«Нечего мне делать в Нью-Йорке, — подумал он. — Да, там хорошо. Но я слишком часто говорил о Нью-Йорке с Индусом. А тот мог трепаться о моих планах еще с кем-нибудь. Ищейки не дадут мне покоя даже там. Нет, я уйду в Калифорнию. Сан-Франциско — вот подходящее местечко для меня и моих денег. Там много таких, как я. Людей, которые еще вчера ходили в обносках, а сегодня покупают бриллианты для своих шлюх. Там никто не спрашивает, откуда у тебя золото. Не спросят и у меня. Но я не стану тратиться на ерунду. И не спущу ни одной монеты в игорном доме. Нет, я вложу свои деньги в дело. Куплю отель. Несколько отелей. Люди всегда готовы платить за еду и крышу над головой. Они станут платить мне, и каждый мой доллар превратится в два доллара, а миллион — в два миллиона…»

— Как будем делить? — осторожно спросил Индус, стоявший рядом.

Джерико стиснул зубы, чтобы не выдать ярости. Делить? Он не собирался ни с кем делиться. Раньше — другое дело. Раньше он платил своим людям — чтобы они оставались с ним. Но теперь их пути разойдутся, и пусть они сами добывают свой кусок хлеба, сами, без него, без его опыта, без его ума, без его удачи.

— Делить? Пока еще нечего делить, — ответил он.

— Я слышал, о чем толкуют ребята Кривого, — шепнул Индус. — Они хотят сосчитать долю убитых. Мы потеряли только Скрипача, а они — четверых. Значит, ты получишь одну лишнюю долю, а Кривой — четыре.

— Доля убитых? Неглупо придумано, — усмехнулся Джерико.

— Ведь пока их не убили, они участвовали в деле, так? — шепотом рассуждал Индус. — Они делали свою часть работы, так? Если бы у них были наследники, тем бы досталось что-то. Но их наследники — это Кривой и ты. Потому что вы с ним — старшие. Вот и получается, что…

— Заткнись. Доля убитых — гроб. И то, если повезет. Потому что многих кидают в могилу без всякой упаковки. И это еще в лучшем случае. Кому-то приходится гнить под солнцем и кормить стервятников, — сказал Джерико. — Вот что такое — доля убитых. Лучше не болтать об этом, чтобы не навлечь беду.

Он выбрался из фургона, где хранился сейф, и увидел хозяина постоялого двора. Тот переминался с ноги на ногу от нетерпения, желая сообщить что-то очень важное.

— Сеньор!

— Что тебе?

— Наши задержали на дороге странного человека! Он везет гроб!

— Гроб? — изумленно переспросил Индус, высунувшись из фургона.

— Ну и что? — усмехнулся Джерико. — В Кальенте привозят и не такой груз. А на гробы тут всегда будет спрос.

— Если бы гроб был пустой! Но там покойник, сеньор! И этот человек говорит, что знает вас! Он издалека стал кричать, чтобы в него не стреляли! Хотя наши сидели в камышах, и их не было видно! Но он знал, что там сидят! Он знает вас, сеньор!

— Он назвался?

— Нет! Он требует, чтобы его пропустили к вам!

— Так-таки и требует? Ну, пойдем, поглядим на гостя.

— Не надо туда ходить, — сказал Индус. — Ты же сам знаешь, на какие трюки способны ищейки. Подослали своего, чтобы проверить — может быть, ты тут прячешься?

— Только придурки прячутся у себя дома, — спокойно ответил Джерико. — А ищейки знают, что я не придурок.

Старый фургон с кособоким дырявым тентом стоял на окраине. Два тощих мула понуро опустили головы, выискивая под ногами сухие травинки. Хозяин фургона сидел на песке, окруженный местными вояками, которые не сводили с него своих дробовиков. Джерико издалека узнал его — и засмеялся.

«Так бывает всегда, — подумал он. — Когда у тебя остается последний сухарь и ты бережешь его, терпишь голод, но бережешь — ты так и будешь обладать всего лишь сухарем. Но стоит его сожрать, и остаться ни с чем — Бог тут же подкинет тебе целую буханку хлеба!»

— Эй, братишка! — крикнул он. — Ты привез?

— Разве я когда-нибудь возвращался с пустыми руками? — ответил Пескарь, вскакивая с земли.

