брошенный на ее губы.
— Я не хочу, чтобы ты думала, что я давлю на тебя каким-либо образом. Любые отношения, кроме деловых, я считаю безумием.
Безумием, однако, весьма возбуждающим.
— Понимаю… и согласна.
— Одобрю ли я твои эскизы или решу не нанимать тебя — на это не должны влиять другие факторы.
Она кивнула, начиная понимать.
— Испугался, что в случае твоего отказа я учиню тебе иск о сексуальном домогательстве?
Слегка приподнявшиеся брови Камерона были лучшим доказательством, что именно этого он и боялся. Он явно поспешил с приходом сюда. Он занял невыгодную позицию и понимал это.
— Давай разберемся, — сказала она. — Ты предлагаешь мне переспать с тобой. Я отказываюсь, а ты отвергаешь мой проект. — Она опять кивнула, словно на полном серьезе рассматривала такую возможность. — Да, думаю, это будет звучать убедительно.
— Если я отклоню твой проект, то совсем не поэтому, — резко возразил он. — То, что произошло прошлой ночью, касается только тебя и меня.
— А про обустройство чьей квартиры шла речь?
— Моей, — расстроенно вздохнул он.
— Ты обеспокоен, не так ли? — Она отвернулась от него, направившись в «кухню». — Не желаешь ли кофе?
— У меня нет времени. — Он не двигался с места. — Я не приму ничего, что мне не понравится, даже под угрозой суда.
— Я на это и не рассчитывала. — Она открыла кран и схватила графин. Удерживать плед больше не представлялось возможным, и, когда она наполняла графин водой, он снова соскользнул. Но поскольку она стояла к Камерону спиной, то надеялась, что со своего места он увидит не слишком много.
Но даже это немногое не оставило его равнодушным. Он не понял, дразнит ли она его или старается сохранить скромность, однако ее попытки прикрыть себя полностью провалились. Бледно-розовая хлопковая ночная сорочка почти не скрывала очертаний ее тела. Под рассыпавшимися волосами явно просматривались изящные изгибы ее фигуры.