— Потому что не выгонять же мне беременную женщину на улицу… А мы с Сондриной можем проводить время у нее, — быстро сказал он, как будто уже много раз над этим думал.
Может быть, он решил, что для нас стало вконец неприемлемым спать бок о бок. По крайней мере еще на какое-то время кровать в моем распоряжении, но что если у Итона и Сондрины все серьезно и однажды они решат жить вместе? Что тогда? Я забеспокоилась, когда подумала об этом, и, наверное, даже загрустила. Мне нравилось то, что мы близки с Итоном, и вовсе не хотелось что-то менять.
Я решила готовиться к худшему. Если у них все серьезно, то мне тоже чертовски необходим серьезный роман. Во-первых, какая же женщина пожелает остаться одинокой? Во-вторых, хоть мне и не хотелось этого признавать, но о финансах тоже нужно было подумать. Конечно, самый лучший вариант — это жить исключительно за свой счет и оставаться независимой, но, если поразмыслить, сколько я сумею продержаться в Лондоне без работы и с двумя детьми?
И потому я решила полностью посвятить себя Джеффри, поймав себя на мысли о шикарной свадьбе и последующей райской жизни с тремя нашими сыновьями и двумя спаниелями. Представляю себе, как много лет спустя, каждый раз, поведав окружающим замысловатую историю нашего знакомства, я буду добавлять: «Вот видите? Ничего не бывает просто так. Сначала жизнь у меня была просто ужасна, а потом все каким-то волшебным образом наладилось».
Однажды во время прогулки по Гайд-парку я поделилась с Мег и Шарлоттой планами на будущее. Им явно понравилась эта идея — что мы с Джеффри можем стать семейной парой. Они пели ему дифирамбы, говорили, что он великолепный отец, потрясающий врач и вообще человек редкого ума, если его не пугает связь с беременной женщиной.
— Он такой эффектный и вдобавок очень обеспеченный, — сказала Шарлотта, объезжая детской коляской группу японских туристов, которые фотографировали статую Питера Пэна.
Я засмеялась:
— Точно! А вы хотели, чтобы рядом со мной оказался какой-то рыжий. Мег расхохоталась:
— Не понимаю, почему мы сразу же не вспомнили о Джеффри? Наверное, потому, что думали о нем только как о враче.
Шарлотта согласилась:
— Знаю. Но теперь это просто очевидно. Ясно же, что вы замечательная пара.
Мег кивнула:
— Он тебя обожает… И вместе вы смотритесь просто потрясающе.
Мне вдруг на секунду стало боязно. Именно эти слова — «вы потрясающе смотритесь вместе» — чаще всего говорили нам с Дексом, и вот что в результате вышло. Но я отогнала тревожные мысли и со смехом сказала:
— Да! Теперь мне остается только выяснить, насколько он хорош в постели. И тогда, можно сказать, дело сделано.
И вот через несколько дней мне предоставилась такая возможность. Вечер начался в «Плюще», одном из самых популярных лондонских ресторанов. Шеф-повар был другом Джеффри, и потому мы наслаждались блюдами, приготовленными специально для нас, а на десерт получили великолепный шоколадный торт (для меня) и очень дорогой портвейн (для Джеффри).
Пока мы ждали счет, вошла Элла Макферсон с мужем (для них был зарезервирован столик). Они сели неподалеку от нас. Я увидела, как Джеффри смотрит на нее, а потом переводит взгляд на меня, как бы сравнивая нас по всем статьям. Когда я спросила, о чем он думает, Джеффри ответил:
— Ты гораздо красивее, чем она. Твои глаза мне нравятся куда больше.
Я улыбнулась и сказала, что он, в свою очередь, гораздо интереснее, чем муж Эллы. «Интересный» — это было очень правильное слово в отношении Джеффри. Он потянулся через стол и взял меня за руку.
— Ты не против того, чтобы поехать ко мне?
Я соблазнительно склонилась к нему и сказала:
— Мог бы и не спрашивать.
Мы вышли из «Плюща» и отправились к Джеффри. Это был мой первый визит. Я думала, что он живет в обычной городской квартире, как Мег, но увидела изящную, очень аскетичную мансарду, в которой было много любопытных статуэток, графики и всяких современных изысков. Я вспомнила неряшливое обиталище Маркуса и с облегчением вздохнула, не обнаружив здесь ни видеоигр, ни аквариума, ни грязных ботинок, ни пивных банок.
