Сармиенто засмеялась.

– Ты собрался плыть с Эрнандо на Веракрус?

– А вы как полагаете, у меня есть выбор?

– Будь там очень осторожен. Мой Ланда такой же де Ланда, как ты – дон Педро де Санчес. Бывший епископ Юкатана никогда не был его родственником, Эрнандо все это выдумал. Он подобрал тебя в море с расчетом, а использовав, попытается прикончить.

– Знаю, сеньорита. Не сомневайтесь, я отлично знаю все.

– Хочешь, я погадаю тебе? Дай-ка мне руку, в этом нет греха.

Баррет, помедлил, потом разжал правый кулак и подвинул раскрытую ладонь к свету.

– Вот она, смотрите как следует, сеньорита.

Сармиенто села ближе и склонилась над огрубевшей ладонью англичанина, длинные серьги в ее ушах едва слышно звенели. С минуту женщина молчала, причудливо водя по линиям острым ногтем, и только потом заговорила низким, певучим голосом:

– Я вижу море и опасность. Ту, к которой ты привык и которая происходит от воды, волн и ветра, стали и чужих раздраженных сердец. Она в прошлом, но появится и в будущем, тем более ты сам стремишься ей навстречу.

– Ну, это полбеды, – засмеялся Баррет.

– Я вижу землю, очень древнюю, волшебный город и древнего, чужого бога, который даст тебе многое, но это будет не совсем то, чего ты ждешь.

Баррет задумался – слова испанки немного смущали, но все равно оставались малопонятными.

Сармиенто крепко задумалась, нахмурила брови-стрелки и повернула ладонь Баррета к свету, неудобно вывернув ему запястье.

– Я вижу огонь, – неуверенно добавила она. – Много огня и очень много людей, монахов, подпоясанных веревками, и господ в роскошных дорогих повозках, взгляды сотен и сотен обращены к тебе. Это честь и слава, но это и огромная опасность, настоящая беда, Питер. Ты еще можешь избежать ее, если только по-настоящему захочешь.

– Это произойдет тут, в Картахене?

Лусия на вопрос не ответила. Ее зрачки расширились до невозможности, затопив радужки чернотой.

– Что ты видишь? – переспросил встревоженный Баррет.

– Я вижу кровь. Кровь на руках и кровь на земле…

– Что с тобой, Сармиенто?!

– Ничего, ничего, просто над патио резвятся духи ночи.

Испанка, кажется, успокоилась, дыхание ее стало реже, зрачки сузились до нормальных размеров.

– Чья была кровь?

– Я не знаю, мое видение словно помутнело. Я вдруг ощутила соленый вкус на языке и горький дым костров, боль ран и восторг победы. Все смешалось, как будто мы стояли на пороге смерти.

– Ты ясно видела мою смерть?

– Нет, думаю, что нет, линия твоей жизни еще не завершилась.

– Что ты видишь теперь?

Сармиенто опустила голову, плечи ее поникли.

– Я вижу реку, которая впадает в море, мутную желтую воду, течение сносит вниз трупы.

Баррет несколько смутился.

– Ах, не горюйте, чудная сеньорита. Война – обычное мужское занятие, она идет долго, а прекращается редко.

– Вижу волны.

– Где?

– Не знаю. Это гигантские валы, они разносят берег и сами разбиваются, ударяясь о него.

– Прибой в жизни моряка – обычная штука. Бывало, у нас на Скаллшорз…

Баррет осекся. Теперь Сармиенто отрешенно смотрела мимо его расслабленной руки на огонек лампы, в радужках ее глаз плавали одинокие искры света.

– У тебя сразу два устремления, Питер, – сказала она просто. – Ты хочешь женщину, которая не хочет тебя, и желаешь денег, чтобы получить то, что получить невозможно.

Баррет ощутил частый пульс у запястья своей зажатой в чужих пальцах ладони.

– Хватит, я вижу, вы устали, сеньорита.

– Немного, да. Гадание, как и колдовство, – трудное занятие. И небезопасное. Когда я была совсем девчонкой, на Гранда Авилии сожгли женщину. Ее звали Карла, и она была ведьма. Хотя некоторые считали, что Карла просто чересчур хороша и очень нравилась мужчинам. Я увязалась на казнь вслед за братом и видела, как ее балахон охватило огнем…

Лусия Сармиенто уже встала и, поправив накидку на точеных плечах, быстро ушла в дом. Одинокая масляная лампа продолжала гореть тусклым светом.

