Решил, что нужно немного подождать, пока все уляжется. По крайней мере пока не завершатся похороны Лэнгли. День только начинался. Поскольку нам с Дереком не нужно было ехать на кладбище, мы подумали, что лучше всего переодеться в рабочую одежду и привести в порядок дворы нескольких клиентов.

Мы работали в западном районе города, когда я заметил служебную машину Барри. Она остановилась напротив дома.

Дерек был в наушниках — он включил шумную пневмомашину, которой очищал дорожки от скошенной травы. Я похлопал его по плечу, а когда он обернулся, показал на машину Дакуорта.

— Это ненадолго, — сказал я очень медленно, чтобы он успел прочитать по губам.

Сын кивнул.

Барри опустил стекло на пассажирской двери:

— Привет, Джим! Не хочешь прокатиться со мной?

Я открыл дверь и сел в машину. Холодный воздух из кондиционера ударил мне в лицо. Я стал искать кнопку, чтобы поднять стекло, но детектив опередил меня. Потом он отпустил педаль тормоза, и мы медленно покатились по улице, словно не зная, куда ехать.

— Мы далеко?

— Без понятия, — ответил он. — Я просто хотел поговорить с тобой.

— О чем?

— О твоих отношениях с Донной Лэнгли. Ты никогда не говорил, что спал с ней.

Она пришла ко мне, когда в доме у них вдруг отключилось электричество. Донна Лэнгли хотела узнать, есть ли свет у нас.

В охранной фирме, где я трудился последние шесть месяцев, как раз был выходной, и я решил поработать кистями и красками. Только на этот раз занялся не рисованием пейзажей, а стал красить окна, которые выходили к шоссе и к дому Лэнгли. Дерек был в школе — он тогда учился во втором классе, а Эллен — на новой работе в колледже, занималась подготовкой первого фестиваля.

Я же обдумывал способ, как лучше покончить с собой.

Пока стоял на лестнице и красил раму на втором этаже, мне пришла в голову мысль, что я могу случайно сорваться вниз и сломать себе шею. Однако это было маловероятно. Скорее я сломал бы себе руку или ногу. Может быть, только запястье. Но даже если бы повредил шею или спину, существовала большая вероятность, что я не погибну, а останусь парализованным до конца дней. И как тогда разрешить проблему, если я даже не смогу самостоятельно подтирать задницу?

Надо сказать, что нам с Эллен обоим приходилось несладко. Жена переживала страстный роман с бутылкой, а я был близок к тому, чтобы засунуть голову в духовку.

Примерно за месяц до того я нашел записку, которую Конрад Чейз написал моей жене. Честно говоря, от заслуженного профессора английского языка — это случилось почти за два года до того, как его книга стала одним из самых громких бестселлеров, — я ожидал чего-то более утонченного, нежели «Как я хочу снова целовать твои бедра».

Письмо не было подписано, но в доме нашлось достаточно документов, написанных Конрадом, чтобы можно было сравнить почерк и сделать заключение. К тому же записка начиналась со слов «Дорогая Эллен», и я нашел ее в сумочке жены.

На самом деле я не искал никаких записок. В тот момент у меня не было подозрений насчет Эллен. Разве что какие-то предчувствия. Новая работа отнимала у нее много времени. Она старалась произвести хорошее впечатление на администрацию колледжа Теккерей и находилась в постоянном напряжении. Работая в Олбани, в компании по связям с общественностью, супруга организовывала множество мероприятий, нотам у нее всегда были помощники. К тому же она никогда еще не вела такой амбициозный проект, как литературный фестиваль.

Я искал пятидолларовую банкноту. Было самое начало рабочего дня. Наверху Эллен собиралась в колледж. Я сидел на кухне с Дереком, который встал позже обычного и теперь быстро поглощал тосты с арахисовым маслом. Не самая подходящая еда, если ты решил позавтракать на бегу, но в данный момент у парня просто не было выхода. Если бы он через три минуты не выскочил из дому, автобус прошел бы мимо и поехал в школу без него.

— Давай, дружок, пошевеливайся, — торопил я его.

