Все посмотрели на Марию, кроткую, с помрачневшим лицом. Иисус тоже пристально посмотрел на нее и ледяным тоном сказал:

– Если потребуется, я это сделаю.

Мария выбежала из комнаты. За ней бросилась Ревека.

– У этого человека помутился рассудок, говорю я вам! – завопил Варфоломей, вставая, чтобы последовать примеру Андрея.

Однако около двери, услышав призыв Иисуса, он остановился.

– Варфоломей! Послушай, по крайней мере, вот еще что…

Ученик обернулся.

– Исход приближается, а это война. Прошли времена, когда Израиль прислушивался к голосу Господа. Закон подвергся забвению, а люди восстают друг против друга, поскольку исчезла порядочность. Нам необходимо вспомнить о сеятеле, который отделяет зерно от плевел и сжигает их.

– Но почему брат восстанет против брата, а они оба – против отца? – кричал Варфоломей с искаженным яростью лицом. – Ты намерен мучить людей, потому что их учителя впали в заблуждение, и причинить всем горе из-за недостойного поведения некоторых? Во имя кого и чего, – продолжал он звенящим, как струна, готовая лопнуть, голосом, повернувшись к собравшимся, – мы должны сеять в Израиле скорбь? Кто дал тебе, Иисус, сын Иосифа, власть, чтобы судить людей до суда Божьего? Кто вложил в твою руку меч, в руку того, кто заявлял, что не желает быть военачальником? Твой меч обрушится на иудеев, потому что этого не делают римляне? Кто дал тебе эту власть? Скажи мне! Мое право спрашивать тебя об этом стоит твоей власти, которой ты злоупотребляешь!

Варфоломей задыхался от негодования.

– Ответь ему! – непривычно резко приказал Симон-Петр. – Этот человек, равно как и мы, имеет право знать!

– Есть простое объяснение вопросам Варфоломея, – ответил Иисус, сразу как-то сникший от усталости. – Этот человек не ждет прихода Мессии.

Иисусу было трудно дышать.

– Меч, который поднимется против чужака, отсечет лишь прогнившие члены на теле Израиля… Но сначала надо отделить зерно от плевел… Отделить то, что прогнило, даже если это находится на нашем собственном теле, в нашей семье…

– А теперь уходи, – сказал Искариот Варфоломею.

Варфоломей стал угрожающе надвигаться на Искариота, но тот с силой оттолкнул его. Они наносили друг другу удары до тех пор, пока Иоанн и Нафанаил не встали, чтобы их разнять.

– Убирайся! Ты не иудей! – кричал Искариот, вытирая слюну и кровь, которые текли у него изо рта. – Ты хочешь жить с фарисеями! Мы не нуждаемся ни в трусах, ни в евнухах!

– Я думал, что ты несешь освобождение, что ты посланец света, – хрипло сказал Варфоломей Иисусу. – Но ты фанатик. Посмотри, что ты наделал: ты посеял раздор среди своих же учеников!

Варфоломей протянул руку в сторону остальных:

– Этот человек, называющий себя Иисусом, говорил, что он кроткий. Он говорил, что хочет восстановить Закон, но сейчас вы все в состоянии понять, что он стремится к прямо противоположному.

– Замолчи! – крикнул Искариот, замахнувшись кулаком на Варфоломея, но Иоанну и Нафанаилу удалось удержать его.

– А ты, Искариот, – продолжал Варфоломей, – ты такой же фанатик и поэтому идешь за этим человеком. Но ты не всегда будешь следовать за ним, ибо вскоре ты, как и все остальные, поймешь, что он ведет вас к пропасти!

На этот раз Варфоломея подтолкнули к двери Иоанн и Нафанаил. Иисус видел, что они все вели себя как в лихорадке.

– Гораздо лучше убедиться в доблести солдат до начала битвы, – прошептал Иисус. – Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее.

С улицы донесся голос Варфоломея, голос, искаженный неистовством, граничащим с безумием.

– Этот человек отмечен печатью смерти!

