— Нет. Думаю, что нет.

Он не улыбнулся в ответ. Когда ветерок сдул его волосы на лоб, у нее возникло желание поиграть его свободно лежащими прядками, погладить их.

Но вместо этого она уткнулась в свое мороженое.

— Ты уверен, что сможешь с этим справиться?

— Я не привык лгать.

— Вы лжете у себя на работе каждый день, — возразила Натали. — Разве не вы обеспечиваете преступников и свидетелей новыми документами? Да, вы возвращаете их назад в общество, но они уже не те, что раньше, они — другие люди.

Он прямо взглянул на нее.

— Это не одно и то же.

— Почему? Потому что это часть вашей работы?

Потому что правительство говорит, что это хорошо? — Она посмотрела на дорогу, на мчащиеся мимо автомобили. Они говорили тихо, несмотря на то что никого вокруг не было и некому было их подслушивать. — Вы занимаетесь безнравственным делом. Освобождаете одного преступника, чтобы преследовать и засудить другого. Что, это какой-то особый вид правосудия?

— Не верти моей совестью, — отговорился он. За эти годы я помог многим свидетелям. Я видел, как люди поворачивали свои жизни. Я видел, как эта программа работает.

— И теперь ты большой плохой волк из детской сказки, потому что спал со мной?

— Я воспользовался преимуществом своего положения. Всем, что оно должно мне предоставлять. Он оттолкнул мороженое. — И рано или поздно я что-то должен сделать с этим.

Она пыталась остаться сильной и загнать свою боль, как зверя на охоте.

— Ты собираешься сообщить о наших отношениях в Центр, не так ли? Ты собираешься признаться в том, что мы сделали?

— Они не будут обвинять тебя, Натали. Я возьму всю ответственность на себя. Я объясню, что случилось.

Внезапно это перестало иметь для нее значение.

Под угрозой было нечто большее, чем ее репутация.

— Но тогда я потеряю тебя. — Она понизила голос еще больше, до шепота. — Ты не будешь больше моим инспектором. Я больше никогда не увижу тебя.

— Я ничего не скажу в Центре, пока ты не будешь готова к этому.

— А что, если я никогда не буду готова?

— Будешь. Как только привыкнешь к своей новой жизни. Как только проконсультируешься с доктором. — Зак протянул руку, чтобы погладить Натали по щеке, чтобы провести рукой по ее нежной коже. Как только сможешь спокойно спать по ночам.

Она наклонилась к нему. Неужели он думает, что ей так легко будет порвать с ним?

— Но ты мой друг.

— Нет. Не в истинном смысле этого слова. Я едва впустил тебя в свой мир. Ты не знаешь, каков я на самом деле.

— Тогда расскажи мне. Позволь мне войти в твой мир прежде, чем мы расстанемся.

Его волосы блестели на солнце, как вода, мерцающая под луной в полночном водоеме.

— Это тебе поможет? Даст тебе почувствовать себя по-другому?

— Да.

Это заставило бы их связь превратиться в нечто большее, чем секс. Это дало бы ей иллюзию, что она для него больше, чем любовница, больше, чем женщина, скомпрометировавшая честного человека.

Зак вез Натали к себе домой, моля Бога, чтобы ему удалось все сделать правильно.

Она спокойно сидела рядом с ним, глядя вперед через ветровое стекло, напоминая ему о том дне, когда они встретились. Он не доверял ей тогда. Но доверяет ли теперь?

Да, думал Зак. Доверяет. Он доверяет ее улыбке, тому, как она смеется, тому, как она смотрит на него. Он поглядел на ее профиль, на тонкие черты ее лица, которые делали ее такой чертовски красивой.

Если бы она не была его подопечной, он позволил бы себе больше чувств по отношению к ней. Несколько отрывочных воспоминаний — вот и все, что он мог дать ей, все, что он мог дать себе.

Он направил автомобиль к пригороду с прохладными зелеными парками и высокими деревьями.

Его дом стоял в середине тупика, что обеспечивало некоторое уединение. У Зака было всего несколько соседей.

— Это не то место, где я жил с женой, — сказал он. — Я купил этот дом после развода.