— Мне нравится твоя квартира. Совершенно в моем вкусе, — сказала я.
Он явно был рад комплименту, но признался, что здесь работал профессиональный дизайнер.
— У меня просто не хватает терпения на такие вещи.
Я снова огляделась и заметила маленький столик, выкрашенный в красный цвет и заваленный мелками, бумагой и деталями мозаики (она была собрана наполовину и изображала какого-то незнакомого мне мультяшного персонажа).
— Здесь играет Макс? — спросила я.
Джеффри кивнул:
— Да, хотя обычно его игрушки выбираются из детской и расползаются по всей квартире.
Я улыбнулась.
— А можно мне посмотреть его фото?
Он указал на каминную полку. Там стояла фотография, на которой был Макс. Мальчик шел по галечному пляжу и щурился от солнца.
— Здесь ему два с половиной. Мы ездили в Сен-Мо.
— Какой прелестный малыш. Он немного похож на тебя, — сказала я, переводя взгляд со снимка на Джеффри.
— На самом деле он больше похож на мать, — ответил тот, — но у него мой нос. Не повезло.
Я засмеялась и заметила, что его нос совсем не плох.
— Он такой выразительный, — сказала я и вспомнила Рейчел. Она всегда говорила, что у того-то и того-то — выразительное лицо, и твердила, что терпеть не может маленькие носы у мужчин. Я вроде бы поняла, что она имела в виду. Мне очень импонировало то сильное выражение, которое придавал лицу Джеффри его нос.
Он обнял меня и поцеловал в кончик носа.
— А мне нравится вот этот.
фраза, которой обычно предваряют объяснение в любви. Ну, вы понимаете — мужчина и женщина всегда начинают с того, что говорят, как им все друг в друге нравится. «Я люблю твои глаза. Я люблю проводить с тобой время. Я люблю, когда ты доставляешь мне удовольствие». А потом вдруг откровенное — «Я тебя люблю».
Джеффри предложил мне чего-нибудь выпить.
— Сок? Минералка? Чай?
— Не хочу, спасибо, — сказала я, перекатывая за щекой мятное драже и наблюдая за тем, как Джеффри идет к мини-бару и наливает себе стакан вина. Потом он включил музыку. Квартиру наполнили африканские ритмы. Мы сели на красивый кожаный диван, Джеффри обвил рукой мои плечи, и мы начали разговаривать. Я прислушивалась к его очаровательному акценту и космическому позвякиванию кубиков льда в бокале и пыталась понять, кого он мне напоминает. Наконец я решила, что у него обаяние Хью Гранта, прямота Руперта Эверетта и манеры Декса Тэлера. Он был именно тем человеком, которого я себе представляла, — настоящий джентльмен. Язык не поворачивался назвать его «парнем».
Как всегда, он долго выжидал, прежде чем поцеловать меня, и, целуя, не торопился. Мы полулежали на диване, но через пару минут Джеффри прервался, выпрямился, отхлебнул вина и как будто попытался сосредоточиться. Потом снова поцеловал. Это действо закончилось тем, что он встал и официально пригласил меня в спальню. Я повиновалась, подумав о том, как же мне хочется заняться любовью. Я так скучала по сексу. У меня был самый долгий период воздержания за последние десять лет — а может быть, и за все тридцать. И что еще важнее, мне хотелось, чтобы наш роман перешел на новый уровень. Нужно было вдохнуть жизнь в наши пока что формальные отношения.
медленно обнажались. Смотрели друг другу в лицо и снимали одну часть туалета за другой, совсем как в покере на раздевание, где и проигрыш, и выигрыш равно соблазнительны. Я не спешила, нагнетая напряжение. Наконец мы оба остались без одежды. Впервые я стеснялась своего тела, оставшись с мужчиной, но Джеффри быстро развеял все мои опасения по поводу того, что беременность может его отпугнуть. Он встал на колени и поцеловал меня в пупок. И от этого чувственного жеста я показалась самой себе невероятно страстной и прекрасной.
Он взял меня за руку и подвел к постели. Этот переход был очень спокойным, совсем как в кино, где действие развивается, как ему и положено. После небольшой прелюдии, слегка неловких действий с презервативом и заверений, что на этой стадии беременности можно без опасений заниматься сексом, Джеффри вошел в меня сзади — это, конечно, было сделано ради того, чтобы не повредить детям, но оказалось не менее приятно. И длилось долго. Очень, очень долго. Мужские способности у него были поистине впечатляющие. В какой-то момент я просто отключилась.