На его тарелке еще лежала половинка тоста, густо намазанная маслом. Он, видимо, понял, что не успеет доесть.

— Пойду почищу зубы.

— Нет времени.

— Но я должен почистить…

— Где твой рюкзак? Ты собрал его?

— А ты положил туда обед?

— Обед?

— Помнишь, мама попросила тебя собрать мне обед?

— Купишь обед в школе.

— Мама приготовила мне обед, и я не хочу…

— Дерек, успокойся. Завтра мы лучше подготовимся. А сегодня купишь себе обед. — Я засунул руку в карман, но там нашлись только двадцатидолларовые купюры. Ему нельзя было давать столько денег — никакой уверенности, что к концу дня выудишь из него сдачу.

Сумочка Эллен лежала на скамейке около входной двери.

— Подожди. — Я схватил ее сумку. Сразу же нашел кошелек, но мелочь могла находиться где угодно: в кошельке, в одном из трех или четырех отделений сумки или просто на дне. Там наверняка лежали какие-нибудь монетки, но у меня не было времени их пересчитывать. Потом заглянул в кошелек, но увидел и там только двадцатки, ничего мельче. Что поделаешь, банкоматы редко выдают мелкие купюры.

Я залез в карман сумки, нащупал какие-то листки и вытащил две бумаги. Одной из них оказалась десятидолларовая купюра, которую я тут же отдал Дереку и подтолкнул его к двери.

Другой была записка.

Всего минуту назад я пытался накормить сына тостами с арахисовым маслом, а потом в одно мгновение мой мир развалился на части.

Показалось, что я все видел как будто в первый раз: дом, мебель, дорожку перед домом. И внезапно все это словно перестало существовать для меня, как сон или мираж. Жизнь, которую, как до этого представлялось, я так хорошо знал, превратилась лишь в эпизод разыгранного кем-то спектакля.

— Слушай! — крикнула Эллен из спальни наверху. — Дерек успел на автобус?

— Да, — ответил я.

— Что?

— Я сказал — да!

Услышав, как Эллен спускается по лестнице вниз, я спрятал записку себе в карман. На мгновение подумал, что стоит положить ее в сумку и притвориться, будто я никогда ее не видел. Но меня это не устраивало. Я открыл дверь и теперь должен был узнать, что находится по другую сторону.

— Мне пора. — Эллен поцеловала меня в щеку. — Все хорошо?

— Да.

— Ты какой-то странный сегодня. Не заболел?

— У меня все замечательно.

— Ты не забыл, что тебе скоро на работу?

— Мне сегодня к десяти часам.

— Ладно. Я пошла. Сегодня приду домой раньше тебя и приготовлю что-нибудь на обед.

— Конечно. — Я смотрел, как она уходит.

Когда жена села в машину, я поднялся наверх в комнату, которую она использовала как свой кабинет. Мне понадобилось не много времени, чтобы отыскать образец почерка Конрада Чейза. По всей комнате были разбросаны его записки для Эллен: замечания по поводу фестиваля, номера телефонов, список менеджеров по связям с общественностью из различных издательств. Я вытащил клочок бумаги из кармана и сравнил почерк.

Сомнений быть не могло.

А потом я собрался и пошел на работу. Что еще мне оставалось делать? Позвонить начальнику и сказать, что я так сильно переживаю измену жены, что не могу выйти на работу?

Когда вернулся вечером домой, Эллен приготовила лазанью.

— Привет.

Я передал ей записку Конрада. Даже не сняв пиджака. Жена посмотрела на нее и заплакала.

В перерывах между рыданиями она сказала, что к тому моменту все уже было кончено. Между ними все закончилось, едва успев начаться. Они так много проводили вместе времени, что в какой-то момент моя благоверная увлеклась. Это был глупый поступок, но супруга сама порвала с Конрадом. Эллен просила меня поверить ей. Сказала, что это случилось во многом из-за того, что в последнее время я уделял ей так мало внимания.

Значит, это была моя вина.

Она это отрицала. Сказала, что оступилась. Это была ошибка. Супруга утверждала, что говорит правду.