– Согни снова эту трость.
Мария попыталась это сделать, но несмотря на всю прикладываемую силу, трость ни капельки не поддалась. Тогда я тоже схватил ее: это была крепкая, негнущаяся трость, на которую я прежде опирался всем весом своего тела. Погрузившись в собственные мысли, Мария даже не обратила внимание на то, что делали ее руки. Я ничего не сказал, но в голове у меня промелькнула мысль: вероятно, это был поданный назаретянином знак, потому что я усомнился в том, что нога зажила при его помощи. Не знаю, почему так случилось, ведь я, действительно, не нуждался ни в каких знамениях. В мою душу опять вселилась надежда.
Мне даже в голову не пришло, что дерево могло быть согнуто с помощью какого-то колдовства, и я не испытал никакого помутнения разума, как это бывает, когда колдун принимается за свое дело; наоборот, мой разум был совершенно ясен и чист, чувствовал я себя при этом превосходно.
– О Мария, какая ты счастливая женщина! – воскликнул я – Отвергни всякие сомнения: он по-прежнему остался твоим Господом, и когда ты взываешь к нему, он приходит, даже если ты его при этом не видишь. Ты действительно благословенна.
Выходя из дома, мы оба ощущали новый прилив надежды. Магдалина показала мне свой сад и голубятни, рассказала о том, как ловят птиц в долине, и о том, что, будучи еще ребенком, сама взбиралась на высокие кручи, не испытывая ни страха, ни головокружения перед бездонными пропастями.
Мы вошли в ее жилые комнаты, в которых было полным-полно дорогой мебели и пышных ковров, и она рассказала, что со времени своего избавления от демонов, разбила все греческие вазы и скульптуры, потому что закон Израиля воспрещает изображать людей или животных. Затем она перешла к рассказу о том, как Иисус, часто пребывая в размышлениях, брал в руки ветку и принимался что-то рисовать на земле, однако сразу же после этого стирал свои рисунки ногой, и ни ей, ни кому-нибудь другому не удавалось их увидеть. Пока мы осматривали ее просторное жилье, она рассказывала другие забавные истории о назаретянине. Затем приказала слугам накрыть стол, однако отказалась сесть рядом со мной.
– Позволь мне следовать обычаям моей страны и прислуживать тебе за трапезой, – сказала она.
Потом она позвала на помощь Марию из Беерота и приказала ей слить мне на руки воду для омовения, показывая, как следует прислуживать за столом. Она сама налила мне нежного галилейского вина, которое ударяет в голову со скоростью налетевшего ветра. После нескольких соленых и сладких блюд, она подала на стол жареную рыбу, а затем – голубей, приправленных розмариновым соусом, и мне показалось, что никогда в жизни мне еще не приходилось есть чего-то более вкусного.
Когда я наелся, Мария села на корточки у моих ног и, пригласив другую Марию последовать ее примеру, принялась есть сама. Ее лицо освещала прекрасная улыбка, взгляд был умиротворенным. Сквозь пелену опьянения мне казалось, что она была самой красивой и привлекательной в своем краю женщиной. Похоже, Марию из Беерота тоже пленило ее очарование, и она осмелилась заметить:
– О Мария Магдалина, когда ты так улыбаешься, я действительно начинаю верить в то, что сюда приезжают мужчины из Дамаска и Александрии, жаждущие взглянуть на тебя, и что ты построила этот красивый дом и купила превосходную мебель на их деньги. Научи меня, как добиться того, чтобы получать от мужчин столь великолепные подарки?
На лице Магдалины появилась печаль.
– Не спрашивай меня об этом, – тихо произнесла она – Ни одной женщине не дано обучить этому, других; это удается лишь тем, в кого вселился один или несколько демонов. Демон одновременно пожирает и мучает эту женщину, у нее возникает чувство, будто у нее на шее постоянно затянута петля; ее никогда и ничто не удовлетворяет, ничто не приносит ей радости, она ненавидит самое себя еще больше, чем остальных людей и весь мир.
Недоверчиво взглянув на нее, Мария из Беерота потупилась.
– Возможно, ты права, – сказала она – Только я все же предпочла бы демона, чтобы восхищать мужчин.
