– И вправду так все плохо?

– Я слышал, что давным-давно наш лорд-протектор предлагал испанскому монарху сделать английскую торговлю свободной, а торговцев неприкосновенными. Их собачий король ответил, что, мол, лучше ослепнет на оба глаза. Сейчас времена изменились, новый губернатор Ямайки послал в испанские владения парочку торговых представителей. Но эти парни не вмешиваются в сомнительные дела. Такова политика. И уж конечно, как Шарп, так и Морган всерьез настроены против пиратов – таких, как ты.

Баррета охватило отчаяние, тем более сильное, что ласковый ветер приятно веял с моря, и поверхность океана, отражая небо, светилась изумрудами и синевой.

– Может, хочешь передать письмо? – сочувственно спросил Хамм. – Так и быть, бумажку я спрячу в укромном месте.

– У тебя найдется, на чем писать, и перо? – Черт возьми, конечно же, нет. – Ну, тогда давай хотя бы нож.

Баррет взял у капитана кортик, отрезал от собственной рубашки манжету французской саржи, подобрал с земли перо чайки, потом острием до крови расцарапал запястье и коряво написал на полотне:

Хамм с очень мрачным видом сунул записку в карман.

– Надеюсь, ты мастер выражаться внятно, и наш риск не пропадет задаром. Пошли отсюда, парни, покуда этого несчастного не застукали в нашей компании. Дождемся вечера в лучшей портовой таверне. Напьемся там как следует. И всем держать языки на привязи! Лично я не собираюсь идти на Пласа Майор и смотреть там на простофилю Хокинса и на их балаган с наказанием.

Баррет повернулся и побрел прочь, машинально направляясь именно туда, куда не хотел идти Лемюэль Хамм, то есть на Пласа Майор. Как только пират оставил порт, толпа сделалась реже, а потом, у самой главной площади, наоборот, сгустилась. Волны выкриков, испанских фраз, смеха и беспорядочного гомона накатывали со всех сторон.

– Что это? – спросил Баррет по-кастильски у маленького разодетого мулата, но тот, испуганно сверкнув яркими белками, юркнул прочь, догоняя полногрудую сеньору с маленькой собачкой на серебряном поводке.

Здание, которое привлекло внимание Баррета, отличалось сдержанной роскошью форм. Окна первого этажа, забранные решетками, украшали розетки.

Двери открылись настежь, пропуская процессию, которая состояла из крупного человека в широкополой шляпе, солдат и раздетого по пояс незнакомого мужчины. Рыжая коротко остриженная голова узника выделялись ярким пятном.

В толпе посмеивались. Баррет без стеснения протолкался вперед, расшвыривая в стороны всех тех, кто ему мешал. Рыжий вертел шеей с затравленным видом. Это был тот самый неосторожный штурман, о котором рассказывал Лемюэль. Штурмана уже взгромоздили задом наперед на ослика, руки ему связали, второй конец веревки сложили петлей и накинули через голову на плечи.

Палач, крупный мужчина в черном, выступил вперед и хлестнул осужденного, масса людей взревела. Из первых рядов зевак градом полетели отбросы – мятые плоды, мусор и щепки. Они падали на шею терпеливого осла, на волосы и спину человека. Баррет напрягся, пытаясь разобрать смысл криков – в них однообразно и настойчиво повторялись одни и те же ругательства.

Рыжий, по спине которого темными струйкам стекала кровь, внезапно обернулся и ловко плюнул испанцам под ноги.

Баррет проталкивался назад. Толпа, окружив площадь, создала свободное пространство позади себя, туда и устремился англичанин. Он шел под жарким небом Картахены, направляясь к дому де Ланды, и не видел ничего перед собой. Желтый в белых проплешинах пес, получив меткий удар ногой, злобно щелкнул слюнявыми клыками и отлетел в сторону. Баррет подошел к двери испанца и постучал в нее кулаком.

– Открывай!

За дверью молчали. В глубине дома слышалась какая-то непонятная возня.

– Я говорю, открывай, мерзавец!