Под окнами дома пел, временами подыгрывая на виоле, курчавый певец-мальчишка. Баррет проснулся от этих протяжных звуков и долго лежал, глядел в белый потолок, пытался понять чужие слова и отделить от шелухи сердцевину песни. Слова оставались чужими и не трогали Баррета. Он ловил только игру виолы. Саммер пела по-другому, но в картахенской музыке было нечто похожее. Ланда вошел без спроса и разогнал тонкое наваждение.

– Странный ты негодяй, – задумчиво заявил Баррет. – Испанец, который прячет пирата, католик, который держит у себя англиканскую библию, к тому же, как мне кажется, измазанную кровью.

– Есть великое объяснение всего.

– Золото? Знаешь, Эрнандо, мне приходилось видеть на Хайроке занятную картинку, не знаю, как она туда попала, если учесть, что гравировали ее наверняка голландцы.

– Что еще за изображение?

– На ней был представлен король испанцев, который облокотился о стол, заваленный золотыми эскудо. Наш английский монарх и Голландские Генеральные штаты тянули сокровище к себе, французы, не скрываясь, хватали золото, а за спиною у всех генуэзцы строили рожи.

Де Ланда от души расхохотался.

– Ты бездельничаешь, Питер, от этого в твою упрямую башку лезут странные мысли. Могу порадовать тебя – корабль ждет. Пусть он идет на Веракрус, мы с тобой найдем способ улизнуть по дороге. Впереди побережье севернее Юкатана и исполнение твоих желаний. Ты ведь не хочешь остаться бедным неудачником, потерявшим свой люггер?

– Поглоти тебя пекло, конечно, не хочу. Нет.

– Тогда смелее, англичанин. Ты ведь все равно не любишь Картахену…

«Святая Маргарита» покинула бухту, проплыв мимо недостроенного укрепления Сан-Фелипе-де-Баррахас, – корабль спешно уходил на Веракрус. Ланда на палубе ничем не выделялся среди других пассажиров – купец, отправившийся по делам. В каюте он разительно менялся и проводил время в подвесной койке, разжевывая индейские листья из своих запасов. Чтобы не видеть его неподвижных глаз, Баррет выходил на палубу, всматривался в бескрайнее море и переменчивое небо – никто не обращал внимания на немного странного чужака.

– Это мой кузен, он немного не того, – поторопился объяснить де Ланда. – Печальные последствия ранения в голову…

Дул благоприятный ветер – как раз такой, какой нужно. Кружка оставалась светлой и обещала безопасность. Побережье Новой Гранады лежало позади, «Святая Маргарита» сильно продвинулась на север, минуя невидимые, затерянные в морском сиянии берега Панамы, и все-таки подавленные опасения не покидали Баррета.

Как-то ближе к полудню Ланда, отряхнув вызванные зельем чары, разложил на дощатом столе свой арсенал – кремневые пистолеты, старый фитильный мушкет, сошку от него, потрепанный мешочек с пулями и перевязь-бандерильеру с натруской, мотком фитиля и патронными гильзами.

– Ты хорошо стреляешь, Питер?

– Да.

– Мне не нравятся такие слишком короткие ответы.

– Да, черт тебя возьми! В последние годы я постоянно практиковался в стрельбе из французского буканьерского ружья. На суше делал это по птицам, а в море – по таким мерзавцам, как ты.

– Отлично, тогда я доволен, – как ни в чем не бывало заявил де Ланда. – Здешние воды не очень спокойны. Как тебе перспектива встретить французских корсаров? Клянусь своим святым покровителем, я бы очень посмеялся, обнаружив тебя убитым.

– В ад первым отправишься ты.

Ланда опять смеялся, но в его смехе, к удовольствию Баррета, заметно сквозила тревога.

– Увидим, увидим… Шло время – ничего не менялось. Пару раз англичанин приметил странствующего альбатроса. Первый раз острый силуэт птицы и ее белое брюхо просто промелькнули над верхушками мачт и двумя ярусами парусов. Второй альбатрос мирно кормился на воде, его черно-белые перья сверкали под солнцем. Стояла жара, и пресная вода казалась горькой, тесная «Святая Маргарита» совсем не походила на галеоны «золотого флота». Каюты тут разделялись простыми деревянными переборками, Баррет заметил, что помпа часто в ходу, очевидно, в трюме держалась слабая течь. За закрытыми портами нижней палубы молчаливо ждали своего часа заряженные орудия.