Мария из Магдалы ударила ее по губам.
– Замолчи, глупая девчонка, ты не понимаешь, что несешь! – в ярости воскликнула она.
Испугавшись, девушка заплакала, а Магдалина, тяжело дыша, принялась обрызгивать все вокруг себя водой, приговаривая:
– Не стану просить у тебя прощения за то, что ударила, потому что сделала это не со зла, а для твоего же блага. Если я скажу столь же неразумные слова, пусть со мной поступят точно так же! Знай же, что демон может заставить тебя жить в гробнице и питаться падалью, и ни одна цепь, ни один даже самый сильный человек не смогут тебя удержать, когда демон начинает овладевать тобой, и трудно сказать, которые из демонов хуже: те, что терзают твое тело, или те, что опустошают душу, до тех пор пока не отнимут ее вовсе. Своими словами ты ранила меня, но я не в обиде, возможно, следовало напомнить мне о прошлом: под моей личиной жил лишь обескровленный скелет, и через меня демоны привели многих людей к погибели. Слова нашей молитвы должны быть следующими: «Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого!», а ты в душе произнесла: «Введи меня в искушение и приведи к лукавому!» Об этом говорят твои глаза, уста и ноги, которыми ты с нетерпением постукиваешь по полу. Неужели ты забыла ту девушку, что в Иерусалиме обещала довольствоваться всю свою жизнь соленой рыбой и ломтем ржаного хлеба, если ей удастся избавиться от бедности! Именно поэтому я поставила тебя на пути этого римлянина, но вместо того чтобы с потупленным взором благодарить его, ты пытаешься поймать его в свои сети!
Напуганная Мария из Беерота, плакала, не смея поднять на меня глаз. В душе я испытывал жалость к ней. Но Магдалина продолжала с насупленными бровями:
– Подумай, чего ты хочешь достичь в жизни. Реши, чего ты хочешь: искушения, греха и злобы, которые приведут тебя к погибели, или же тебя устроит простая жизнь?
Девушка подняла голову.
– Я уже говорила, что желаю получить прощение за свои грехи, очиститься, чтобы снова стать девственницей, – поспешила ответить она, – И не заставляй меня рассказывать о том, что я хотела бы получить после этого. Но разве мое желание не могло бы исполниться, если бы я стала страстно молиться?
– Я понимаю тебя лучше, чем тебе кажется, и могу прочесть все твои наивные мысли. Прислушайся же к тому, что я тебе скажу, потому что мой опыт больше твоего: сними эти разноцветные одежды и украшения и побудь пока у меня. Я требую этого от тебя ради твоего же блага. Я научу тебя ловить голубей, и из твоей головы исчезнут дурные мысли. И если Иисус из Назарета явится мне, возможно, тогда он сжалится и над тобой.
Однако юная Мария разрыдалась горькими слезами и воскликнула, упав к моим ногам:
– Это то, чего я боялась! Не оставляй меня в руках этой женщины! Она превратит меня в свою служанку или продаст, как рабыню! О ней ходят ужасные слухи – я знаю, что говорю!
Тогда Мария из Магдалы, покачав головой, прибавила:
– Если бы у тебя было побольше опыта, ты бы поняла, что тебе на какое-то время нужно расстаться с Марком, иначе ты надоешь римлянину, и он может вовсе бросить тебя. И потом: откуда тебе известно, что поживя со мной, ты не научишься быть более привлекательной в его глазах?
Понимая, что Мария прикладывала все усилия, чтобы избавить меня от обузы, я издал вздох облегчения. Вцепившись в колени моих ног, девушка обильно орошала слезами полы моего плаща, однако постепенно она успокоилась, смирившись с судьбой. Тогда Мария приказала ей пойти умыться и переодеться.
– Я в ответственности за это дитя, – сказала она, когда та вышла – Она еще настолько молода, что ее душа одинаково открыта как для добра, так и для зла, а перебороть подобное искушение не под силу даже взрослому мужчине, и то, что ты устоял, говорит в твою пользу. В своей простоте она совершенный ребенок, и тебе, вместо того чтобы оскорблять ее, лучше было бы повесить на шею мельничный жернов и утопиться в море.