Баррету так и не открыли. Он выбрал пониже расположенное окно без решетки, толкнул кулаком раму – она легко отворилась вовнутрь – и перемахнул через подоконник. В доме было полутемно и сильно пахло сушеной травой. В задних комнатах и впрямь кое-что происходило – оттуда доносились такие звуки, как будто некто колотил вальком мокрое тряпье. В запах травы вплетался аромат горячего воска, видимо, тут недавно опрокинули и потушили свечу.

– Ланда!

Флибустьер отдернул занавеску, впуская в темное пространство приглушенный теплый свет южного вечера. Сармиенто лежала на полу навзничь, прикрывая лицо тонкими пальцами. Ланда пытался ударить ее сапогом в грудь, но, видимо, из-за недостатка света он только что промахнулся. На обнажившихся плечах Лусии наливались пурпуром свежие синяки. Баррет подошел вплотную, поймал испанца за воротник и туго накрутил ткань на кулак, стянув ее вокруг чужой шеи.

– Видно, ты окончательно рехнулся, нажравшись зелья. Я еще припомню тебе и это, и сегодняшнее «развлечение» на Пласа Майор.

Ланда выглядел злым, но уже отчасти успокоился. Кое-какие прыткие искорки в глазах все еще метались.

– Пусти, англичанин, – просипел он полузадушенно. – Я тебе говорю, пусти. Ты не сумеешь мне помешать, я все равно как следует накажу эту потаскуху.

– Может, она и распоследняя шлюха, какая разница? Зато мисс Лус спасла мою руку. Я не потерплю, чтобы ты, взбесясь от жары, чесал кулаки.

Баррет немного ослабил хватку, де Ланда освободился, в нерешительности потирая шею.

– Наверное, следовало бы утопить тебя в море, покуда ты был слабее котенка, теперь ты сделался самостоятельным и слишком быстро поправляешься, Питер. К сожалению, хорошая мысль пришла ко мне слишком поздно. Впредь не смей вставать между мужем и женой.

– Сармиенто тебе не жена.

– Это с вашей, английской точки зрения. В Испании можно легко обойтись без попов, достаточно при двух свидетелях назвать женщину женой.

Сармиенто уже встала и теперь поправляла порванное платье. Она потеряла платок, черные волосы упали на плечи.

– Не обращай на него внимания, Питер, – сказала она. – У Эрнандо от рождения желчь заменяет кровь.

Ланда сжал кулаки, но драку возобновить не решился, он пробормотал что-то вроде «carajo» и поспешно убрался в другую комнату.

Баррет отправился в патио. Солнце стремительно садилось, веяние прохлады сменило жару, длинные глубокие тени от стен падали на булыжник. Англичанин сел на скамью, взял в руки кружку, растерянно повертел ее и отставил прочь – близкая тьма мешала рассмотреть цвет сосуда. Кто-то подошел легкими шагами и неслышно сел рядом в темноте.

– Это вы, сеньорита Лусия?

Мелькнула искра, вспыхнул огонь лампы. Сармиенто уже поправила платье и прикрыла плечи, облик ее изменился, стал замкнутым и не наводил на мысли о беззащитности.

– Спасибо, англичанин, но тебе не следовало к нему прикасаться.

– Я сделал это не из-за вас, а потому что так захотелось.

– Конечно.

– Как все это вышло?

– Ланда странный человек, он мечтатель, злой мистик и верит в демонов индейской земли. Иногда он требует, чтобы я колдовала и гадала для него.

Баррет поежился.

– По правде признаться, мэм, то есть, я хочу сказать, сеньорита Сармиенто, я не хочу иметь дело ни с чем этаким, дьявольским. Как вы лечили меня?

Испанка засмеялась негромко, но Баррет почувствовал, как наливаются краской его щеки – хорошо хоть в сумерках не видно.

– О нет, англичанин, можешь не печалиться о своей темной судьбе. В Новой Гранаде много трав естественного происхождения, индейцы иногда делятся секретами, а у меня достаточно ловкие пальцы, чтобы вытащить осколки кости. Дьявол не покупал у тебя бессмертной души – с каждым новым убийством ты сам по частям даришь эту душу. Просто потому, что не знаешь ее цены.

– Ну, это уже полные глупости, сеньорита. Наш мир устроен просто – убивай или тебя беспощадно убьют. Возьми золото сам или тебя оберут до нитки.