Иоанн вздрогнул.

Иисус сделал вид, будто не расслышал слов Варфоломея.

– Кто принимает вас, принимает Меня, – устало проговорил он, – а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня; кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника. И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей.

Теперь их осталось двенадцать: Иоанн, оба Иакова, оба Иуды, Симон Зилот, Нафанаил, Фаддей, Фома, Матфей, Филипп и Симон-Петр.

– Андрей вернется, – сказал Симон-Петр, заметив, что Иисус обводит внимательным взглядом своих учеников.

– Вы отправитесь в дорогу завтра утром, – сказал Иисус и вышел на улицу.

И тогда женщины дали волю слезам. Жена Симона-Петра, его теща, Мария, Ревека и Марфа плакали и причитали, укрывшись в глубине дома. Искариот торопливо покинул дом. За ним последовал Фома, потом все остальные.

Наступал вечер, и они отправились в трактир. За ужином они выпили больше, чем того требовал рассудок, однако вино так и не пробудило у них аппетита.

Андрей не вернулся. Он объяснил позднее Симону-Петру, что был одновременно и возмущен, и оскорблен.

Иоанн пустился в дорогу вместе со своим братом Иаковом, Фома – вместе с Нафанаилом, Искариот – вместе с Симоном Зилотом, несмотря на предостережение Фомы, который считал, что их союз может навести людей на мысль, будто Иисус является зелотом. Симон-Петр ушел вместе с Матфеем, другой Иуда – с Филиппом, а Иаков, сын Алфеев, – с Фаддеем.

В первые дни пути новоявленные паломники совсем не разговаривали. Они все еще были слишком потрясены. В Наине Симона-Петра и Матфея приняли за нищих или соглядатаев, поскольку они все время молчали и озирались. В Кане Иоанна и Иакова приняли за сезонных работников и даже предложили им поработать на поле. На другом берегу Галилейского моря Иакова, сына Алфеева, и Фаддея приняли за отца и сына, поскольку они были немного похожи друг на друга. И только Искариоту и Зилоту удалось избежать недоразумений, поскольку их решительные лица свидетельствовали о том, что и тому и другому есть что сказать. При любом удобном случае, например при виде проходящего по улице нищего, Иуда бросал на Симона быстрый взгляд или толкал его локтем. «Физическая нищета», – начинал Симон; «…несравнима с нищетой духовной», – заканчивал Иуда. Люди соглашались с ними и вступали в разговор. Господь разгневался на Израиль из-за грехов Иерусалима – это была действенная тактика, поскольку галилеяне питали врожденное недоверие к обитателям Иудеи. Впервые Иуда и Симон применили такую тактику в Хоразине. Это случилось утром. В полдень их накормили, а вечером пустили на ночлег. На следующий день они окрестили одиннадцать человек, а через день – двадцать семь человек. На третий день новообращенные гурьбой толпились вокруг них на берегах Иордана, поскольку каждый хотел обезопасить себя – тем более что сделать это было так легко, – на тот случай если однажды силы Неба вызовут на последний бой силы Зла. Крещение представлялось им символическим очищением от грехов, к чему стремился каждый. Затем Симон и Иуда заявили, что действуют от имени Иисуса, который был там хорошо известен. Ведь это тот самый, о котором говорили, что он Мессия? Это он привел в ярость раввинов Капернаума, Каны, Наина и других городов? Да, да… И когда же произойдет битва Бога с Демоном? При этом вопросе женщины трепетали, признавались во всех грехах, а старики начинали громко читать нравоучения и просить Господа о снисхождении, а затем распевали молитвы из Книги Иова. Но только Господь знал день, когда чаша будет опрокинута.

– В этот день, – говорил Искариот, – каждый должен быть вооружен мечом Божьим и разрубить на куски своих врагов, будь то родной сын или родная дочь.

Иногда Иуда думал, что он лучший оратор, чем Иисус. А Зилоту приходилось опровергать слухи, что Иуда якобы на самом деле переодетый Иисус.