Он нажал кнопку электронного замка на гараже и ждал, пока ворота поднимутся. Натали отодвинулась к краю сиденья, и он понял, что она чего-то ждет.

— Здания здесь не совсем старые, хотя они так выглядят. — Она расстегнула ремень безопасности. — Это твой грузовик?

Он припарковался около старинного «шевроле».

— Я все еще играю с ним, восстанавливая его, когда у меня есть время.

Она прикусила нижнюю губу.

— Я никогда не представляла тебя под капотом старого грузовика.

— У моего отца был точно такой же. Может, именно это и заставляет меня заниматься ремонтом, чувствовать себя ближе к нему. — Зак вздохнул.

Демонстрация таких интимных чувств не была легкой, во всяком случае, он не намеревался проводить экскурсии по своему дому, и уж тем более для подопечной свидетельницы.

Они вошли через прачечную, где стояли обычные белые стиральная машина и сушилка. Корзина с грязным бельем и коробки с порошками для стирки находились на самодельной полке. Следующей была кухня с дубовыми шкафами и терракотовыми плитками. Пепельница на стойке нуждалась в чистке, и маленькую стопку тарелок в раковине следовало бы вымыть. Кроме этого, считал Зак, все было чисто.

Глаза Натали снова стали похожи на кошачьи, вбирая в себя все, что окружало ее.

— Это мужская квартира, — сказала она.

— Я мужчина, — пожал он плечами.

Она повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Я знаю.

Они беззвучно смотрели на друг друга, представляя любовные ласки.

Обуреваемый желанием придвинуться поближе, чтобы попробовать на вкус то, по чему он так скучал, Зак прокашлялся и вытащил сигарету, чтобы хоть чем-то занять себя.

Пока он дымил, Натали начала поправлять свой топ. На мгновение он увидел кусочек ее оголенного живота, который когда-то целовал.

— Ты хочешь осмотреть остальную часть дома? спросил он.

Она прекратила возиться с одеждой.

— Да, пожалуйста.

Он жестом пригласил Натали в гостиную и невольно залюбовался ею, когда она шла впереди. Он не был уверен, как долго будет нужен ей, чтобы вылечить ее от ран, от кошмаров, о которых она отказалась говорить. Но он хотел подождать, хотел дать ей шанс.

Он не мог отказаться от нее, пока она не станет достаточно сильной, чтобы позволить ему уйти. Пока же она была его свидетельницей и находилась под его ответственностью. Он уже подверг опасности свою работу.

Но на этой стадии Натали имела для него значение большее, чем правила, которые он продолжал нарушать.

Она стояла в центре гостиной, изучая мебель.

— У тебя телевизор с большим экраном.

— А у тебя диван из итальянской кожи.

Она обернулась, чтобы улыбнуться ему. И он понял, что у них уже появились приятные воспоминания, за которые оба цеплялись.

— Я могу посмотреть твою спальню? — спросила она.

— Там нет ничего особенного, но если это имеет значение…

— Имеет, — быстро отрезала она.

Зак показал путь, и когда они вошли в его комнату, он увидел, что забыл убрать кровать. Верхняя простыня была отогнута, пикейное покрывало скомкано в темно-синюю кучу.

Она изучила разворошенную постель, затем повернулась, чтобы разглядеть вещи, лежавшие на столике рядом с коробкой, закрытой крышкой. Он отметил момент, когда она увидела презервативы. Пачки из фольги было трудно не заметить.

— Безопасный секс, — сказал он.

— С кем? — спросила она, ее голос немного дрогнул.

— Ни с кем. — Он погасил сигарету, используя пепельницу на столике. — Уже давно ни с кем.

— У меня тоже ничего не было с того времени, когда я была с Дэвидом. Я вошла в программу Центра не в поисках любовника. — Она дышала едва слышно. — Я принимаю таблетки, потому что это держит меня на двадцативосьмидневных циклах.

Великолепно, подумал он. Они начали с презервативов, потом перешли к таблеткам, а теперь обсуждают ее менструальный цикл.

— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил он, меняя предмет разговора, возможно, немного слишком резко.

Она моргнула и кивнула, принимая его неуклюжее гостеприимство.