Если бы Джерико отправил Пескаря в ад, тот и оттуда бы вернулся, прихватив котелок с кипящей смолой. У парня был настоящий талант — он мог добыть любую вещь, которая была нужна для дела. Больше всего на свете Пескарь любил лошадей. Он научился их красть раньше, чем ходить. Когда банда готовилась к очередному делу, Пескарь не чистил оружие, не ходил в разведку, да и в ограблениях он никогда не участвовал. Он подбирал лошадей для дела. Но мог найти и все остальное — оружие, одежду, или укрытие, чтобы отсидеться, пока не уляжется шум. Задумав ограбление банка, Джерико сразу же отправил своего снабженца за динамитом. Просто так, на всякий случай. На братьев Родригесов надежды было мало — а оказалось, что и вовсе нельзя надеяться. Взломщик, который вместо утреннего кофе выпивает стакан текилы — это уже не взломщик, и с сейфом ему не справиться. Джерико больше верил в силу взрывчатки. Он часто слышал о том, как лихие ребята вроде братьев Далтонов взрывали сейфы в почтовых вагонах. Если у этих придурков все получается — почему не получится у Джерико? И он отправил Пескаря за динамитом. И вот Пескарь вернулся, и теперь дело сдвинется с мертвой точки. Джерико снова рассмеялся, не скрывая радости.

Он обнял приятеля и сморщил нос:

— Ну и воняешь же ты, братишка!

— Что поделать! Посидишь несколько суток в одном фургоне с мертвецом, и ты завоняешь!

— Кто у тебя там?

— Не знаю. Он торчал у Родригеса, когда там началась заварушка. Схлопотал пулю, загнулся. Ну, а я решил, что от мертвого придурка может быть больше пользы, чем от живого.

— Ты спрятал груз под ним! — догадался Джерико.

— А что оставалось делать? Твой шериф предупредил меня, что на дорогах полно патрулей. Пока доехал, меня раз двадцать останавливали. То рейнджеры, то кавалерия. Но только принюхаются — вмиг отпускают! — Пескарь расхохотался. — У тебя все получилось?

— Конечно. А что там стряслось у Родригесов? — спросил Джерико, продолжая улыбаться, хотя и насторожился.

— Потом расскажу. Давай сначала достанем груз, пока в нем не завелись черви.

Богобоязненные жители Кальенте вскрывали гроб, крестясь и чертыхаясь. Раздувшийся труп вывалили на песок, и динамитные патроны, на которых он покоился так долго, были собраны в мешок. Здесь же, у дороги, принялись рыть могилу. Когда тело будет предано земле, по этому месту прогонят быков, чтобы сровнять холмик. Так в этой тихой деревушке поступали с каждым незваным гостем…

Пескарь долго мылся, истратив целое ведро воды. Всю свою одежду он выбросил и попросил сжечь, однако Джерико знал, что ее не уничтожат. Постирают, высушат на песке — да и продадут кому-нибудь.

— Ну, а теперь рассказывай, — сказал он, когда Пескарь, наконец, уселся за стол с угощением. — Что там было, у Родригесов?

— Честно говоря, я уж и не думал, что выберусь оттуда, — с набитым ртом признался Пескарь. — Ты же слышал про Шона Прайса?

— Конечно.

О Прайсе он знал только то, что этому рейнджеру лучше не попадаться. С ним невозможно договориться. Впрочем, их пути до сих пор не пересекались — рота Прайса стояла в Сан-Антонио, а Джерико проворачивал свои дела подальше от больших городов.

— Все мы о нем слышали, но никто не видел. Потому что тот, кто его увидел, после этого закрывал глаза навек, — важно произнес Пескарь. — Так вот, он был там! А дело было так. Я уже собирался уезжать из таверны, как вдруг там появился парень на аппалузе.

— На аппалузе? — Джерико нахмурился.

— Ну да. Лошадка была точь-в-точь такая же, как моя Пеструшка. Помнишь ее? У меня аж сердце остановилось. Парень был по виду из простаков. Взял я его на мушку и говорю, мол, мистер, давайте поменяемся, вы мне подарите лошадку, а я вам — жизнь. И все вроде бы уже получилось, но тут за ним следом появляется Ангел…

— Что за Ангел?

— Белый арабский жеребец. Красавчик из красавчиков. Племенной. Такой конь — один на весь Техас. И ездит на нем только один всадник. Шон Прайс, вот кто хозяин Ангела. Я его сразу признал. И хотел смыться. Но Прайс уже держал меня под прицелом…. — Пескарь вытер взмокший лоб. — А Родригесы… Они же олухи. Начали бузить. Тогда Прайс и этот парень с аппалузой… В общем, они всех заставили заткнуться. Заперли в сарае и приказали Родригесу, чтобы он нас стерег, пока не приедет шериф. В общем, повезло. Шериф приехал со своими ребятами, без чужаков. Поэтому отпустил меня сразу. И еще дал наколку, где найти динамит. А с покойником — это уже я сам придумал. Здорово вышло, да?